Анна Кальма - Капитан Большое Сердце
Вода в несколько минут достигла перил, правая часть судна была разломана у грот-мачты, и «Жаннета» стала быстро погружаться в воду.
Де Лонг сам поднял на бизани кормовой флаг и последним оставил корабль.
Собравшись на льду, команда молча следила за тем, как под водой скрывалась палуба, потом мачта, как, намокнув, тяжело повис полосато-зеленый флаг и как с негромким всплеском навсегда исчезла в синевато-серой глубине их «Жаннета».
Но суровая действительность не оставляла времени для сентиментальных переживаний. Надо было устраивать лагерь, подсчитывать запасы, расставлять палатки, готовить еду.
Де Лонг решил пробираться на юг, пользуясь, пока возможно, санями, а добравшись до Новосибирских островов, пересесть на катера и попытаться доплыть до берегов Сибири.
Де Лонг сам, со скрупулезной точностью, распределил по саням запасы. Особенно драгоценными были лимонный сок, спирт и пеммикан.[1] Капитана заботили больные: Даненовер, Чипп и еще два человека из команды. Они могли передвигаться только с большим трудом.
Шесть дней продолжались сборы к походу. Наконец, вечером 18 июня, экспедиция тронулась в путь, оставив на льдине выложенную из ледяных обломков туру, в которой лежала запечатанная в жестяную банку из-под пеммикана записка Де Лонга:
«США. Катер „Жаннета“. На льду, северная широта 77°18, восточная долгота 153°25. 17 июня 1881 года.
Завтра вечером, 18 июня, мы оставляем наш лагерь и отправляемся на юг с целью достичь Новосибирских островов, чтобы оттуда идти на ботах к побережью Сибири.
„Жаннета“ вмерзла в пак в Ледовитом океане 5 сентября 1879 года, приблизительно в 25 милях к востоку от острова Геральда, и с 5 сентября 1879 года до 12 июня 1881 года дрейфовала к северо-западу, достигнув наконец 77°15 с.ш. и 153°0 в.д. 12 июня „Жаннета“ была раздавлена тяжелыми ледяными полями и затонула в 4 ч. ночи 13 июня.
Мы покинули корабль и высадились на лед, причем мы спасли припасы почти на 80 дней, 5 ботов, все палатки, все прочее оборудование, одежду, амуницию и оружие… После гибели корабля мы, разбив на льду лагерь, были заняты погрузкой саней и прочими приготовлениями к походу. Мы двигаемся в путь, имея шестидесятидневный запас провизии. У нас 23 собаки.
Джордж В.Де Лонг, лейтенант флота США, начальник Американской арктической экспедиции».Сквозь торосы и разводья
Ломались и разваливались сани. Ледяная дорога под солнечными лучами порой превращалась в кашу, и тогда люди брели по колено в воде, задыхаясь в меховой одежде, надрываясь от тяжести саней. На пути вырастали торосы, их приходилось рубить кайлами. Лед был твердый, как железо, но люди рубили, стиснув зубы, упорно раскалывая глыбу за глыбой. Потом обрывалась ледяная кромка, и сани оказывались перед широкими, похожими на каналы, разводьями. Льдины ныряли и кувыркались в разводьях, как живые, и тогда приходилось подтаскивать к разводьям десятки других льдин и сооружать из них мосты, способные выдержать тяжесть саней.
Было начало полярного лета — время самое плохое для похода. Мягкий снег проваливался под ногами, непрерывно шли дожди, и одежда и одеяла все время были сырыми. Высушить их было негде: огонь разводили только для варки пиши. Даже собаки дрожали и жались у палаток. Часто сани опрокидывались, приходилось вылавливать груз из воды, искать среди торосов. Обрывались постромки саней, ломались полозья, собаки съедали упряжь. Нужно было чинить, строить, тащить, связывать. Это был нечеловеческий труд. Работая до изнеможения по десяти часов, отряд продвигался в среднем по две мили в день. К концу дня, разбитые, с ноющей болью в руках и ногах, люди глотали наспех сваренную пищу, забирались в промокшие спальные мешки и забывались в тяжелом сне без сновидений. Но даже и в таких испытаниях Де Лонг не давал им пасть духом. Он и Мельвилль то запевали песню, то вовремя сказанной шуткой рассеивали мрачное настроение спутников. Однажды, распаковывая провизию, капитан наткнулся на письмо какого-то нью-йоркского энтузиаста, который предсказывал экспедиции великие научные открытия и просил написать ему по адресу: «Г.И.К. 10 ящик, Нью-Йорк». Над этим письмом долго и заливисто хохотала вся команда. В другой раз капитан на привале сказал, усмехаясь:
— Наш лагерь напоминает мне ярмарку в Хобокене… Только у нас прохладно, а там теперь, наверное, все страдают от жары…
Но тут же он осекся: по лицам спутников он понял, что кое-кто не прочь поменяться с хобокенцами.
Определяя местонахождение отряда, Де Лонг вдруг обнаружил, что, продвигаясь как будто к югу, они через неделю очутились на 28 миль севернее, чем в момент выступления. Выяснилось, что, пока они проходят одну милю к югу, их относит на три мили к северо-западу.
Такое открытие могло обескуражить кого угодно. Никто не должен знать об этом, решил Де Лонг, иначе это вызовет полный упадок энергии. Сам он после бессонной ночи встал еще более решительный, чем нсегда. Нет, это только скверная шутка природы, он ей не поддастся. Капитан незаметно изменил курс экспедиции с юга на юго-запад; так как дрейф шел к северо-западу, то при юго-западном курсе они могли скорей пересечь линию дрейфа. Он сказал об этом только Мельвиллю.
На ответственности Де Лонга были тридцать две жизни, он должен был доставить людей невредимыми на материк. Он думал об этом каждый час, каждую минуту. Щеки его осунулись, глаза ввалились. Эмма не узнала бы в этом скуластом, с распухшими, обветренными губами человеке блестящего флотского офицера Де Лонга.
На пути экспедиции все чаще стали попадаться разводья. Де Лонг надеялся, что это указывает на близость большого чистого ото льда водного пространства. Однажды Денбар указал ему на скопившиеся на юго-западе облака.
— Не похоже, чтобы такие облака нависли надо льдом, — сказал он.
Взяв бинокль, Де Лонг взобрался на вершину одного из торосов. В бинокль были ясно видны земля и вода. Ближайшие Новосибирские острова должны были находиться в 120 милях от экспедиции. Стало быть, это что-то новое?
Он дал распоряжение двигаться по направлению к земле.
Однако земля была словно заколдована: разводья, водовороты, полыньи отбрасывали отряд от земли и разъединяли караван.
«Мучились так, что я никогда этого не забуду», — писал в дневнике капитан.
Люди устали, промерзли, промокли, но близкая земля манила их: быть может, там они смогут отдохнуть на покрытых мохом откосах? Быть может, там найдется топливо?
И они снова боролись со льдом и водой, тащили на себе боты и сани, прыгали по льдинам, проваливались в трещины.
Наконец, 20 июля, Де Лонг вступает на берег. С трудом удерживаясь на крутом откосе, он водружает американский флаг.
— Друзья, — говорит он высоким, взволнованным голосом, — этот остров, к которому мы пробивались больше двух недель, — наше открытие. Я принимаю его и называю островом Беннета. Ура, друзья!!!
— Ура-а! — жидко закричали моряки, и их голоса поглотили снег, лед, вода.
Матрос Ниндеман — долговязый верзила с длинными, висящими книзу усами — взобрался на холм возле Де Лонга.
— Я не мастер говорить, ребята, — сказал он. — Новый остров — это, конечно, важная вещь и стоит ради него драть глотку. Но по-настоящему кричать «ура» надо в честь нашего капитана… Он молодец, каких мало, он вместе с нами работал, как вьючная лошадь, он…
Ниндеману не дали договорить. Раздался такой восторженный рев, какого никогда еще не слыхали в полярных льдах.
К Де Лонгу со всех сторон тянулись мохнатые рукавицы, и он не успевал пожимать все дружеские лапы, обнимать этих мужественных людей, с которыми его сроднили общий труд и общие невзгоды.
Здесь же, на острове Беннета, капитан получил от команды прозвище «Биг Харт», что означает «Большое Сердце». Команда оценила заботы и старания Де Лонга, его желание поддержать во всех бодрость, его усилия сохранить им всем здоровье и жизнь.
Вначале остров Беннета казался усталым, истощенным людям обетованной землей. Тут был плавник, годный для топлива, и в скалах гнездились тысячи птиц, которые могли служить пищей. Экспедиция с воодушевлением собирала образцы минералов и цветов, охотилась на птиц, грелась у костров и пила свежую воду из стекающих с горы ручьев. Но вскоре птицы сделались пугливыми и не подпускали охотников, топливо стало иссякать, его приходилось разыскивать. К тому же началась непогода. Ветер дул с такой силой, что было трудно удержаться на ногах, пронизывающий снег и град загоняли моряков в палатки. В палатках было тесно и мокро, у людей замерзали ноги, и тогда, чтобы отогреть их, они били по ним палками. Ночью с ближнего утеса снесло много камней. Они с грохотом лавиной катились вниз и обрушивались у палаток.
«Из палатки № 2 все выскочили, мы же отнеслись к этому совершенно спокойно, — записал Де Лонг, — мы столько пережили, что готовы ко всему».
