Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
- Он дитя греха. И живой укор твоему безволию.
- Грех на мне, но не на ребёнке. Сын мой свят, как любой младенец в возрасте невинности.
- Но на нём печать матери-безбожницы. И не смей перечить! Ибо, возражая, ты опять погружаешься в бурную пучину прежней ереси. Ты раскаялся, вновь обрёл семью, освящённую Церковью, и негоже оправдывать гнусные поступки.
Князь упрямо пробормотал:
- Пусть меня сжигают живьём, но и на костре я не отрекусь от Олега.
Александр покраснел от негодования:
- Богохульствуешь, Господа гневишь!
- Нет, неправда. - Осмомысл поднялся. - Бог любое чадо своё лелеет и любит. А Олег раб Божий, ибо был крещён. Вот и я любить его буду, несмотря ни на что. Ибо в нём - искра Божья.
Пожилой игумен перекрестился:
- Поживём - увидим, чья в нём искра… А теперь молись. Прежние твои грехи отпускаю, а речей греховных воспринять не могу. И пока не осознаешь сего, мы с тобой не помиримся.
- Что ж, спасибо и на том, отче. Оба разошлись недовольные.
А на Святки приехал в Галич Ростислав-Чаргобай, чтоб договориться с князем о традиционной январской охоте. Ярослав брал с собой впервые в Тысменицу Якова и хотел, чтобы всё устроено было с честью. После разговора вышел сын Берладника на крыльцо и увидел Фросю, возвращавшуюся из церкви. В шубке из куницы, милой шапочке, отороченной горностаем, красных рукавичках и румяная от мороза, юная княжна с новой силой ранила его сердце. Он сказал, низко поклонившись:
- Здравия желаю, матушка, мой свет! С праздником тебя Рождества Христова.
- И тебя, троюродный братец, и тебя, - улыбнулась девушка. - С нами ли пробудешь до Крещения Господня?
- Я не смею, ибо приглашён твоим батюшкой не был.
- Ну, а коли я замолвлю словечко?
- Нет, не хлопочи. Поспешу готовить лесованье, чтоб не острамиться и оставить его довольным. А уж коли не подкачаю, то на Масленицу непременно приеду.
- Буду очень рада. Вот ужо поездим тогда на тройках, поиграем в снежки и полакомимся блинами с белорыбицей!
- Ив мечтах своих не могу представить о подобной милости.
- Отчего же нет? Мы с тобой ровня ровней, общих имеем предков. И сейчас мог бы править Галичем, повернись жизнь иначе.
Чаргобай закатил глаза, кисло хохотнул:
- Если бы да кабы, да во рту росли грибы… Ярослав - благодетель мой и Янкин, я его люблю не меньше родителя, хоть родитель с ним и враждовал.
- Вспоминать не станем. Главное, что тятенька и ты в дружбе, зла не держите друг на друга. Приезжай на праздник.
- Обещаю верно.
Между тем охота прошла на славу. Снега было много, и борзые собаки вязли в нём по брюхо, но травили зверя ретиво. Осмомысл со своим ловчим, Чаргобай и Яков завалили лося, кабана и косулю, не считая зайцев и глухарей. Отдыхали во дворце - бывшем Настенькином, и наставник Олега Тимофей доложил об успехах подопечного.
- Где ж он сам, отчего не спустится? - удивился князь.
- Ждал тебя вчера, стоя на крыльце, и, как видно, трошки застудился. Кашлял и сморкался с утра, лекарь повелел быть в постели. Еле удержали, когда ты приехал.
- Так пошли к нему! Я зело соскучился. - Он взглянул на Владимира, гревшегося у печки: - Хочешь познакомиться с братцем?
Тот вначале замешкался, но потом посчитал, что ответить отказом - значит вызвать неудовольствие Ярослава, и покорно поплёлся следом.
Мальчик на одре лежал с завязанным горлом, но при виде гостей он вскочил, словно на пружинке, и, в одной рубахе - чуть повыше колен, босиком, бросился к отцу. Осмомысл схватил его на руки, смачно расцеловал. Глядя на их лобзания, Яков недовольно подумал: «А меня так вот редко привечал. У, поганец маленький, чтоб ты от недуга подох, гадостный заморыш!»
- Вон гляди, Олеже, кто к тебе пришёл, - обернулся правитель Галича. - Это старший братец твой, звать его Володимер, а по святцам Яков. Мамки ваши разные, но зато я один, потому и братья.
Сидя у него на руках, паренёк посмотрел на подростка без особого интереса, грустными глазами больного ребёнка. И спросил Владимира:
- У тебя мамаша тоже сбежала? Княжич усмехнулся:
- Слава Богу, нет. Ярослав заметил:
- У тебя ещё единокровных две сестры - Фросюшка и Иринушка.
- Две сестры? - повторил малыш. - Отчего они никогда ко мне в гости не приедут? Я сижу тут один, всеми брошенный. Нешто сёстры меня не любят?
Осмомысл нашёлся:
- Ну, пока с тобой не были знакомы, видимо, не больно любили, но теперь полюбят.
- Я их тоже от души полюблю. Ты мне обещал подарить собаку и не подарил. Что, забыл?
- Не серчай, запамятовал. Но пришлю немедля со своим дружинником - Миколкой Олексичем. Поправляйся быстрее - станешь пёсика обучать да натаскивать. Яшка тебе расскажет, он большой мастак по собачьей части.
И уже потом, после ужина, галицкий владыка обратился к старшему сыну:
- Ну, Олежка тебе понравился?
Юноша уткнулся в пустую тарелку, глаз не поднимал и ответил вяло:
- Да, забавная кроха…
- Ты уж не ревнуешь ли? Брось ершиться, он тебе не соперник.
Тот с сомнением посмотрел на отца:
- Верно, тятя?
- Слово князя. - Но потом добавил: - Лишь учись прилежно да веди себя чинно. И тогда непременно унаследуешь Галич.
У Владимира оттопырилась нижняя губа:
- Значит ли сие, что, учись я плохо и веди себя непотребно, ты престол передашь Олегу?
Ярослав подмигнул хитро:
- Зарекаться трудно… Ну, сынок, не дуйся. Я же пошутил. Просто мне хотелось бы зреть в тебе надёжного, сильного витязя, приносящего родимой земле только пользу.
- Я стараюсь, тятя.
- Вот и молодец. Не ослабевай.
Вскоре княжич ушёл в одрину, а за кубками вина продолжали сидеть только Осмомысл с Чаргобаем. Молодой человек, видя благодушное настроение повелителя, воздуху набрал в грудь побольше и отважился завязать важный разговор. Он сказал:
- Батюшка, мой свет, не вели казнить, а вели слово молвить.
- Что-то пышно начинаешь, голубчик. Уж, никак просьба у тебя?
- Точно, просьба. Или даже мольба. Или предложение…
- Излагай, не трусь.
- Полюбилась мне дочь твоя, Евфросинья, Фрося… В ней души не чаю. И хочу просить ея выйти за меня замуж.
Узкое лицо повелителя Галича сделалось серьёзным. Он провёл пальцами по усам, мокрым от вина, пощипал бородку. Вперил острый взгляд в отпрыска Берладника. И проговорил:
- Не серчай, дружок, но сему не быть. Побледнев, Ростислав спросил:
- Отчего же, княже? Али я жених недостойный?
- Э, куда хватил! Ты достойнее прочих, даром что доводишься мне двоюродным племяшом… И в иных обстоятельствах был бы рад вельми вашей свадьбе. Но пойми, не могу я не думать о княжестве. Я уйду, Ростислав Киевский уйдёт - как сберечь нашу землю целой, сохранить и обогатить? С унграми союз не удался, с ляхами неплохо бы породниться… Володимера я женю на черниговской княжне" - ведь ея отец, Святослав Всеволодович, может сесть на великокняжеский стол не сегодня-завтра. Молодой Игорь Святославич из рода Ольговичей тож подрос… За него бы Фросю отдал… А с тобою не сладится.
Слушая правителя, Чаргобай из бледного становился красным - запылали щёки и уши, даже шея побагровела. Сын Ивана пробормотал:
- Ты меня лишил счастья… и, не вытащив занозы из сердца, глубже ея задвинул, до гнетущей боли…
Ярослав подлил ему вина в кубок:
- Говоришь цветисто. Никогда не пробовал петь былины да гимны под гусли?
- Ты смеёшься, княже, - сокрушённо произнёс молодой человек, - а внутри меня всё горит и стонет.
- Выпей, успокойся. На любую рану можно подыскать живляющее лекарство. Ты уж мне поверь! Я едва не сошёл с ума, как узнал об измене Настеньки. Небо стало с овчинку, и не видел белого света. Но воспрял, как видишь. А твоё увлечение Фросюшкой - нешто это любовь? Улетучится быстро.
Тот упрямо помотал головой:
- Я не знаю. Но одна дума, что она пойдёт за другого, вызывает во мне отчаяние. Ярославе, добрый, справедливый, измени решение, и в моём лице ты найдёшь слугу, преданнее которого трудно подыскать. Жизнь за тебя отдам!
Осмомысл ответил уже без улыбки:
- Перестань скулить. Будь не тряпкой, но мужем. Я решений своих продавать не исполнен. Даже ценою жизни преданных мне людей. - Широко зевнул. - Спать давно пора. Утро вечера мудренее. Завтрева, на свежую голову, мир тебе покажется много веселей.
Оба поднялись - дядя не спеша, чувствуя нетвёрдость коленок от разлившегося по телу вина, а племянник резко, словно и не пил.
- Ну, спокойной ночи, голубчик, - пожелал ему галицкий владыка. - Можешь не провожать, мне Миколка Олексич поможет раздеться… - И, слегка шатаясь, вышел из гридницы.
