Джим Бишоп - Голгофа - Последний день Иисуса Христа
Терновый венец надели на голову Иисуса, и солдаты отступили на шаг, чтобы посмотреть, как Он выглядит. В руки Христа сунули тростниковый "скипетр". Солдаты, потешаясь, опустились перед Ним на одно колено и, склонив головы, воскликнули: "Да здравствует царь Иудейский!" Они оказывали Ему насмешливые почести, а затем подходили и плевали в лицо. Многие ударяли Его по лицу, но Он все переносил молча.
Одному из мучителей показалось, что в этой игре более почестей, нежели наказания, и выхватив тяжелую трость у Иисуса, он со всей силы ударил Его. Священники, наблюдавшие все со стороны, ждали конца этих развлечений, ибо солнце неумолимо поднималось к зениту. А некоторым происходящее уже казалось отвратительным.
Но вот солдатам тоже надоело. Они помогли Иисусу встать и обернули Его бедра повязкой. Этим Ему дали понять, что они считаются в необычайной скромностью иудеев и проявляют присущую римлянам терпимость к подобным мелочам. Иисус за все это время не проронил ни слова. Очевидно, испытав такие пытки и мучения, Он был в состоянии шока.
11 часов
Толпа у ворот Антонии поредела. Даже для наймитов храма этот день был слишком свят и прекрасен, чтобы проводить его столь убого. Ожидание наскучило им, к тому же у них были неотложные дела в храме. Убийца Варрава удалился вместе с торжествующими дружками. А священники стояли перед аркой. Высокие колпаки, торжественные одеяния, сложенные впереди руки - зрелище было внушительным.
Они шепотом переговаривались, будучи уверенными, что когда Пилат закончит бичевание, он сообщит им, что этого наказания было вполне достаточно. Несомненно, он попытается освободить Иисуса под предлогом, что Тот был уже полумертвым. Каиафа не мог избавиться от подобных подозрений. Он недоумевал, почему прокуратор никак не может понять, что пока Иисус жив, Он будет опасной угрозой и светской и религиозной власти.
Людей у арки было еще достаточно много, чтобы поднять шум, к тому же их подговорили требовать крови Иисуса независимо от того, что скажет Пилат. В толпе уже готовились к этому, когда в сопровождении Абенадара и отряда легионеров на ступенях в третий раз появился Пилат. Приглушенный шум в толпе тотчас прекратился.
Прокуратор, как и раньше, сел в кресло. В этот раз он проявлял явные признаки беспокойства. Он гневно посмотрел на толпу, и, подняв правую руку, сказал: "Послушайте! Вот я Его привел к вам и вы должны понять, что я не нахожу за Ним никакой вины".
Послышался недовольный ропот толпы. Каиафа испытующе глядел на своего противника, зная, что его поражение уже близко. Еще один взрыв негодования толпы, и Пилат покинет поле боя побежденным. Он взглянул через Лифостротон и увидел солдат, ведущих Иисуса. Пленника не было видно, ибо Его заслоняли солдаты, но медленное продвижение шествия говорило о Его состоянии.
Когда отряд поравнялся с прокуратором, солдаты удалились, остались лишь двое, поддерживающие Иисуса, чтобы Он мог стоять.
У толпы перехватило дыхание от того, что они увидели. Волосы под терновым венцом были мокры и потеряли цвет. Черты лица были почти неузнаваемы от ссадин. Одежда под багряницей была в пятнах крови. Пленник медленно клонился назад, и солдатам пришлось стать плотнее, чтобы удержать Его на ногах.
Пилат взглянул на Осужденного, а затем на толпу и увидел естественную человеческую жалость к страждущему. В глазах многих людей отражался ужас, и некоторые отвели взгляд. Римлянин решил воспользоваться этой жалостью и смятением людей. Он встал, подошел к Иисусу и взял Его за руку. А затем поднял руку и крикнул толпе: "Взгляните на этого Человека!"
Священники вместе с толпой закричали: "На крест! Распни Его!"
Пилат опустил руку Иисуса в отчаянии. Он не мог поверить, что под руководством Каиафы толпа может быть столь бессердечной при виде того, что сталось с этим Человеком.
Пилат нервничал, он не мог понять, отчего он предчувствовал недоброе. Неужели им не ясно, что одним щелчком пальца он мог отпустить Пленника на все четыре стороны в любой момент? Почему же они настаивают на распятии при всей очевидности, что судья не расположен выносить высшую меру наказания по этому делу? Неужели до них не доходит, что он может издать приказ о немедленном аресте их всех? Он понял, но слишком поздно, что ему не следовало по этому делу вступать в разглагольствования ни со священником, ни с народом, а было бы лучше, если бы в самом начале он применил свою власть прокуратора и велел освободить Иисуса за недостаточностью улик.
Пилат глядел на толпу и несколько раз порывался что-то сказать. Наконец, он с горечью произнес: "Возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу за Ним вины". Каиафа знал, как знал это и Пилат, и все, кто был здесь, что иудеи не имели власти предавать распятию. "Мы имеем закон, - последовал ответ одного из старейшин, - и по закону нашему Он должен умереть, потому что Он называл Себя Сыном Божьим".
Прокуратор не знал, как поступить. Он все время полагал, что Иисус выставлял Себя чем-то вроде еврейского пророка, но о том, что Тот считает Себя Богом, прокуратор раньше не слышал. Это встревожило Пилата,
и он снова припомнил, что Прокула умоляла его не причинять зла этому Человеку - что она видела о Нем страшный сон. Пилат не верил - ни в божественность, ни в сны, но он был странно встревожен. Он повернулся на своих золоченых сандалиях и направился назад в преторию, приказав Абенадару доставить Пленника к нему.
Внутри своих покоев Пилат почувствовал себя совсем разбитым. Первоначально он помышлял освободить Иисуса, чтобы расстроить планы Каиафы и Анны, а сейчас его охватил необъяснимый страх. Он внимательно разглядывал израненного Человека, а затем мягко спросил: "Откуда Ты?"
Он не имел в виду узнать, где Иисус родился или жил. "Откуда Ты?" более глубокий вопрос... Казалось, Иисус обрел немного силы и мог стоять Сам. Он бегло взглянул на римлянина и склонил голову, не ответив на его вопрос.
Пилат униженно оглянулся на окружающих. За три часа этого прекрасного утра он снизошел от приказов к просьбе. Он пытался спасти Человека, Который не был заинтересован в Своем спасении.
"Не знаешь ли, - процедил Пилат сквозь зубы, - что я имею власть распять Тебя или власть имею отпустить Тебя?"
Сухие, потрескавшиеся губы шевельнулись и послышался хриплый голос: "Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше... посему более греха на том, кто предал Меня тебе". Эти слова имели важный смысл: если Бог-Отец не желает смерти Иисуса, никто, даже Понтий не имеет власти причинить вред Христу.
Прокуратор снова велел вывести Иисуса к ожидавшей толпе. В очередной раз Пилат сел в свое кресло. Послышались возгласы: "Если отпустишь Его, ты не друг кесарю! Всякий, делающий себя царем, противен кесарю!"
Это было неприкрытой угрозой Пилату, хорошо знавшему подозрительность Тиберия, который внимал любым доносам иудеев, особенно, если это были "ответственные" лица типа Каиафы.
Прокуратор поднял руку, и шум затих. "Се Царь вам!" - голос Пилата был полон сарказма. Толпа тотчас взревела: "Возьми! Возьми! Распни Его!"
Прокуратор притворно удивился: "Царя ли вашего распну?"
Священники взбесились от этих слов, и в хаосе голосов Пилат разобрал слова: "Нет у нас царя, кроме кесаря!"
Получался парадокс - горстка палестинцев оказалась более лояльной Тиберию Цезарю, чем назначенный им прокуратор. Это и заставило Пилата сдаться. Он велел принести большую чашу с водой и, умыв свои руки, сказал Каиафе: "Невиновен я в крови Праведника сего. Смотрите вы".
Этот жест не был оригинальным, к нему нередко прибегали в иудейской практике, когда судьи отказывались оспаривать контраргументы и отдавали все на откуп противной стороне. Из толпы послышались возгласы: "Кровь Его на нас и на наших детях!"
Каиафа одержал великую победу над римлянином и промолчал, дабы Пилат не передумал. Иисус должен умереть.
Абенадар приказал снять с Иисуса "царский" плащ. Пилат медленно удалился в преторию. Если он и оглянулся, то лишь затем, чтобы еще раз взглянуть на этого чудака, за Которого он сражался так упорно и так неумело. А когда Клавдия Прокула спросит его, Пилат честно ответит: "Я не хотел осудить Его. Его преступление было религиозным, и я уступил Его Каиафе".
Вспомнив о чем-то, прокуратор подозвал Абенадара и приказал приколоть на вершине креста надпись, гласящую о преступлении Иисуса. Надпись должна быть на трех языках: иврите, латинском и арамейском - именно в таком порядке.
Целью смертной казни было стремление удержать народ от попыток повторения преступлений, и ее осуществляли публично, чтобы все видели. Поэтому народ должен знать характер преступления жертвы. Пилат продиктовал надпись: "Иисус Назорей, Царь Иудейский". В этом и заключалась вина Пленника.
Абенадар спросил, как должен быть одет Христос, зная, что когда казнили иудеев, Пилат позволял прикрывать тело осужденного. Прокуратор приказал не отступать от традиции и обернуть бедра Распинаемого лоскутом ткани.
