Петр Сажин - Севастопольская хроника
Теперь, по прошествии почти восьмидесяти дней с той роковой ночи, моряки с юмором вспоминали о том, как, поднятые по тревоге, они бежали через город к Графской пристани. Бежали и с Петровой горки, и с Чапаевки, и от Артиллерийской бухты. Улицы гудели от топота ног, от разговоров на бегу. Многие на ходу застегивали пуговицы. А кое-кто, не управившись в темноте со шнуровкой ботинок, бежали босиком, держа в руках казенные «скороходы».
Подсмеивались над собой, рассказывая о том, как приняли сброшенные на парашютах с самолетов немецкие мины за десантные войска.
И даже о смертельном риске при подрыве мин сначала глубинными бомбами, а затем переменными ходами катера лейтенанта Глухова и то рассказывалось не без юмора. Хотя для смеха тут материала было мало.
Минная война всегда была самым сложным делом на морских театрах. В приемах этой войны страшна не столько сама взрывная сила мины и ее последствия, сколько тайна, которая окутывает всегда эту силу.
Обнаруженная мина, как правило, обезвреживается, а вот та, что скрыта под водой, – патентованная союзница трагедий.
В первый же день войны на Черном море возле Севастополя разыгрался первый акт трагедии.
22 июня подорвался морской буксир «СП-12».
24 июня плавучий двадцатипятитонный кран.
1 июля близ Севастополя подорвался эскадренный миноносец «Быстрый».
Когда подорвался морской буксир и затем плавучий кран, командование Черноморского флота восприняло это как неизбежное следствие войны.
Катастрофа с эсминцем «Быстрым» заставила призадуматься над серьезностью создавшегося положения: неужели немцам и в самом деле удалось «запереть» Черноморский флот в его Главной базе?
Русские исстари славились искусством минной войны – они всегда действовали не только смело, но и азартно – и на море, и на суше. А теперь озадачились.
Почему?
Потому ли, что внезапная война застала неподготовленными?
На эти вопросы я ни от кого не получал прямых ответов, хотя ничего мудреного не было и в том, чтобы сказать, – да! Кстати, оно так, в общем-то, и было. Когда командующий флотом дал приказ очистить фарватеры, сделать плавание безопасным, началось траление. А после траления и были принесены первые жертвы богу Неведения – никто не знал, что за мины были сброшены гитлеровской авиацией на фарватере.
Моряки понимали, что судьбу минной войны на Черном море меньше всего смогли бы решить упреки в адрес военной разведки Генштаба или в адрес руководящих минных специалистов.
На борьбу с минами были призваны военные инженеры, командиры флота, ученые и минные специалисты. Среди них были не только талантливые «разведчики» секретов фашистских мин, но храбрейшие энтузиасты противоминной борьбы. Это: инженер-капитан 2 ранга В. М. Мещерский, инженер 1 ранга профессор О. Б. Брон, капитан-лейтенант Н. Д. Квасов, инженер-капитан-лейтенант М. И. Иванов, старший лейтенант Г. К. Каляда, флагманский минер ОВР старший лейтенант И. В. Щипаченко, капитан-лейтенант Г. Н. Охрименко, Н. И. Бабаков.
Они и начали.
Траление с подрезкой минрепов, конечно, ничего не могло дать, потому что мины были не контактные и не икорные, а донные, нового, незнакомого нашим минерам типа, оснащенные не только сложными взрывными устройствами, но еще и не повторяющимися комбинациями взрывателей.
Причем взрыватели камуфлировались порой так хитро, что даже высокие специалисты не сразу разгадывали, что перед ними не что иное, как ловушка-камуфлет.
Были поразительные по смелости поиски, была решительная и порой отчаянная борьба, были и жертвы: гибли корабли и их экипажи, гибли и сами охотники за минами.
Но были и победители, которых от смерти оберегала природная смекалка, дерзостная отвага и то, о чем мы обычно думаем, но не пишем, – счастье!
Газеты называли мину уважительно, со страхом «полуторатонной смертью». Это, конечно, звучит. Но смерть может взять свою жертву и с помощью лишь одного грамма металла.
Однако как ни называй вражеские морские мины, которые ощутимо связывали руки командованию Черноморского флота, меньше всего нужно говорить о смерти: на войне «законодатель мод» не смерть, а смекалка и отвага!
В схватке с минами первые успехи выпали на долю краснофлотца Максима Хореца, водолаза, служившего в бригаде торпедных катеров, базировавшейся в Очакове.
Когда на фарватере подорвался шедший из Николаева буксир, Хорец, как и все моряки-черноморцы, еще не вошедшие в личное соприкосновение с врагом, но жаждавшие подвига, придумал план борьбы с фашистскими минами.
Командиру бригады план водолаза понравился, он связался с минными специалистами и после обстоятельной консультации дал «добро».
Хорец вышел в море.
Пока водолазный бот качался на волне, он бродил по дну, искал мины. Свои находки «засекал». Затем требовал спустить пеньковый трос, стропил мины, давал команду «наверх».
Рыбачьи суденышки с деревянными корпусами осторожно самым малым ходом натягивали буксир и затем волокли «полуторатонную смерть» подальше от населенных пунктов и бойких морских дорог – тут вражьим минам и наступал конец.
Первую мину он стропил с похожей на нежность осторожностью, вторую – с нарождавшейся уверенностью, а на следующие уже не обращал того внимания, какое уделял первой.
Минные специалисты восхищались отвагой трудолюбивого водолаза.
С каждым спуском под воду он еще смелее стропил поблескивавшие свежей, пронзительно зеленой краской мины (морская вода еще не успела смыть фабричный лоск с этих смертельных туш) – водолазу продолжало везти.
Командование наградило его орденом Красного Знамени и командировало в Новороссийск очищать Цемесскую бухту.
К сожалению, некому рассказать о том, как был счастлив Максим Хорец. А что он действительно был счастлив, в этом можно и не сомневаться, ведь до назначения в Новороссийск на его теле не было и царапины, хотя при каждом спуске под воду смерть ходила рядом.
Накануне отъезда из Севастополя я узнал печальную весть: Максим Матвеевич не добрался до Новороссийска – корабль, на котором он шел, в пути подвергся атаке вражеских самолетов…
Истинный подвиг совершил военный инженер 3 ранга М. И. Иванов – ему первому удалось раскрыть секреты новой немецкой мины.
Минеры решили, что теперь, когда известны приборы взрывных механизмов вражеских мин, можно, как говорится, «идти на вы».
И Иванов пошел. Пошел смело, с каким-то чувством упоительного азарта и торжества, как охотник за змеями, пригвоздивший рогатиной к земле самую быструю и ядоносную змею – гюрзу.
К сожалению, на этот раз Иванов что-то не рассчитал или сделал какой-то неверный шаг.
Как это случилось, следов для объяснения мина не оставила.
Можно лишь предполагать, что сработал неизвестный инженеру, тщательно закамуфлированный взрыватель-ловушка.
Впоследствии минеры преодолели ошибки первооткрывателей, и им стало известно, что вражеские морские мины оказались нестандартными – размещенные в них схемы взрывных устройств были сложными, как следы хищников.
Но за установление этой простой истины пришлось заплатить новыми жизнями. Так случилось в Новороссийске, когда группа минных специалистов даже не успела подойти к вытащенной из воды мине.
Этот трагический эпизод некоторое время оставался тайной, пока настойчивые и смелые поиски не привели к открытию, что в некоторых минах, сброшенных гитлеровцами на наших фарватерах, были искусно запрятаны «самоликвидаторы» разного типа: одни из них взрывались под воздействием света, другие срабатывали почти тотчас же, как только мину выволакивали из воды на берег.
Именно так и произошло в Новороссийске, когда трое отличных минных специалистов – начальник минно-торпедного отдела флота капитан 3 ранга А. И. Малов, флагманский минер Новороссийской военно-морской базы старший лейтенант С. И. Богачек и инженер-конструктор Б. Т. Лишневский, предусмотрев все меры безопасности (разделись до трусов и сняли ботинки, часы, чтобы ни металлические гвозди в ботинках, ни пуговицы, ни крючки мундиров, ни механизмы часов не воздействовали на закамуфлированные взрыватели), взяли с собой инструменты, изготовленные из немагнитных материалов, и пошли к лежавшей на песчаной косе только что вытащенной со дна бухты водолазами вражеской мине.
Было тепло, ясно. Сияло солнце. Минные специалисты были в отличном настроении… Они не дошли до мины метров примерно тридцать, когда раздался взрыв – погибли Лишневский и Богачек. Малов был контужен…
Но как бы ни были сложны и запутаны следы хищников, и их в конце концов прочитывают. Иногда ради этого идут на подвиг.
Однако подвиги – не грибы. Но и смерть – тоже не шлагбаум на пути смелых.
Нашлись люди, которых смерть товарищей заставила сжаться, как перед прыжком.
Объявились новые, любившие работать с риском и отвагой водолазы, а минные специалисты стали обучаться водолазному делу, чтобы не вытаскивать мину на свет божий, где у нее начинают срабатывать самоликвидаторы, а разоружать ее там, на дне морском.
