Серж Арденн - Герцог Бекингем
– Что, что с тобой Тибо?! Где Крюк?!
– Потом, всё потом! Бежим к лодке.
Лишь добравшись до челнока, что скользнул меж утопающих во мраке опор моста Менял, шлепая парой весел о водную гладь, Тибо лишился чувств. Он лежал на дне лодки, накрытый плащом Г аспара, в то время как его верный товарищ, миновав неясные очертания Сите, провел лодку под опорами Нового моста, взяв курс на Нельскую башню. Страх, горечь и холодные капли дождя, подгоняли, заставляя гребца изо всех сил налечь на весла, вынуждая лодку не замедлять ход, пока днище челнока не коснулось песчаного берега под мостом, что переброшен над крепостным каналом от Нельских ворот. Выбравшись из лодки, они взобрались на крутой берег, углубившись в темные улицы Сен-Жерменского предместья. И лишь оказавшись в безопасности, Гаспар решился перевести дух, усадив измученного, едва живого Ловкача на каменную тубу.
– Куда ты меня ведешь?
Прохрипел Тибо, прижимая к простреленной груди пропитанный кровью лоскут материи. Гаспар, тревожно озираясь, подмигнув раненному, ответил:
– Есть одно местечко, тихое, спокойное, там, будь уверен, никто не найдет.
– Место верное, там безопасно?
– Вернее не бывает, как в Раю.
Он подхватил истекающего кровью товарища, покорно следовавшего за анжуйцем, по хорошо знакомому тому маршруту. Дождь не ослабевал. Вспышки молний, время от времени, озаряли двух измученных, промокших до нитки людей, будто предоставляя возможность наблюдать с небес, кому-то невидимому и могущественному, одному лишь способному вершить их судьбы. Того единственного, кто, очевидно, решил, во что бы то ни стало заставить сих бедолаг, испить до конца чашу, обрушившихся на них страданий. И вот, наконец, путники достигли цели, добравшись до небольшого домика, поднявшись по ступеням к столь желанной двери. Гаспар просто напросто втащил, лишенного сил Тибо в комнату, уложив на кровать. В это миг Ловкач, вряд ли в нынешнем положении соответствовавший своему прозвищу, лишился чувств. В темноте, заботливо стянув с раненного мокрую, пропитанную кровью одежду, анжуец, укрыл его одеялом. После этого он зажег огарок, вставленный в небольшой медный подсвечник, и, набив рот хлебом, краюху которого нашел тут же, на столе, принялся тщательно пережевывать его, вглядываясь в темные углы комнаты. Свет свечи, позволил Гаспару отыскать и собрать тонкие нити паутины, которые вслед за хлебом он запихнул в рот. Достав из комода чистую рубаху, он разорвал её на лоскуты и ленты, чем остался, вполне доволен. Наконец на кусочке ткани, полученном вследствие расправы с рубашкой, появился мякиш – смесь хлеба и паутины, что в виде компресса, укрыло рану бедного Тибо.
– Где я?
Прошептал пришедший в этот миг в себя раненный.
– Не стоит беспокоиться, ты в надежном месте, и сможешь отлежаться здесь несколько дней. А завтра, я найду лекаря, для тебя.
Но Тибо уже не слышал товарища, он вновь лишился чувств. Гаспар перевязал рану, заботливо укрыв прибывавшего в бессознание друга. Связав в узел окровавленную одежду, он, прихватив лахмотья с собой, вышел на улицу, и едва волоча ноги, направился в сторону улицы Малых Августинцев.
****
Мушкетеры, оставив гостеприимные стены «Сосновой шишки» оказались в кромешной мгле под проливным дождем. Непогода разыгралась не на шутку, время от времени раздавались раскаты грома, способные, казалось, расколоть землю, сопровождаемые вспышками молний. Укутавшись в плащи, нахлобучив на головы капюшоны, четверо друзей взгромоздились на коней и направились к воротам Сен-Жак. В ночное время ворота королевской столицы были заперты и находились под охраной городской стражи, поэтому, чтобы въехать или выехать за стены города, требовалось письменное разрешение, одноразовое или пропуск, действовавший на протяжении некоторого времени. Как в одном, так и в другом случае, бумага должна была быть подписана одним из людей имеющим право на подобную привилегию. У четырех друзей, имелись бумаги, подписанные деТревилем, гарантирующие проезд, в любое время суток, через пять, из шестнадцати парижских ворот: Сен-Мартен, Сен-Дени, Сен-Оноре, Сен-Антуан -на правом берегу, и Сен-Жак на левом. Именно через эти, названные последними, ворота, этой ночью, покинули город друзья-мушкетеры, так как только сей проезд давал возможность попасть им домой, в предместье Сен-Жермен.
Миновав мрачную арку брамы, друзья направили скакунов, вдоль рва наполненного водой, что тянулся у крепостных стен города.
– Ну и погодка, господа! Этот чертов дождь, наводит на меня скуку и заставляет биться в ознобе.
– Мне кажется, я могу помочь вам, милый Портос. Господа, я предлагаю отправиться на улицу Могильщиков, где в комнате, которую я арендую у метра Бонасье, нас ждет дюжина бутылок прекрасного бордо, из которого я приготовлю согревающий кровь глинтвейн.
– Что я более всего ценю в вас д'Артаньян, так это чувство готовности, всегда прийти на выручку другу.
Великан рассмеялся так, что любая хандра возымевшая непредусмотрительность поселиться в этой неунывающей душе, вынуждена была бы тут же убраться восвояси, в поисках нового пристанища, для своей гнусной персоны. Гасконец вопросительно взглянул на Атоса и Арамиса. Граф подмигнул гасконцу, что говорило само за себя. Что до утонченного шевалье, то он с ангельской улыбкой, вздернув брови, наклонил голову, что обозначало скорее «да», чем «нет».
Мушкетеры свернули на Вожирар, под ливнем, который, казалось, никогда не закончится. Арамис, не переносивший грубовато-пошлого юмора Портоса, как только великан, оживившийся в предчувствии пирушки, разразился новой вздорной историей, дал шпоры своему коню, оторвавшись от товарищей, лишь бросив на ходу, когда они поравнялись с воротами Люксембургского дворца.
– Потише, милейший Портос, не то разбудите королеву Мать.7
Он ехал впереди, в гордом одиночестве, оставив на обозрение утопавшему в восторженных восклицаниях Портосу, как и дву другим спутникам, блестящий от влаги круп своего скакуна. Невзирая на попытку уязвить балагура шуткой, набожному Арамису было не до острот. Он крестился при каждом раскате грома, бормоча под нос молитвы, с тревогой вглядываясь в зловещий и безлюдный лабиринт улицы. Прибыв на место, где улица Могильщиков встречается с улицей Вожирар, послышался очередной сильный удар грома, и всё вокруг, на миг, при вспышке молнии, обрело ясные очертания. Арамис остановил коня, будто перед ним возник дьявол, и, привстав в стременах, завопил:
– Вон, вон, смотрите! Вы видели?! Вон там, там! Это сатана, клянусь! Это дьявол, превратившийся в карлика горбуна!
Глаза бедного Арамиса, свято верившего в Божье провидение, а значит и в нечистую силу, расширились до невероятных размеров. Сего обычно спокойного и рассудительного человека, было просто не узнать. Он тыкал пальцем во тьму, где почти растворились во мраке очертания монастыря кармелиток, испуганно озираясь на поравнявшихся с ним товарищей. Пожалуй, впервые увидев друга в столь сильном возбуждении, Атос, взглянул на него, улыбнулся, вкрадчиво поинтересовавшись.
– Да, что с вами, милый друг? Здесь никого нет, вам почудилось. Посудите сами, кому придет в голову шататься по ночам, да ещё в такую непогоду?! Дьяволу, ведь тоже неохота мокнуть, даже если он принял облик горбуна.
– Э-э-э, не скажите, любезный граф, у нас в Лангедоке, горбун действительно прообраз дьявола. А те, кто встретит его, поберегись!
– Ну, знаете ли, Арамис, у нас в Гаскони совсем наоборот. Увидеть горбуна к удаче, а чтобы было счастье, нужно непременно дотронуться до его горба.
Как смог, попытался утешить товарища д'Артаньян. Услышав восклицания Арамиса, Портосу, отчего-то стало не по себе. Он тут же вспомнил поездку в Шинон, мрачный подвал и гнусный разговор с мерзким карликом-горбуном. Лицо его исказила гримаса, которую заметь кто-либо из друзей, тут же заподозрил бы неладное. Его губы исказила жестокая гримаса, и беззвучный шепот вырвался из уст: «Карлик-горбун на улице Шкатулки, говорите? Думается мне этой ночью, господа, у нас будет на одного врага меньше»
Но капюшон, стена ливня, непроглядная тьма, сделали свое дело, не позволив разоблачить великана. Совладав с собой, Портос не нашел ничего лучшего как рассмеяться. Гогот товарища заставил поморщится недовольного Арамиса.
– К дьяволу предрассудки Арамис, пусть даже всё чертово воинство выйдет навстречу, меня не удержать, если где-то за столом ждет дюжина бутылок доброго вина и баранья нога!
Он вновь разразился хохотом.
– Едемте господа, заодно проверим, где приметы, вернее, в Гаскони или Лангедоке!
Как вы догадались, карлик-горбун вовсе не почудился Арамису, тем более не оказался случайно на углу улицы Вожирар и Шкатулки. Сие маленькое воинство, состоящее из главаря Кокоша, и ещё из четверых головорезов, любезно отпущенных из-под стражи Портосом, наделенного в Шиноне особыми полномочиями, оказалось здесь, чтобы исполнить приказ великана, унеся жизнь господина де Ро.
