К. У. Гортнер - Клятва королевы
— Уходи. Немедленно.
Энрике застонал. Кабрера беспомощно стоял возле короля.
— Держите меня в курсе, — сказала я, встретившись с его мрачным взглядом.
Он кивнул. Я знала, что, пока он рядом с королем, никто не попытается официально обвинить меня, но все же, поворачиваясь к своим фрейлинам, почти услышала звенящие в воздухе страшные слова юного Вильены.
Они винили меня.
Думали, что я отравила собственного брата.
Несколько часов я в ярости расхаживала по своим покоям, доказывая собственную невиновность Беатрис и Инес. Наконец ко мне пришел Кабрера.
— Его величеству стало чуть лучше, — устало сказал он, беря у Беатрис кубок. — Короля отнесли в его покои, однако Вильена заявил, что им нельзя здесь оставаться. Они уехали в Мадрид.
Я недоверчиво уставилась на него:
— Но ведь король болен, а до Мадрида почти целый день пути по непростой местности. Они что, с ума сошли? Где Каррильо? Как он такое позволил? Как вы допустили?
— Ваше высочество, король сам распорядился подготовить лошадей. Он не стал бы слушать ничьих советов.
— Мадрид — часть маркизата Вильены, — сказала я, поворачиваясь к Беатрис. — Они соберут своих сторонников и выступят против меня. Да поможет нам Бог. Во всем виноват Диего Вильена, который ничем не отличается от собственного отца. Он отравит любое согласие, к которому удалось бы прийти нам с Энрике.
Поддавшись собственным страхам, я произнесла то, чего не следовало говорить вслух. Ответом на мою вспышку стало неловкое молчание. Я снова повернулась к Кабрере:
— Сеньор, вы знаете меня еще с тех пор, как я девочкой приехала сюда. Вряд ли вы могли поверить, что я способна…
Он покачал головой:
— Всем нам известно, что юный Вильена пытается обольстить его величество, как прежде его отец, и что его пугает привязанность Энрике к вам. На этот счет я бы не беспокоился. Что бы ни говорилось в зале, это нельзя воспринимать всерьез; король был не в своем уме. Но его здоровье остается предметом нашей серьезной заботы.
Он замолчал, а затем обреченно переглянулся с Беатрис и добавил:
— Не хотели вас лишний раз беспокоить, но одна из причин, по которой мы столь спешили с вашим примирением, в том, что его величество уже несколько месяцев болен. Страдает от болезни желудка, похожей на ту, что была у Вильены: она вызывает кровавую рвоту и понос. К сожалению, король вредит сам себе, пренебрегая советами врачей, хотя они говорят, что, без меры увлекаясь вином, мясом, верховой ездой и… прочими излишествами, он делает себе только хуже.
Меня охватило нескрываемое облегчение. Энрике просто болен. Его не отравили.
И тут я замерла:
— Вы хотите сказать…
Кабрера встретился со мной взглядом:
— Возможно, сейчас, когда мы с вами говорим, он уже умирает. И его больше нет в Сеговии, где мы могли бы за ним присмотреть. Ваше высочество, нужно подготовиться. Если он…
Я подняла руку, останавливая, и словно в тумане подошла к узкой бойнице, что выходила в сторону цитадели. Темнота и клубящийся снег закрывали обзор; глядя в пустоту, я видела лицо брата, искаженное мукой в мгновение, когда под ним подогнулись ноги.
«Почему? Почему сейчас, когда я все отдал тебе?»
Тогда я думала, что он обвиняет меня, но ошибалась. Он уже несколько месяцев знал, что смертельно болен, и не только горе от утраты Вильены убедило его принять решение о восстановлении между нами мира. В глубине души он знал, что время уходит, как и я понимала, что миг, которого я столь долго ждала, за который сражалась и ради которого страдала, быстро приближается. И я была одна, лишь с несколькими верными друзьями. Фернандо в сотнях миль от меня, в охваченном войной королевстве, именно тогда, когда мне предстояло встретить самый критический момент моей жизни. Я снова с отчаянной тоской пожалела, что его нет рядом, готовая эгоистично позволить французам захватить Арагон, лишь бы мой муж оказался здесь.
Я услышала, как хлопнула дверь. Кабрера ушел.
Сзади подошла Беатрис:
— Прошу, выслушай меня. Мы не можем больше ждать. Если мы правы, каждый час на счету. Есть те, кто пойдет на все ради того, чтобы не подпустить тебя к трону. Андрес и архиепископ Каррильо хотят послать доверенного человека в Мадрид, чтобы тот следил за событиями, но им требуется твое разрешение.
Казалось, я целую вечность не могла произнести ни слова, а когда дар речи наконец вернулся, голос мой был спокоен.
— Делайте, что считаете нужным.
Три дня спустя, вечером двенадцатого декабря, загнав во время рискованной скачки двух лошадей, наш шпион принес известие о смерти короля Энрике Четвертого.
Часть III
ОБОЮДООСТРЫЙ МЕЧ
1474–1480
Глава 22
Я проснулась перед рассветом, поспав всего несколько часов. Набросила подбитый мехом куницы халат, откинула за спину свежевымытые волосы и подошла к окну, — потерев замерзшие стекла, взглянула на занимающуюся над цитаделью розовую зарю. Мерцающий переливчатый свет, казалось, исходил из глубины безупречной жемчужины, и я замерла, захваченная открывшимся передо мной зрелищем.
Будет прекрасный день, подумала я, и тут же послышался звук открывающейся двери. Повернувшись, увидела Беатрис и Инес, они несли части моего платья и украшенную финифтью шкатулку.
— Выспались? — спросила Инес, осторожно раскладывая бархатную мантию цвета лазури на моем любимом горностаевом меху, нижнюю юбку из темно-красного атласа, накидку с золотым шитьем и украшенный жемчугом и золотой нитью головной убор, на шитье которого ушло несколько лихорадочных часов между похоронным обрядом Энрике и приготовлениями к моему восхождению на трон.
— Ни капли, — ответила я и подошла к шкатулке, которую Беатрис поставила на стол.
Она повернула ключ, подняла резную крышку, и я увидела жемчужные нити, сверкающие изумруды, розовые рубины и сияющие бриллианты, перемежавшиеся сапфирами всех возможных оттенков.
У меня перехватило дыхание при виде почитаемых символов королевской власти, что украшали многих королев Кастилии, от Беренгелы Леонской до печально знаменитой Урраки.
— Здесь все до последнего, — сказала Беатрис. — Андрес постарался, чтобы Жуана ничего не унесла с собой. Даже послал чиновников в монастырь, где она заточена, — забрать то, что могла украсть, в первый раз сбежав из дворца. Впрочем, у нее оказалось не так уж много.
Я взяла изумрудный браслет с замысловатыми золотыми звеньями в мавританском стиле.
— Вряд ли она рада случившемуся, — проговорила я, вспомнив, что когда-то видела тот самый браслет на запястье королевы. Неужели Кабрера отобрал его у нее, пока она бранилась и бесновалась за освященными стенами, откуда освободить ее могла лишь смерть?
— Она полностью подавлена. Умоляет смилостивиться над ее дочерью. — Беатрис не сводила с меня взгляда, пока я застегивала браслет. Он оказался тяжелее, чем я думала; ограненные квадратные зеленые камни ярко сверкали на фоне моей кожи. — Как ты поступишь? Пока что ла Бельтранеха находится под опекой семьи Мендоса, но ее мать продолжает настаивать, что она дочь Энрике, и сама девочка считает так же. Рано или поздно тебе придется вступить с ней в противоборство.
— Да, — рассеянно ответила я, зачарованная блеском изумрудов. — Придется. Но не сегодня.
— Нет, конечно, — кивнула Инес. — Сегодня ваша коронация. Сегодня ваше высочество…
— Majestad, — прервала ее Беатрис. — Помни, она теперь королева.
Инес покраснела:
— Ох, я совсем забыла! Ваше величество, простите меня, пожалуйста!
Она в замешательстве повернулась ко мне. Я сурово взглянула на нее, но на губах моих тут же возникла улыбка, которую я безуспешно пыталась скрыть, а за моей спиной хихикнула Беатрис.
Инес топнула ногой:
— Не очень-то красиво. Я думала, что оскорбила вас!
Я хлопнула ее по руке:
— Прости. Меня не волнует, как ты обращаешься ко мне с глазу на глаз. — Я улыбнулась Беатрис, протягивая другую руку. — До сих пор не могу поверить. Какая из меня правительница Кастилии?
— И тем не менее ты королева, — сказала Беатрис. — И станешь очень медлительным величеством, если мы прямо сейчас не начнем тебя одевать.
Они хлопотали вокруг, снимали с меня халат и облачали в платье, а я поймала себя на странном ощущении: за прошедшие два дня случилось столь многое, что мне казалось, будто я смотрю на происходящее со стороны. К мертвому Энрике я испытывала такие же смешанные чувства, как и при его жизни. Надев белое траурное платье, я стояла на его отпевании и слушала от кардинала Мендосы, только что получившего сан, страшный рассказ о последних часах Энрике. Он умирал в муках в холодной комнате старого мадридского алькасара, и рядом с ним не было никого, кроме преданных мавров. Слуги и приближенные, включая вероломного Диего Вильену, бросили его, едва стало ясно, что он не выживет. Как сказал Мендоса, к нему отнеслись не с большим уважением, чем к подыхающему псу; кардиналу самому пришлось нанять людей, чтобы подготовить тело Энрике к погребению.
