Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король
- Не много ли берет на себя тестюшка мой? - молвил он холодно. Чурыня взглянул ему в лицо и невольно отпрянул. Роман сейчас был страшен - глаза метали молнии, резче стали скулы, горбатый нос ястребиным клювом нависал над сжатыми в ниточку побелевшими губами, на щеке дрожала жилка.
- Рюрик - великий князь…
- Всеволод - великий князь! - оборвал Роман.
- Всеволоду про твоё самоуправство ведомо, - ответил Чурыня. - Скачут по дорогам гонцы, везут во Владимир-Залесский вести. А тебе - слово князя Рюрика. Берегись, Роман. Все худые дела твои в Киеве ведомы и несть тебе прощения. А за то, что порушил ты клятвы верности и отрекаешься от великого князя и службы ему, за то ныне аз обличаю тебя, аки клятвопреступника, и бесчестье тебе за то!
Даже не взглянув на Романа, Чурыня повернулся и решительным шагом направился прочь.
У самого порога, уже когда толкнул он ладонью дверь, догнал его хриплый рёв. Вздрогнул боярин, невольно обернулся - не помня себя от гнева, Роман вскочил со стола. Проклятый язык снова отказывался ему повиноваться, и он лишь заикался и скрежетал зубами.
- В… в-в… В-вон! - наконец крикнул он, топнув ногой. - П-п-п… П-псы! П-поганые!.. Люди! Взять! В поруб! Я им… я покажу! Я…
- Бесчестишь себя, княже, - покачал головой боярин. - Худо тебе будет!
- Пёс! - Роман сорвался на визг.
Прибежала стража. Послов окружили, подталкивая древками копий, повели прочь. А Роман, оставшись один, подхватил с пола грамоты и в гневе порвал их на мелкие клочки.
* * *
Вечером он долго сидел один, затворившись, не желая никого видеть. Отроки ходили на цыпочках, холопы старались не попадаться на глаза. Но, перебушевав, Роман сделался тих и задумчив. Крики криками, а дело оборачивалось нешуточное. Долго был он вассалом Рюрика, ходил в его руке, во всём слушался и почитал вместо отца. По первому слову должен был встать за него в войне, на княжеских снемах отстаивал его замыслы. Не он один - таким же вассалом, только у Всеволода Юрьевича, был ныне Владимир галицкий. Вассалами своих дядьёв были их сыновцы, дети рано умерших братьев, и мелкие удельные князья, искавшие сильной руки для защиты своих земель от соседей. У самого Романа были такие - Ингварь и Изяслав луцкие, Мстислав пересопницкий да двое недавно осиротевших сыновцев, дети Всеволода Мстиславича. Как он в руке Рюрика - так они ходили в руке Романа. Что будет с ними, когда он потеряет власть на Волыни? Не придётся ли ему скитаться по Руси и кончить жизнь в чужом краю, как умерли до него Иван Берладник, Юрий, сын Андрея Боголюбского, и Святополк Окаянный? А Ольговичи далеко. Послать им гонца? Не поспеет гонец. Да и не время сейчас поднимать полки - кончается лето, поспевают хлеба и смердов никак нельзя отрывать от полей. Не пойдут Ольговичи.
Уронив голову на руки, долго сидел Роман у стола. А очнулся, когда лёгкая рука легла ему на волосы.
Он встрепенулся - Предслава. В одной сорочке, простоволосая, княгиня тихо присела рядом на скамью, погладила князя по плечу.
- Тяжко тебе, ведаю, - прошептала она ласково. - А ты Бога-то пуще не гневи, батюшкиных послов из поруба выпусти, за стол усади да угости на славу. Молви, что не со зла то сделал. Авось батюшка и не шибко осерчает.
- Куда уж не шибко, - отстранившись и уставясь невидящим взглядом на пламя свечи, произнёс Роман, - воротил он мои крестные грамоты. Отрёкся от меня. Войной идёт…
- Не может того быть! - испугалась Предслава, прильнула к мужнину плечу. - Не верю! Сгоряча батюшка! Припугнуть тя хотел, чтоб отступился ты от Ольговичей!.. Вот погодь, - привстала она, - я человека верного пошлю в Киев. Есть у меня такой, волком поскачет, где надо - змеёй проползёт. Пошлю батюшке грамотку - что-то он мне ответит…
- Нет! - Развернувшись, Роман поймал руку жены, стиснул запястье так, что у неё навернулись на глаза слёзы. - И думать о том не моги! Грамоты порваны и сожжены! Унижаться перед Рюриком я не стану и чтобы меня унижали - не позволю! Хочет ратиться - будет ему рать!
- Окстись! - вскрикнула Предслава. - Чего ты молвишь-то? Аль злоба совсем глаза выела? Ратиться он будет! С кем? Не со всей ли Русью? А силёнок хватит? О себе не думаешь, так о дочерях подумай! Изгонят тебя из Волыни - куда нам податься? Наплодишь ворогов…
- Ольговичи…
- Да твои Ольговичи тебя первыми и продадут! - уже не таясь, закричала Предслава. - Что я - не ведаю? Они со Всеволодом стакнулись. Не до того им - Новгород Великий делят! Не станут они воевать, коли батюшка Всеволода на подмогу кликнет! Так и раздавят тебя, как курёнка! Попомни мои слова! Не пришлось бы по миру идти! Князю-то! Честь свою пятнаешь!
- С-сука! - взревел Роман, выворачивая запястье Предславе так, что она вскрикнула, и отшвырнул её прочь. - Сука! Против меня пошла?
- Остановись, Роман! После кровавыми слезами заплачешь! Роман!
Испуганно вскрикнув, Предслава шмыгнула прочь - схватив поставец, Роман замахнулся на жену. Свечи выпали, погаснув. В горницу пала темнота, и в этой тьме, прежде чем захлопнуть дверь, княгине почудилось, что тень князя исказилась, словно нечистый, попутавший Романа, на миг вырвался из его души наружу.
Не помня себя, Предслава кинулась в свои покои, рухнула перед образами на колени и прыгающими губами зашептала молитву, прося Богородицу о защите.
4
Не помогла Богородица, отвернулась Пречистая Божья Матерь от непутёвого князя - несколько дней миновало, и вот уже провожала Предслава мужа с высокого крыльца в дальнюю дорогу.
Смутно те дни было у Романа на душе. Не находил он себе места, лишился сна и покоя. Как ни таился, а проведал Рюрик Вышлобый о его замыслах. Ольговичи когда ещё соберутся в поход, а ему киевский князь грозится уже сейчас. Подмоги ждать неоткуда, если не из Польши.
Год назад скончался остаревший Казимир, князь малопольский, оставил сиротами двух малолетних сыновей. Опустел стол в Кракове, и тотчас примчался издалека последний Болеславич - Мечислав Старый. Потеряв за прошедшие годы двоих сыновей, он не растерял решительности и силы. Много было у Мешка войска, многие паны встали на его сторону, не все остались верны Казимировичам.
Год назад, по смерти Казимира, пересылалась его вдова Елена Ростиславовна с могущественным родичем. Не к братьям, Рюрику и Давиду, не к Всеволоду Большое Гнездо - к Роману Мстиславичу на Волынь летели её грамотки. Просила княгиня стать защитником и опекуном её малолетним сыновьям. Роман тогда ответил согласием - были в Польше у него друзья и приятели, много лет провёл он сам в Кракове, Сандомире и Познани, не раз помогали ляхи его отцу и ему самому. Отчего же не помочь родственникам? Но сейчас выходило так, что ему первому понадобилась подмога.
Он уже сидел на коне, на конях были его бояре и воеводы, садилась на коней дружина, обозные готовились выводить подводы, где были свалены брони, щиты, сулицы и дорожный припас. Обоз был небольшой - не на войну, в гости - просить ратную помощь отправлялся Роман.
Предслава смотрела на него с крыльца, кусая губы. Роман уже, перекрестившись, поднял руку, давая знак, как вдруг, не выдержав, княгиня сорвалась с места.
- Романе!
Не боясь конских копыт, бросилась с крыльца на запруженный верховыми двор, бегом ринулась к серому в яблоках княжескому жеребцу, догнав, вцепилась в стремя.
- Ой, да куда же ты отлетаешь, сокол ты моя ясный! - заголосила она на весь двор. - Ой, да на кого ж ты меня покидаешь? Да куда ж уходишь, солнце моё? На что кидаешь родимую сторону, отлетаешь на чужбинушку? Ждут тебя там стрелы калёные, точат на тебя мечи булатные, вострят копья на тело твоё белое! Ой, да потеряешь ты свою буйную головушку да в чистом поле под ракитовым кустиком! Некому будет оплакать твои белы косточки, вымоют их дожди частые, высушат ветра лютые…
Онемевший сперва - ведь молчала, как рыба, и вчера, и сегодня утром, слова не молвила, прощался, как с ледяной глыбой! - Роман с удивлением смотрел на жену и не сразу, опомнившись, отдёрнул ногу:
- Что такое ты лопочешь? Почто прежде времени хоронишь?
- Ой, не езди, Романе, не спеши в чужую сторону! -навзрыд плакала Предслава. - Ждёт там тебя горе-горькое, ждёт меня беда-кручина! Ой, не сносить тебе буйной головы!
- Будя каркать-то! В терем иди! Неча тут…
- Романе! - не своим голосом завопила княгиня.
- Эй, люди! - Потеряв терпение, Роман привстал на стременах. - Возьмите княгиню! Обеспамятовала она!
Сам он еле сдерживался, чтобы не ожечь жену плетью. Наедине, может, и не сдержался, но сейчас, когда мыслями он уже был в дальней дороге, негоже было тратить силы.
Подлетели мамки, подхватили Предславу под руки. Она билась и кричала, едва не расцарапывая себе лицо, как бесноватая.
