Николай Бенедиктов - Русские святыни
Размышляя о нашем образовании и культуре, не стоит забывать и о следующем. В мире всегда был высок престиж русской школы. Как писала Г. И. Литвинова в своей последней книге о русских в США, там технические фирмы в рекламе подчеркивают, что у них работают русские инженеры. Это служит гарантией высокого уровня технической мысли. Лев Любимов в своих воспоминаниях "На чужбине" рассказывает о высочайшем престиже русской культуры во Франции. То же самое можно сказать о Германии. Вспомним изобретателя телевидения русского инженера В. К. Зворыкина, химика В. Ипатьева (кстати, нобелевский лауреат Р. М. Вильштеттер считал его самым великим человеком в истории химии), авиаконструктора И. Сикорского, лингвиста Р. Якобсона, физика Г. Гамова, генетика Н. В. Тимофеева-Ресовского, столпов американской и французской социологии П. Сорокина и Г. Гурвича, историков Г. Вернадского и М. Ростовцева, экономиста В. Леонтьева. А разве требуется доказывать высочайший авторитет в мире биологов И. Павлова, Н. Вавилова, В. Вернадского, авиаконструктора А. Туполева, физиков С. Вавилова и П. Капицы, математиков Н. Боголюбова и А. Колмогорова, историков Б. Рыбакова и М. Тихомирова, генетиков Н. Дубинина, Б. Астаурова, философов А. Лосева, И. Луппола, философа и творца первого в мире прототипа компьютера — аналогового интегратора — П. Флоренского, минералога А. Ферсмана, историка и антрополога М. Герасимова, химика А. Несмеянова, географа Н. Баранского и многих других. Вспомним только лучшее и первое в мире: автомат И. Калашникова, космические корабли С. Королева, истребитель МиГ-31, суда на подводных крыльях Р. Алексеева, подводные лодки с титановым корпусом, пушки В. Грабина, танки, экранопланы, треть мировых фундаментальных открытий, непрерывную разливку стали и кислородно-конверторный процесс И. Бардина, метод автоматической сварки под флюсом Е. Патона, лазеры и мазеры Н. Басова — А. Прохорова и многое другое. Подчеркнем, что речь идет не только об отдельных ученых, но и об уровне и авторитете нашей отечественной школы. Так, Питирим Сорокин, получивший почетное звание "отца американской социологии", работавший сначала в Петербургском, а затем десятки лет в Гарвардском университете, на склоне своей жизни в воспоминаниях пишет, что уровень подготовки в Петербургском университете был, безусловно, выше Гарвардского. А ведь Гарвард — это гуманитарная элита США, ее высший уровень.
По-видимому, вряд ли справедливо красить только черной краской следующий этап в развитии нашей школы — советский. Сорокин не мог дать ему оценки. Но достаточно вспомнить, например, такой факт, говорящий об уровне нашей школы, о системе подготовки в ней: когда в 1957 году был запущен первый советский спутник, США прислали в Союз комиссию для выяснения причин успеха. Руководитель группы адмирал Риковер по возвращении сделал в Конгрессе США знаменитый доклад под весьма примечательным названием: "Что знает Ваня и чего не знает Джонни". Были показаны достоинства советской системы образования и недостатки американской. Об этом же писал в то время и известный профессор Гарварда, председатель "Комиссии 2000 года" социолог Д. Белл в своей книге о реформе образования. Были приняты серьезные решения о реформе американской системы образования и подтягивании ее к высшему — советскому — образцу. Финансирование образования и внимание к школе в Америке резко изменились к лучшему, а у нас, к сожалению, явно к худшему. Система, правда, пока работает. Однако приходится помнить и о симптомах опасных. Так, в газете "Московский комсомолец" от 1–8 октября 1998 года напечатана заметка под примечательным названием "На математических олимпиадах нас стали побеждать школьники из Ирана и Китая". На двух последних международных олимпиадах по математике призовые места заняли 12 российских школьников, еще 10 призовых мест удалось завоевать отечественным вундеркиндам на олимпиадах по физике. В то же время на последней математической олимпиаде на Тайване в командном зачете победила команда Ирана (КНР команды по политическим мотивам не прислала). Наши школьники заняли второе место. На физической олимпиаде в Исландии первенство принадлежало китайцам (наши заняли второе место, третье — Иран). Важно отметить, что методику подготовки китайцы заимствовали у нас. Даже подготовка к международным соревнованиям проводится по нашим учебникам и задачам всероссийских олимпиад. Иранцы 4 года назад тоже начали преподавать математику по русским учебникам, естественно, переведенным. Уже в период перестройки Г. Литвинова с внучкой попадает в США и с удивлением узнает о том, что ее внучка — лучший «математик» в американском классе, хотя в обычной московской школе из троек по математике не выбиралась. Академик Н. Н. Моисеев пишет: "Я думаю, что в России была создана лучшая в мире система образования… В 70-е годы меня дважды приглашали с циклами лекций для аспирантов в США… Мои американские слушатели меня просто не понимали, и мне приходилось рассказывать об азах, которым мы учили наших студентов на 3-м или 4-м курсах… Резюмирую: сохранение и развитие нашего образования — основная опора в формировании российского будущего".[319] Весьма прозападно настроенные филологи Л. Сараскина и Т. Толстая, поработав в США, отмечают несравненно лучшие материальные и финансовые условия и столь же контрастирующее худшее качество образования в американских школах по сравнению с русскими. И речь, как все понимают, идет не о генетике, не о природной расположенности русских к знаниям. Речь идет о системе образования, о принципах построения школы.
В чем же особенности нашей школы и в чем ее отличия от британской и американской? Первая и привычная для нас черта — единство и согласованность всех звеньев образования. У нас в образовании были более-менее четко согласованы все ступени — начальная, средняя школа, техникум, вуз, аспирантура, высшие ступени квалификации. Для каждой ступени по вертикали были выработаны требования и единые программы. Учащиеся могли перемещаться по всей стране и все же существовать как бы в одной и той же школе примерно с одними требованиями. Были согласованы и звенья по горизонтали. Мы знали, как соотносится ПТУ со школой, техникум — со школой и вузом.
Для них разрабатывались особые программы, особая сетка часов, однако в рамках единых требований, позволяющих оставаться в единой системе образования. Учащийся мог поступать в вуз из школы, или из школы в ПТУ и техникум, а затем в вуз, и в принципе система позволяла предъявлять к абитуриентам одинаковые требования. Такого единства мы не находим в англо-американской системе образования. Колледж там может быть «равен» нашему ПТУ, а также нашему техникуму, училищу, а может давать и университетский уровень образования. Даже вертикаль дробится на разные ветви — для сильных и для слабых. Тот факт, что человек закончил колледж, вовсе не означает тождественного уровня образования: надо знать, что это за учебное заведение, его программу, наличие или отсутствие в нем общеобразовательных звеньев. Соответственно и высшие учебные заведения не представляют собой какого-то единого типа образовательного учреждения с нашей точки зрения. Вторая характерная черта нашей школы — фундаментальность подготовки. Каждое звено нашего образования должно было давать определенную общеобразовательную и специальную базу. Общеобразовательный уровень всегда предполагал и довольно широкий культурный кругозор. Представить, что человек с высшим образованием в России не читал Пушкина, совершенно невозможно. Но автору доводилось в жизни сталкиваться с англичанами и американцами, не читавшими Диккенса, Дефо и т. п., а ведь в нашу страну приезжают отнюдь не «маргиналы», В нашей школе каждый может получить определенный уровень знаний физических, математических, химических, но этот же уровень совершенно не обязателен для британцев и американцев, которые в колледжах типа нашего ПТУ или техникума нередко получают специальные знания без их фундаментальной основы. Этим, видимо, и объясняется удивляющая нас немногочисленность в списке лучших университетов английских и американских учебных заведений. Самостоятельно осваивать фундаментальные знания весьма непросто, и отнюдь не каждый может это проделать. Чаще всего это путь одиночек.
И третья черта нашей системы — обязательность знаний и требований. У нас было невозможно легально закончить школу или другое учебное заведение без обязательной сдачи контрольных работ, экзаменов по большинству предметов. Иногда это принимало даже чрезмерные масштабы: например, поступающий на математический факультет университета сдавал все школьные предметы на вступительных экзаменах. Так было в 40-х годах. Конечно, были спортсмены, артисты, всякого рода общественные работники, для которых эта обязательность могла оказаться фикцией. Но все знали, что это нарушение, а не правило. В то же время в США студенты могут учиться, обходясь без большинства считающихся у нас обязательными предметов, ограничиваясь набором совершенно второстепенных с точки зрения получения конкретной специальности курсов. Допустим, будущий инженер заменяет некоторые математические курсы прослушиванием курса по эстетике античных статуй V века до нашей эры. А вот английская ситуация, совершенно немыслимая у нас: специалист по Шекспиру может не читать Л. Толстого! У нас для филолога обязательны и Шекспир, и Толстой, там же такой обязательности нет. Отсутствие обязательности означает и отсутствие целевого назначения знаний. И тогда предельно узкая специализация (специалист по Шекспиру, не читавший Толстого) существует вместе с образованием вообще, для общей культуры, а не для профессии и специальности. Это своего рода необязательное образование.
