Лидия Чарская - Паж цесаревны
Но вот остановились сани. Елизавета лихо и быстро выпрыгнула из них, не выпуская из рук крошки-императора, и вошла на крыльцо. На пороге ее встретила хорошо знакомая фигура.
— Матушка… родная… деточка моя, цесаревна милая! — всхлипывая, запричитала Мавра Егоровна и вдруг осеклась, вытянулась в струнку и с низким и ясным поклоном проговорила:
— Приветствую Ваше Императорское Величество многия, многия лета!
Елизавета протянула руку, крепко обвила шею своего верного друга. Но напряженные нервы не выдержали. Молодая государыня громко зарыдала.
Глава VIII
Государственные пленники. Просьба Андрюши. Монах
— Нет, тысячу раз нет! Я не хотела короны, не хотела объявлять себя императрицей! Окружающие вскружили мне голову, убедили, что ради благополучия детей и друзей моих я должна занять престол. И теперь расплата, какая жестокая расплата!
И Анна Леопольдовна горько зарыдала на груди своей неизменной Юлианы.
Брауншвейгское семейство сидело под крепким караулом в одной из отдаленных комнат дворца. В соседней комнате были заперты приверженцы свергнутого правительства в лице Миниха, Остермана, Головкина, Левенвольде, Мегдена и других. А еще дальше, в крошечной комнате, находился связанный верный слуга правительницы Юрий Долинский.
Юрий Долинский знал уже, что Анна Леопольдовна удалена от власти, и что она, ее муж и дети арестованы, и Елизавета Петровна провозглашена императрицей. Угрызения совести терзали Долинского. Исполнил ли он свой долг? Сдержал ли клятву — отдать жизнь за ту, которая спасла от пытки и казни? Не должен ли он был в момент, когда явились заговорщики, забыть о том, что он отец, и уложить на месте первого из попавшихся ему навстречу, будь то даже его собственный сын?.. Но в то же время Долинский сознавал, что ничего, ровно ничего не мог он сделать для защиты правительницы и что, нанеси он удар саблею Андрюше, рассвирепевшие гренадеры отомстили бы, пожалуй, его смерть убийством Анны и беззащитного крошки-императора. Ведь удержать гренадер, проникнутых злобою и ненавистью к брауншвейгцам, было бы почти немыслимо. Да притом в душе Долинский преклонялся перед Елизаветой и считал, что для счастья и славы России было бы лучше, если бы она, а не разные принцы Антоны, Остерманы, Левенвольде и другие правили страною. Он был предан Анне Леопольдовне только потому, что она была его спасительницею. Но, как и многие другие, он ненавидел окружавших правительницу корыстных сановников. И лишь за нее, а не за них он был готов отдать свою жизнь. Он останется верным своей клятве и разделит ее участь: если она пойдет на плаху, и он потребует смертной казни, если сошлют или посадят в тюрьму, он добровольно последует за нею…
Невеселые думы наполняли головы и остальных пленников. Особенно бывшая правительница горевала и плакала, сетуя на судьбу. Но не за себя страдала Анна: участь детей, мужа и друга Юлианы пугала ее. Она то сидела молча, скованная тяжелым оцепенением, то снова бросалась на шею подруге и, рыдая, говорила:
— Я знаю Лизу… она добра и сердечна. Она не пожелает нашей казни, но народ? За былые унижения его любимой цесаревны не потребует ли он нашей жизни?
— О, если бы мы послушались тогда Левенвольде, приняли меры! — прошептал принц.
— Тише, идут! — остановила их Юлиана.
— О, это за нами! вести нас в тюрьму, на казнь! — в отчаянии вскричала Анна. — Дети мои! Бедные дети, Иванушка мой! Бедный дорогой Иванушка! Не отдам, не отдам его!
И судорожным движением Анна прижала к своей измученной груди ребенка.
Шаги приблизились. Вот брякнул замок открываемой двери, и на пороге показался Михаил Илларионович Воронцов. В руках его была свернутая в трубку бумага с большой печатью, очевидно, указ новой императрицы.
Анна Леопольдовна взглянула на сверток, побледнела, затряслась вся и воскликнула диким голосом:
— Вы принесли наш смертный приговор?! Да? Мы должны умереть!.. О, Боже! И неужели сейчас!.. Сегодня!..
— Успокойтесь, принцесса, — ответил Воронцов, — государыня императрица Елизавета Петровна милостиво решила забыть все причиненные ей вами невзгоды и отнюдь не желает ни вашей смерти, ни смерти кого-либо из ваших близких. Императрице известно, что главные виновники всего — Остерман, Миних и Левенвольде, Ее Величество знает, что они побудили вас незаконно взять в руки власть, что они внушили вам намерение сделаться императрицей всероссийской и что они препятствовали занять престол законной наследнице Петра. Они будут преданы за это суду. А вам, принцесса, и вашему семейству Ее Величество не желает причинять никаких огорчений, предает все ваши поступки забвению, дарует вам свободу и распорядилась лишь отправить вас с мужем и детьми за границу, в ваше отечество. Но, — прибавил Воронцов, отчеканивая каждое слово, — Ее Величество велела предупредить вас, принцесса, что если вами или вашими приближенными будут сделаны какие-либо попытки вновь захватить власть, то, вместо свободы, вам и вашему семейству предстоит заточение в крепости или ссылка в самые отдаленные места Сибири, и вы будете разлучены с вашим сыном навсегда. — Сказав это, Воронцов с поклоном удалился из комнаты.
— Антон! Юлиана! Иванушка! Мы не умрем, мы не умрем, слышите ли? — вся задыхаясь от счастья, вскричала Анна и вслед затем вся побледнела, зашаталась.
Переход от страха к радости был слишком велик, и принцесса без чувств грохнулась на руки подоспевшего мужа.
В то время как Воронцов объявлял милостивую весть новой государыни, ближайший друг этой государыни, Мавра Егоровна стояла на заднем крыльце перед большой толпою гренадер-преображенцев.
— Матушка, вызови ты к нам Ее Величество на единую минутку, повидать нам ее надоть, — просили солдаты фрейлину.
— Ну, еще что выдумали? Ее Величество манифест с Петром Ивановичем о вступлении на престол составляет, а они «вызови»… Ишь вы, быстроглазые.
— Будь милостива, матушка! Не откажи!
— Ладно, не откажу; ждите уж, непутевые! — полная, высокая фигура первой статс-дамы государства скрылась в сенях.
Вскоре на ее месте появилась другая фигура, величественная, царственная, прекрасная, в андреевской ленте. Опираясь на руку юного пажа, она быстро приблизилась к гренадерам.
Едва она ступила на крыльцо, как раздались громкие, восторженные крики:
— Да здравствует государыня императрица Елизавета Петровна! Да здравствует матушка-царица! Да здравствует дочь Великого Петра!
— Что вам надобно, дорогие друзья мои? — прозвучал нежный голос недавней опальной царевны, теперь уже всесильной русской государыни, когда восторженные голоса приутихли.
Как один человек все 300 гренадер повалились в ноги.
— Матушка! Родная! Не оставь! Разреши! Лебедь наша белая!
— Что? Что такое? Не пойму вас, милые!
Тогда поднялся один из гренадер на ноги, вытянулся в струнку, выступил вперед. Елизавета увидела перед собой черноглазого богатыря-солдата с открытым, честным лицом.
«Где я встречала этого молодца?» — произнесла она мысленно. И тотчас же вспомнила темную ноябрьскую ночь, безумный бег, безумное преследование, занесенную над ее головою саблю, крик насмерть перепуганного пажа и упавшего к ее ногам гренадера, принявшего ее за шпиона… Яркой картиной пронеслась перед ней вся эта недавняя сцена. Елизавета узнала в черноглазом гренадере того, который чуть было не убил ее несколько дней назад, и ласково положила руку на плечо стоявшего перед ней богатыря.
— Говори, голубчик, что надо? — произнесла мягко государыня.
— Матушка-царица! — произнес взволнованно солдат. — Будь милостива… исполни первую нашу просьбу: прими на себя звание капитана нашей первой гренадерской роты…
Елизавета задумалась на минуту. Чудесная улыбка скользнула по ее алым устам. Глаза сделались влажными от слез.
— Спасибо за честь, братцы! Охотно принимаю вашу просьбу. Отныне объявляю себя капитаном лейб-компанской гренадерской роты. Л вам всем, верные мои гренадеры, за то, что вы помогли мне добыть отцовский престол, дарую дворянское достоинство…
— Ура! — громовым раскатом раздалось из глоток. Но все сразу смолкло, когда Елизавета подала знак рукою, что еще желает что-то сказать.
— Представляю вам первого поручика новой роты. Прошу любить и жаловать! — произнесла громко императрица, выдвинув вперед Андрюшу.
— Спасибо, матушка! Спасибо, родная, голубушка наша! Слыхали мы про верную его тебе службу, и счастливы, что он будет в нашей роте, — зашумели солдаты, снова повалившись в ноги государыне.
— Доволен ты? — обратилась Елизавета к своему пажу, когда, распростившись с друзьями-гренадерами, она снова вошла в горницу.
— Государыня! Светлое солнышко мое! Не по заслугам награда! — произнес Андрюша, рухнул на колени перед императрицей и зарыдал.
