Эдуард Володарский - Вольф Мессинг. Видевший сквозь время
В пустой столовой – просторном помещении, чем-то напоминавшем сарай, – стояли три длинных, во всю комнату, стола, за один из них Горбенко усадил Мессинга. Повар, грузный старшина в белом колпаке и грязном фартуке поверх гимнастерки, поставил перед ним глубокую миску дымящихся щей с плавающими кусками мяса, большую тарелку с мятой картошкой и тушенкой, тарелку с крупно нарезанными помидорами и огурцами и три стакана компота.
– Что вы, зачем столько? – испуганно посмотрел Мессинг на большую и глубокую миску со щами. – Я все это не съем.
– Больной, что ли? – мрачно спросил повар в белом колпаке.
– Нет, я здоров…
– Тогда ешь – здоровее будешь. Вкусно. Люди всегда добавки требуют. – И повар ушел к себе на кухню, отгороженную деревянной стеной с большим окном, в которое подавали еду.
Горбенко по-прежнему стоял, подперев дверной косяк, и молча смолил самокрутку.
Мессинг принялся есть, поглядывая на стены, на которых было развешано множество плакатов, изображавших красноармейцев в летнем и зимнем обмундировании, а также винтовки и автоматы… пулемет в разобранном виде… ручные противопехотные и противотанковые гранаты… разрез окопа полного профиля… Были плакаты с лозунгами «ЗАЩИТИМ ПОКОЙ И ТРУД СОВЕТСКИХ ГРАЖДАН», «КРАСНАЯ АРМИЯ ВСЕХ СИЛЬНЕЙ!».
И посредине стены висел непременный портрет Сталина. Мессинг ел мясные щи и поглядывал на Сталина. И Сталин смотрел на него с лукавой улыбкой.
Ворот гимнастерки старшего лейтенанта Скрыпника был расстегнут, волосы всклокочены, в глазах горели азарт и почти детское любопытство. Под столом он перетасовал колоду потрепанных карт, потом вынул одну и взглянул на Мессинга, все так же сидевшего перед ним на стуле:
– Ну а щас какую карту я вытащил?
– Семерку пик, – спокойно отвечал Мессинг, глядя в окно, за которым уже наступали сумерки следующего вечера.
– Ну ты даешь, артист… А щас чего я вытащил?
– Даму червей…
– Точно! Ну ты даешь… Как же у тебя это получается? – не переставал удивляться старлей. – Ну скажи, будь человеком? Где ты шельмуешь? Как?
– Да никак я не шельмую… – устало улыбался Мессинг. – Я просто вижу.
– Как видишь? Я же руки с картами под столом держу – как ты можешь увидеть?
– Я их мысленно вижу.. В голове представляю карты – и как вы их тасуете, и какую карту вытаскиваете…
– Да как же это возможно? Не-ет, ты не хочешь говорить, артист, нехорошо! Я к тебе со всей душой, а ты… темнишь!
– Нет, нет, не темню… я просто читаю ваши мысли. Вы же видите карту, которую вытащили из колоды, а я улавливаю ваши мысли и тоже знаю карту, – все с той же вежливой улыбкой отвечал Мессинг.
Открыв рот, старлей обалдело смотрел на Мессинга и ничего не понимал. Потом сказал отрешенно:
– Ты страшный шпион… Тебя надо немедля расстрелять…
– Нет, нет, что вы! Не надо меня расстреливать! – не на шутку испугался Мессинг, глядя на застывшее лицо старлея. – Давайте я вам лучше другие фокусы покажу.
Прослышав о необычном «шпионе», набежали другие офицеры. Ажиотаж нарастал. Теперь в комнате сидели четверо офицеров: еще один старший лейтенант и два лейтенанта – и вид у всех был такой же, как у Скрыпника, взъерошенный, очумелый и даже напуганный.
– Хорошо, завяжите тогда мне глаза, если вы думаете, что я как-нибудь подглядываю. И пусть гражданин Антон что-нибудь прикажет мне мысленно… то есть молча. И я его приказание выполню с завязанными глазами.
– Давай, Антон… – сказал лейтенант, которого звали Михаил Крышкин.
– Так вы сперва глаза ему завяжите, – ответил Антон Скрыпник.
Второй старлей, Сергей Покровцев, достал из кармана большой носовой платок, сложил его несколько раз в толстую повязку, подошел к Мессингу и крепко завязал ему глаза, стянув узел на затылке.
Мессинг потрогал повязку на глазах, предложил:
– Пожалуйста, приказывайте.
– Готово… – после паузы объявил Скрыпник.
– Могу выполнять? – спросил Мессинг.
– Можете…
Мессинг встал, повернулся вокруг себя, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами, потом медленно пошел через комнату к сидевшему в дальнем углу молоденькому лейтенанту Павлу Старкову
Офицеры напряженно следили за Мессингом. А тот подошел к Старкову, кончиками пальцев провел по плечам, по карманам на груди гимнастерки, попросил:
– Встаньте, пожалуйста.
Старков встал. Мессинг провел пальцами по карманам галифе, запустил руку в один из карманов, достал оттуда портсигар и коробок спичек, вынул из портсигара папиросу, затем положил портсигар обратно и медленно пошел через комнату в противоположную сторону, где сидел у окна старший лейтенант.
– Он правда ничего не видит? – шепотом спросил Антон.
– Не видит, я же сам ему глаза завязал, – так же шепотом ответил Сергей Покровцев.
Мессинг подошел к Антону, рукой провел перед его лицом, потом вставил ему в рот папиросу, зажег спичку и предложил:
– Прикуривайте…
Скрыпник прикурил, и Мессинг, погасив спичку, спросил:
– Я правильно выполнил ваше приказание?
– Пр-равильно… – ответил тот и закашлялся, поперхнувшись дымом.
Офицеры разом загалдели:
– От дает, а?
– Да как он все это делает?
– А хрен его разберет! Делает, и все!
– Не, я видел в цирке в Минске один фокусы проделывал – с ума сойти, но чтобы такое… Не-е, ребята, тут точно без нечистой силы не обошлось.
У нас в деревне была такая бабка. Глянет на дорогу и говорит: «Степан мой сейчас придет. Пьяный будет, квасу требовать холодного станет». И точно – Степан этот в дым пьяный является! Если погоду узнать, вся деревня к бабке идет, лучше никто не скажет… А еще… вот не поверите, она убийство Кирова предсказала…
– Как это предсказала? Ты говори, да не заговаривайся…
– А вот так и предсказала. Раскинула карты и говорит: «Ой, большая беда будет! В Питере большого человека убьют. Кировым зовется»… Через неделю – точно, укокали!
– Ну дела-а… – покачал головой Сергей Покровцев. – Тут, ребята, умом тронуться можно… Откуда ты, Антоха, этого еврея выкопал?
– Сам границу перешел, – ударил себя в грудь старлей Скрыпник. – Говорит, спасался. Говорит, фашисты убить хотели. А документов никаких.
– Может, засланный?
– Ну ты подумай, Серега, если бы засланный, то и документы при нем были бы в полном порядке. И легенду бы такую рассказал – любой поверит. Главное, документы хоть какие, но были бы… А он еще говорит, за его голову награду назначили двести пятьдесят тыщ марок!
– Такая голова и больше стоит, ей-богу… – глядя на Мессинга, проговорил Сергей Покровцев. – Давай в штаб района докладывай – а то по шее дадут, такого человека уже двое суток у себя держим… – Сергей Покровцев тряхнул головой и хлопнул себя по коленям. – Ну, Мессинг, ну, фокусник! Что ж ты за человек такой, убей, не пойму!
– Опасный человек, – сказал Скрыпник. – Расстрелять бы его от греха подальше. А то затаскают с ним…
– Расстрелять? Да ты что, Антоха? И я уже по начальству сообщил… – растерянно проговорил Покровцев.
Черная «эмка» быстро катила по подмерзшей проселочной дороге. В машине на заднем сиденье находился Мессинг, рядом с ним – военный лет тридцати в кожаном пальто и кожаной фуражке. Впереди рядом с водителем в потертой старой кожанке сидел мужчина лет сорока в шинели с двумя шпалами в петлицах и фуражке с малиновым околышем НКВД.
– Простите, гражданин майор, до Бреста еще долго? – нарушил молчание Мессинг.
– Не волнуйтесь, господин Мессинг, скоро будем, – ответил майор НКВД Рукавицын и вдруг обернулся, внимательно, с улыбкой посмотрел на Вольфа: – Все думаю и не могу понять: как же вы слышите приказы, которые человек отдает мысленно? Вы что, вот так запросто чужие мысли читать можете?
– Иногда могу..
– Здорово… Вам бы в НКВД работать – цены не было бы. Или в угрозыске… – Майор вдруг нахмурился, кашлянул. – Впрочем, извините, господин Мессинг… это я так, к слову.. – И он отвернулся, вновь стал смотреть вперед на дорогу.
Стояло холодное утро, подмораживало. «Эмка» выскочила с проселочной дороги на шоссе и помчалась быстрее.
Брест, 1940 год– Не успели вы появиться в пределах Советского Союза, господин Мессинг, а уже такие чудеса про вас рассказывают – только руками развести, – чуть улыбаясь, говорил грузный полковник НКВД Фридман, с бычьей шеей и мясистым носатым лицом. Главными же на его физиономии были глаза – маленькие, светлые, они сверлили собеседника, словно буравчики. – Всех офицеров на границе очаровали, можно сказать. Все в смятении и недоумении…
– Но мне все равно не верят… – ответил Мессинг.
Это снова был кабинет, но уже кабинет солидного начальника НКВД. Полированная мебель, стены с темными дубовыми панелями и непременным портретом вождя в рамке под стеклом. Столы стояли буквой «т». За коротким сидел полковник НКВД Александр Михайлович Фридман, за длинным узким столом – еще трое чинов НКВД, и в самом конце – Мессинг.
