Анн Бренон - Нераскаявшаяся
— Аструга! — воскликнула Гильельма и бросилась к ней.
Да, это была Аструга, жена Гийома Фалькета. Она задыхалась, ее волосы выбились из–под капюшона, глаза покраснели, лицо вытянулось. Гильельма едва узнала в ней маленькую, смуглую, аккуратную женщину, пухленькую и веселую, которую она недавно видела в доме Бараньоны, в Сен — Сюльпис. Аструга припала к плечу Гильельмы и зарыдала. Гийом Белибаст встал, чтобы с достоинством принять ужасную весть, которую она принесла.
— Гийом, мой муж, арестован, — сказала она слабым, прерывающимся голосом.
Рано утром, когда вернулись Бернат и Фелип, давший таки утешение умирающему в Мезен, они застали сонную Гильельму, прикорнувшую на лавке у очага. Сначала они ничего не могли понять из ее объяснений. Она уложила Астругу спать в свою кровать. Та, измученная тяжелым и долгим путешествием, сразу же впала в глубокий сон. Но что делать Аструге в Рабастен? Понемногу Гильельма приводила свои мысли в порядок. Она не легла спать вместе с Астругой, ей хотелось дождаться Берната, предупредить его, разделить с ним свою тоску, послушать, что он скажет по этому поводу, и что скажет добрый человек Фелип. Тут же появился и Гийом Белибаст. Спустившись по лестнице с солье, он присоединился к этой группе людей, причитающих и плачущих, таких одиноких в сером свете зари. Все они расселись по лавкам. Им нужно было подумать, что делать с этой свалившейся на них ужасной реальностью.
Гийом Фалькет вернулся из Ломбардии в июне. Один. Трое добрых людей остались там, согласно правилам святой Церкви. Двое из них, Понс из Акса, сын доброй Себелии Бэйль, и Понс из Авиньонет, должны были пройти повторное крещение. Сопровождавший их Пейре — Раймонд де Сен — Папуль остался присматривать за ними. Таким образом, проводник Гийом Фалькет вернулся один. И сразу же вновь отправился служить Церкви всеми силами. Он регулярно навещал Астругу и своих двух детей, но никогда не оставался с ними надолго. Еще весной Аструга покинула Верльяк на Теску, так же как и Сердана Бернье, чтобы поселиться в пристройке одного из каммас, хуторов в Сен — Сюльпис. Три или четыре дня назад, вечером, муж, как всегда, навестил ее. На следующий вечер он должен был уходить. Гийом сказал Аструге, что ему надо пойти в Верфей, найти доброго христианина Пейре де Ла Гарде, чтобы вместе с ним идти к умирающей. Больше он не вернулся. На следующее утро, один растерянный и перепуганный верующий прибежал предупредить Астругу. Гийома заманили в ловушку. В доме фальшивой умирающей притаились стражники Инквизиции. Гийома тут же схватили, как только он постучал в двери. Пейре Санс, ждавший его в отдалении, тут же растворился в ночной тьме. Много людей видели днем, как Гийом Фалькет со связанными руками и распухшим лицом, шел, привязанный к лошади за отрядом солдат, двигавшихся в сторону Тулузы.
Аструга оставила детей, мальчика и девочку, на попечении Бернарды Райне в Сен — Сюльпис и поспешила в Рабастен, где, как ей было известно, жили Гильельма и Бернат Белибасты, называемые Видаль, а также Думенк и Кастелляна Дюран. Именно там, она знала, можно было найти кого–нибудь из добрых людей, Фелипа де Кустаусса или Пейре де Ла Гарде, и просить у них помощи и совета.
Теперь Аструга тоже спустилась вниз… Усталая и убитая горем, с помятым лицом, она села рядом со своими друзьями, которые принялись наперебой давать ей советы.
— Тебе нужно как можно быстрее перебраться в другое место, — коротко сказал Бернат. — Твой муж ничего не скажет о тебе инквизитору, он будет защищать тебя до конца, будь уверена. Но мы не знаем, может, предатели приготовили еще какую–нибудь ловушку. Возможно, последуют другие доносы, в том числе и на тебя. Нужно, чтобы ты была вне их досягаемости. Мы займемся этим.
— Гийом Фалькет — преданный верующий и тверд в своей вере, — добавил добрый человек Фелип де Кустаусса. — Мы абсолютно уверены, что он не скажет ничего такого, что могло бы принести вред его родным или Церкви. Что же до него самого, то он постарается признать как можно меньше, он будет упрямо молчать. Я бьюсь об заклад, что Бернард Ги немногого добьется во время его процесса. Но клещи Инквизиции сжимаются, дознания становятся все настойчивее. Бернард Ги очень тщательно просматривает свои досье: многие люди, попавшие под облаву в 1305 году в Тулузском епископстве, например, в Ла Гарде де Верфей, в Борне или Верльяке, снова принуждены давать показания. Они сидят в одиночных камерах и их допрашивают со знанием дела. Начиная с этой весны, по нашим деревням все новых свидетелей вызывают в суд, как это было с бедной Бараньоной. И, возможно, будет еще хуже. Ходят слухи, что инквизитор Тулузы собирается скоординировать свои злодеяния с коллегой из Каркассона. Он потребовал передать в распоряжение своего трибунала, в Тулузу, людей из Лаурагэ и, особенно из Верден, где в 1305 году Жоффре д’Абли проводил зачистку и потом держал арестованных в тайных застенках Каркассона, чтобы предъявить им еще худшие обвинения.
— Как это возможно? — прервал его Гийом Белибаст… — Верден — Лаурагэ находится в епископстве де Сен — Папуль и зависит от инквизитора Каркассона…
— Это не так просто, — ответил добрый человек. — Говорят, что епископ де Сен — Папуль поклялся всеми силами помогать Инквизиции! И облавы 1305 года уже проводились совместно инквизиторами Каркассона и Тулузы, которые нанесли удары одновременно, используя каждый свою юрисдикцию. Этот Бернард Ги — настоящий хитрый лис в вопросах дознания — сразу же понял, что здесь, в этой земле, есть одна и та же сеть верующих, которые нас принимают и приходят к нам, и что верующие из Лаурагэ, которые предстанут перед ним, могут дать сведения о тех, кто живет на границах Теску, и о наших действиях в той местности, где он хозяин, в Тулузэ… Он также понял, что для нас все эти административные границы, которыми разделены епископства, не значат ничего. Мы, Бедняки Христовы, непрестанно гонимы из города в город, из одной епархии в другую. А в этом конкретном случае меня тревожит то, что среди несчастных верующих из Верден, которых должны перевести в Тулузу — мать Гийома, Раймонда Фалькет, ткачиха. Без сомнения, инквизитор не упустит возможности свести Гийома и его мать на очной ставке и сравнить их показания. На мать и сына могут оказать невыносимое давление… — молодой монах задумался, потом ласково и ободряюще взглянул на Астругу. — Но, в конце концов, — подвел он итог, — о нем самом не стоит сильно тревожиться. Ведь Гийом впервые предстанет перед инквизитором, его никогда раньше не вызывали в суд, он никогда ни в чем не признавался, ни в Каркассоне, ни в Тулузе. Потому, даже если его мать и скажет что–нибудь, что может его скомпрометировать, это только обяжет его признать некоторые факты. Его наказание не должно быть очень тяжелым, и, скорее всего, его осудят на Мур. По крайней мере, это не костер за вторичное впадение в ересь… Пока что ничего непоправимого. Будь мужественна.
— Мур, они упрячут его там навсегда! — зарыдала Аструга. — Я больше никогда его не увижу… А кроме того, чего только не придумает этот инквизитор, чтобы заставить его говорить?
Все опустили головы… Они знали, какие ужасные способы, какое давление, запугивание, угрозы и даже физическое насилие может использовать Инквизиция, чтобы развязать языки, заставить упрямцев признаться или выдать кого–нибудь. Некоторые узники, кому удалось чудом бежать из Мура, рассказывали об этом. Это отвратительно, что такие католические, римские и апостольские Братья–проповедники применяли методы давления, которые для нормального человека выглядели не очень то по–апостольски и совсем уж не по–христиански. Не говоря уже об их приговорах, которые, как топор, обрушивали на нагих и босых заключенных всю непреклонную мощь юридической машины и вызывали ужас своей жестокостью, расправляясь с бедными людьми, как с еретической заразой. Однако, некоторым удалось–таки бежать из застенков, и они, сломленные страхом, в смятении рассказывали о холоде, голоде, отчаянии, страданиях, о зверствах охранников и вероломстве судей, о том, как людей бьют, пытают на «кобыле» и бичуют, привязав к «козлам».
— Это Церковь, которая сдирает шкуру! — воскликнула Гильельма, и на глазах ее показались слезы.
— Как они смеют претендовать на то, чтобы называться Церковью Христовой? — кротко спросил добрый человек? — Христос и апостолы Его, никто из них, никогда не судили, никого и никогда не осуждали на смерть. Наоборот, Господь Наш сказал в Своем Евангелии: не убий, не судите. И Он сказал также: возлюби врагов своих.
Гийом Белибаст склонил голову. Он убийца. А истинная Церковь Божья, которая гонима и прощает, не судит и не осуждает. Это он сам осудил себя в сердце своем.
ГЛАВА 38
ДЕКАБРЬ 1307 ГОДА
