Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб

Но даже несмотря на это, гигантское состояние постепенно таяло, а сделки сократились, что Руммана оправдывал своими не слишком глубокими познаниями и малым коммерческим талантом. Он сказал своему брату Вахиду:

— Я не в силах сделать лучше, чем есть, так что я буду только рад, если ты придёшь работать со мной, если хочешь…

Однако Вахид холодно ответил ему:

— Тебе известно, что у меня нет опыта в подобных делах.

Азиза не обращала особого внимания на то, какие перемены, причём не в лучшую сторону, происходили с магазином зерна. Она мечтала о том дне, когда Азиз займёт в нём место отца, станет независимым от дяди и вернёт былую славу магазину. Ради этого она посвятила себя воспитанию Азиза: послала его в кораническую школу в малом возрасте, а также снабжала его специальными знаниями по счетоводству и ведению торговых сделок, не забывая рассказывать ему о его предках из рода Аль-Баннанов. А преданность Курре подвигла её пересказывать ему легенды о героизме семейства Ан-Наджи, ставя их в пример, как и всех его легендарных предков. Сознательно, а иногда и бессознательно она вселила в него осторожность, когда он имел дело с дядей и тётей, а необходимость избегать их общества наполнила его сердце враждой, такой же, что горела между его отцом и дядей, внушив подозрение относительно таинственного исчезновения отца…

Курру позабыли. Он был жив лишь в сердце Азизы, да в некоторой степени в представлении Азиза. У неё была мечта, которую ей приятно было лелеять — бродить по миру в поисках его, и однажды наткнуться на него или хотя бы непосредственно выяснить, кто его убийца, и тогда отомстить за него, чтобы пошатнувшееся равновесие справедливости вновь вернулось на своё извечное место, а в сердце её поселилась безмятежность.

Не успел ещё Азиз достичь и десяти лет, как Азиза попросила его попробовать себя на деле — в магазине его отца. Руммана быстро дал своё согласие и сказал:

— Добро пожаловать, Азиз, сын моего дорогого брата…

Вскоре скончался Исмаил Аль-Баннан, её отец, и она унаследовала его немалое состояние. Она решила сохранить его, чтобы передать этот капитал Азизу, когда он станет самостоятельным в делах и отделится от дяди.

А вслед за её отцом, года через полтора, умерла и Унсийя, и дом опустел без любимых ею людей. Остались лишь Руммана с Раифой, да Дийя, если её вообще можно было принимать в расчёт. Старуха больше не могла продолжать свои ежедневные пешие прогулки по переулку, и стала полностью изолированной в своём флигеле. Каждый вечер теперь она вешала своё ароматное кадило, цепляя его за деревянную решётку на балконе-машрабийе. Даже слёзы больше не приходили ей на помощь.

Всякий раз, как у Румманы находилось свободное время, он посвящал его созерцанию.

Азиз сидел в директорском кабинете на месте своего отца. Он делал свои первые твёрдые шаги, говорившие об уравновешенности его ума. Несомненно, он приближался к подростковому возрасту. Это был прелестный мальчик, наполненный жизненной энергией, высокий, стройный, с приятными чертами, с тревогой и задумчивостью, иногда блестевшими в его глазах. Если между ними и имелось дружеское обхождение, искренней привязанности, тем не менее, не было. За вежливыми словами и приятными улыбками скрывалось отвращение. Обманчивая сладостная горечь месяца апреля. Он был наполнен ядовитым дыханием своей матери. Однажды он станет его врагом. Иногда он даже представлял его своим сыном! И не мог избавиться от этого представления, несмотря на то, что лицо мальчика было смесью лиц Курры и Азизы. Да какой толк от этого? Ведь назидательный урок не в крови, а в духе. Он же сын его брата, а это значит, он его враг, и он не может любить его, что бы ему ни казалось. Скорее всего, он не был его сыном. А если бы мальчик знал, что на уме у дяди, он бы ещё сильнее ненавидел его. Дядя спросил его как-то:

— Азиз, почему ты весь ушёл в себя?

Мальчик в замешательстве уставился на него, словно не понимал его слов, и дядя спросил:

— Где твои друзья?… Почему ты не общаешься с ними на улице?

Мальчик пробормотал:

— Я иногда приглашаю их домой.

— Этого не достаточно.

Руммана засмеялся и сказал:

— Я ни разу не слышал, чтобы ты назвал меня дядей.

Азиз смутился, а Руммана добавил:

— Я ведь твой дядя, а также твой друг.

Азиз улыбнулся и ответил:

— Конечно же.

Он ловким образом успокоил свою тревогу: сказал себе, что ему следует попытаться водить мальчика с собой на всякие мужские собрания, дабы вытащить того из его защитной оболочки и похитить из цепкой хватки матери…

Он поглядел на свою кассовую книгу, но вскоре фантазия его разгорелась при виде неукротимых мощных образов: он увидел Азиза в предсмертной агонии… вследствие несчастного случая или болезни…

Он раскрыл Раифе свои опасения. Она сказала ему:

— Я давно уже предупреждала тебя, что эта змея что-то готовит.

Он раздражённо ответил:

— Мне не нужны были твои предупреждения!

— А тебе не нужен тот, кто укажет тебе, как нужно действовать?

До чего же часто повторялись между ними такие ссоры! Сам дьявол смотрел её прекрасными глазами.

Он сердито сказал ей:

— Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить.

Она насмешливо ответила:

— Так давай подождём, что будет дальше.

— Он уже начал обсуждать со мной деловые вопросы, так что есть надежда.

— Ты представляешь, что сможешь выхватить его из объятий матери, что вся исходит гневом?

— Ему до сих пор неизвестно, что в этом мире есть веселье и радость.

— Змея глубоко засела в нём.

Он мрачно вздохнул. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь нашёптыванием зловещих идей. Из переулка доносились крики мальчишек. За ними последовал стук по деревянным створкам балкона-машрабийи, и Раифа пробормотала:

— Вновь дождь.

Он забавлялся тем, что рассматривал головешки в печке, тыкая их концом железного прута.

— Как же холодно!

Отрывая его от дум, она вдруг сказала:

— Есть одна мечта…

— Какая?

— Нет ничего невозможного в том, чтобы его увлёк пример предков — Ан-Наджи.

— Азиза?!

— Ну да. Он такой же мечтатель, как и твой отец-изгнанник.

Он в замешательстве уставился на неё: боялся он её в той же мере, сколь и восхищался ею. Однако вяло ответил:

— Он не доверяет мне.

— Но его можно направить, так что он и знать не будет о той руке, что направляет его.

Сделав глубокий вдох, она сказала:

— А затем можно предупредить Вахида в своё время.

К чему всё это? Иногда он испытывал досаду. Однако ему было приятно тешить себя зловещими и кровавыми мечтами.

Он взял с собой мальчика на мужское собрание под предлогом желания представить того своим работникам, и Азиз не мог возражать. Трубку от кальяна начали передавать друг другу по кругу, но мальчика к ней ни разу не подозвали. Дядя сказал ему:

— Это необходимость на подобных мужских собраниях, однако ты должен избегать этого — тебе такое не годится.

Азиз познакомился со многими людьми. Он был счастлив, что они помнят его отца, питая к нему искреннюю любовь и приятные воспоминания о нём.

Один за другим они заявляли:

— Мы не знали другого такого же надёжного и аккуратного человека.

— Нравственность была у него на первом месте, а торговые дела — на втором.

— В торговле он был таким же лидером, как и его дед — в клане.

— Как жаль ушедшей эпохи Ан-Наджи и их предков!

— Однажды появится тот, кто вернёт их на престол.

Эти фразы повторялись постоянно на каждом заседании. По пути домой Руммана говорил ему:

— Эти люди не перестают мечтать.

И при этом добавлял:

— Если бы не твой дядя Вахид, нас бы ценили в этом переулке…

Однажды Азиз сказал:

— Но дядя Вахид не такой же, как Ашур.