Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
- Она мне не сестра, - тихо молвил он. - Она… она…
Иван прервал сочувственно:
- Теперь я понимаю. Когда узнал от Северского князя твою повесть, все обернулось по-иному. А сейчас гляжу я на тебя и вижу: хоть не сестра тебе Кучковна, ближе, много ближе сестриного её место в твоём сердце. Или я не прав?
Зардевшись, Род потупился.
- Пусть мне не до конца известна смерть твоих родных, - продолжил князь, - в одном уверен: неспроста надумал Кучка усыновить тебя. Как понимаю, не такой он мягкосердый. Или измыслил очень хитрый ход касательно твоей боярской жизни. Или надумал помешать тебе с Улитой…
- Надумал смертный грех загладить, - подсказал Род. - Ведь его люди извели моих отца и мать. Узнал доподлинно. Да жаль, что поздно.
- В жизни нет ничего позднего, - нахмурился Иван. - Лишь после смерти накажут грешника не люди, токмо Бог. Но Кучка ещё жив. Закончится усобица, вернёмся в Суздаль, расставим грешные поступки по праведным местам…
Рано пожаловал зимний повечер. Внесли в одрину свешник о шести огнях. А новоявленные приятели длили свою беседу, почти забыв о питиях и яствах.
- В дни мира, - размечтался Гюргич, - прибудем с тобой к батюшке в Москов. Так названы им села по Мосткве-реке. Повенчаем вас с Улитой, отберём у Кучки твою жизнь, накажем всех злодеев… А Андрейке я велю забыть о той, которая его не любит. Негоже силой в сердце лезть! Я хоть его постарше, а ещё холост. Недосуг! С вражьей жутью ведаюсь, не с женской красотой.
Род поднялся первым:
- Прости, Иван. Утрудил тебя беседою сверх меры.
- Перестань, - встал Гюргич, - Оба отдохнём сейчас, ведь спозаранку - бой, - Приобняв Рода, он чуть откинулся, не отпуская его плеч, и робко молвил: - Говорят, ты ведалец?
- Кто говорит? - насторожился Род.
- Да Святослав Ольгович как-то к слову…
- Мне ведь ты худого не предскажешь? - полушутливо спросил князь.
Род хотел от просьбы увернуться и не совладал с собой. Слишком многое в своей судьбе теперь он связывал с судьбой князя Ивана. Подвёл его поближе к свешнику, заглянул в глаза.
- Что? - дрогнул князь.
- Нет. Ничего. Я ничего не вижу, - потупился упавший духом ведалец.
- Устал ты нынче, - посочувствовал Иван, - А то и выпитое зелье затуманило волшебный взор.
Род поспешил проститься.
Покидая князя, он плакал не глазами, а душой. До чего тяжко бремя ведальца! До чего черно и жалко бытие людское! Путь недолог, смерть же косариха так и жаждет стать на полпути. Лучше бы не находить разрыв-траву, не получать наследства от волхва. Человек живёт надеждами, а дар предвидения обрывает их, как призрачную пряжу. Нет, не вернутся Род с Иваном в град Москов. А без Ивана, без единственной опоры в жизни, как обойтись? Проклятая смерть-косариха! Род кожей ощутил, как она ждёт за городской переспой, за запорами Черниговских ворот, за деревянными гнилыми стенами в щелястых неисправных заборолах, за городницами. Ждёт, кровопийца!
- Опять Апрось во сне привиделась не попригожу, - пожаловался Орлай у Олуферьевых ворот. Его пошатывало. Должно быть, чмыркнул от тоски по дому. Могильным холодом повеяло от грустного Орлая.
- Иди в избу, - приказал Род. - Проспись. Ведь спозаранку - бой!
В избе у Олуферя ложились с курами. Масло деревянное подорожало. В усобицу свои продукты дороги, а привозные и подавно.
9
Лишь во сне можно было вдоволь нагуляться по родным приокским лесам. Вдруг не раненный волком вепрь закричал, не одолевший соперника изюбр вострубил, зазвучали трубы и бубны. В безлюдном-то лесу! За десятки поприщ от жилья! Что это, охота? Должно быть, большая княжеская охота. Род впервые слышал её сполошные звуки, то ли пугающие, то ли торжественные. Он продолжал их слышать, открыв глаза, уже сидя и озираясь на голбце.
- Погудку бьют! - метался по избе заполошенный Олуферь.
Вчера ещё только и разговору было что о сигнале к битве, а ударил сигнал, и все всполошились.
Полуумылись, полунасытились. Дождались остальных долгощельцев у Олуферьевых ворот и - к городским Черниговским воротам. Род чувствовал себя на Катаноше бывалым воином, окольчуженным, вооружённым. Паличники его на рабочих мужицких конях выглядели ватагой, а не военным отрядом. Вот-вот преобразятся и они. К сборному месту, должно быть, уже подоспел воз с оружейниками от воеводы Внезда. Да, вон он, у самых ступенек на стену, к заборолам. А в распахнутые ворота валом валила густая толпа. Над нею дым застил небо. Запах гари полонил ноздри. Дышать не сладко!
- Горит подградие, - сказал Олуферь.
- Опять свою Апрось дурно видел во сне, - тосковал ехавший рядом Орлай.
Вой детей, причитания баб заглушали его слова.
- Всю жизнь копили, в узелочках уносят, - отметил Корза Рябой, глядя на беглецов, ищущих спасения в городских стенах.
На возу оказались лишь копья и сулицы[298]. Ни мечей, ни шлемов, ни лат, ни щитов…
- Все, что в наличии, - пояснил оружейник. - Воевода прислал остатнее.
Род был вне себя. А кому пожалуешься? Времени нет укорить виновного, поискать заступы.
Вон подоспели со своими дружинниками вчерашние храбрецы Дмитрий Жирославич с Андреем Лазоревичем.
- Взгляните на этот воз! - указал им Род. - Что, нам с одними копьями идти в бой?
- Ну, миленький, ты же во как окольчужен, вооружён! - поднял большой палец Андрей Лазоревич.
- Во мне ли дело? - взъярился Род. Однако тут же осёкся - по виду бояр он понял, что меньше всего сейчас они думают о его долгощельцах.
Мы будем как бы челом полчного ряда, - втолковывал Дмитрий Жирославич. - Ты, юноша, со своими крестьянами составишь как бы левое крыло нам в помогу. Во-он тот удалец с другими крестьянами станет как бы правым крылом. Досачиваешься? Главный удар берём на себя. А вы сдерживайте черниговцев, чтоб не обошли нас. И хорошо, что прислали копья. И лучше в пешем строю. С копьями-то да без кольчуг лучше пешими. А мы, навершные, ка-ак зададим им жару! - И замолодцевал боярин на караковом жеребце.
Род велел Олуферю отвесть коней. Сердце осиротело без Катаноши.
- Не берёшь копье? - спросил он Орлая, - Решил оставаться дубинником?
- У меня дубина уразная![299] - через силу усмехнулся Орлай.
Рядом Корза Рябой, изображая бывальца, объяснял деревенщине Кузёмке Ортемову:
- Давыдовичи начнут оточение крепости[300]. Попробуют взять копьём[301]. - Он не слыхал только что прозвучавшего наказа Дмитрия Жирославича и продолжал воодушевлённо: - Сделают примёт[302], чтобы поджечь стены, или подступят под вежами[303], начнут бить таранами, пороками. А на них сверху - камни, стрелы, копья…
- Где только ты повидал такое? - удивился Кузёмка.
- Под Вщижем был, - гордо изрёк Корза.
- Не молодцуйся, - осёк Орлай, - Здесь, как под Вщижем, не будет. Бояре порешили биться за стенами.
- Да они объюродели! - возмутился Корза. - За стенами нам погуба!
Орлай обратился к Роду:
- Впервой, боярин?
Пришлось признаться:
- В одиночку дрался, в полках не ходил.
Главенство над долгощельцами как-то само собой перешло к Орлаю. Эх, нет Нечая Вашковца! Тот возглавил бы их на славу.
Поглядывая на приунывшего Рода, Орлай из последних сил озорно прищурился:
- Не тужи, боярин, отгадай загадку: что под понкою поколыхивает?
Кузёмка с Корзой хохотнули по-мужицки.
- Срамцы! - пристыдил Орлай. - Эго вода подо льдом.
Последние беглецы втекли в распахнутые ворота. Из-за переспы сквозь дымовую завесу начало выползать длинное чудище, тысяченогое, тысячеиглое… Враг!
- Как мы уроем[304] выскочим, вы - за нами! - приказал подъехавший Дмитрий Жирославич.
Чудище приближалось с пугающим диким звуком.
- Они тоже урим[305] кричат, - задрожал Кузёмка Ортемов.
- Не «тоже», а первее нас, - поправил Орлай. - Да не жмись в себя, гляди соколом!
- Не успеешь ополохнуться[306], как взорлишь в небо, - добавил Корза Рябой.
- Это ты о душе? - по-детски расширил глаза Кузёмка.
- Будет лясничать! - приказал Орлай и уважительно обратился к Роду: - Ну, боярин, пора?
Дружинники Жирославича и Лазоревича уже неслись на своих конях в лоб врагу.
Род решительно снял кольчугу и шлем, отдал их со щитом и мечом Олуферю.
- Ты что? Ты что? - испугался Орлай.
- Как вы, так и я. - Род достал со дна воза две сулицы. Быстро обняв по очереди Кузёмку, Корзу, Орлая, он каждому сказал: - Прости, брат.
- Не на чем, - смутился Орлай, подозрительно глянув на странного чужака боярина.
