Джералдин Брукс - Год испытаний
Я делала вид, что внимательно слушаю рассказы миссис Момпелльон о полезных свойствах руты и ромашки, а сама в это время вырывала чертополох. Потом я отправилась на кухню и занялась уборкой. Так прошли утренние часы. Некоторые думают, что работа домашней прислуги — это очень скучное дело, но я так никогда не считала. И в доме пастора, и в Бредфорд-Холле я находила удовольствие в том, что привожу в порядок красивые вещи. Полируя дамасскую шкатулку в доме Момпелльонов, я рассматривала изящные инкрустации и думала о мастере из далекой страны, который их сделал. У мистера Виккарза я видела материю, которую он назвал дамасской, и мне было интересно, неужели и эта шкатулка проделала такой далекий путь. Подумав о мистере Виккарзе, я тут же вспомнила, что так и не посоветовалась с миссис Момпелльон насчет платья. Но потом спохватилась: уже почти полдень, Том скоро проснется и запросит есть. Я поспешила домой, решив, что поговорю с миссис Момпелльон о платье позже.
Дома меня встретила тишина. Джейн Мартин была на кухне с Томом, а Джеми молча играл один у плиты. В уголке, где мистер Виккарз занимался шитьем, лежали аккуратно сложенные с вечера выкройки и нитки. Яйца, которые я оставила ему на завтрак, так и остались нетронутыми. Том, увидев меня, стал извиваться в руках Джейн Мартин, я взяла его на руки и стала кормить. И только потом спросила о мистере Виккарзе.
— Я его сегодня не видела, — сказала Джейн. — Я думала, он пошел с утра к Хэдфилду.
— Но он даже не позавтракал, — заметила и.
Джейн Мартин пожала плечами. Она всячески старалась показать, что не одобряет присутствия в моем доме постояльца-мужчины.
— Он в постели, мама, — сказал расстроенный Джеми. — Я пошел его поискать, а он закричал на меня: «Уходи!»
Наверное, он серьезно разболелся, подумала я. Налив в кувшин свежей воды, я отрезала кусок хлеба и понесла наверх. Поднявшись по лестнице на чердак, я услышала стоны. От волнения я даже забыла постучать в дверь, а когда вошла, чуть не выронила кувшин от ужаса. Джордж Виккарз лежал на краю кровати, свесив голову под тяжестью огромной, пульсирующей опухоли желто-фиолетового цвета. Его лицо пылало, оно было ярко-красным. Светлые волосы потемнели и слиплись, подушка промокла от пота. В комнате стоял сильный, сладковатый запах. Так пахнут гниющие яблоки.
— Пожалуйста, воды, — прошептал он.
Я поднесла к его потрескавшимся губам чашку, и он жадно ее осушил. Я все подливала и подливала воды из кувшина, пока он не опустел.
— Спасибо, — выдохнул он. — А теперь, умоляю вас, уйдите, а не то вы тоже можете подцепить эту заразу.
— Нет, я не оставлю вас в таком состоянии, — сказала я.
— Мне все равно уже ничто и никто не поможет, разве что священник. Прошу вас, позовите Момпелльона, если он, конечно, не побоится прийти.
— Не говорите так! — горячо возразила я. — Лихорадка пройдет, и вы почувствуете себя лучше.
— Нет, Анна. Я слишком хорошо знаю признаки этой ужасной болезни. Лучше уходите скорее, ради ваших детей.
Я встала и вышла, но только затем, чтобы взять из своей комнаты еще одно одеяло — укрыть его — и подушку, так как та была совсем мокрой. Когда я вернулась, он стонал. Я попыталась приподнять его, и он вскрикнул от боли — огромная опухоль нарывала. И вдруг она лопнула, как стручок, и из нее брызнул густой гной. Приторный запах гнилых яблок сменился запахом тухлой рыбы. Вытирая эту гадость с его лица и плеча, я едва сдержала приступ рвоты.
— Ради бога, Анна, — с трудом проговорил Он, напрягая свой охрипший голос, — уходите отсюда! Вы не можете мне помочь! Подумайте о себе!
Испугавшись, что в таком ослабленном состоянии волнение действительно может повредить ему, я подобрала грязные простыни и вышла из комнаты. Внизу меня встретили испуганные Джейн и Джеми. Джеми, конечно, не понимал, что происходит, а Джейн стояла бледная как мел. Она уже сняла фартук и была готова уйти.
— Прошу тебя, останься с детьми, пока я схожу за пастором. Мистеру Виккарзу очень плохо, — сказала я, бросая грязное белье во дворе у двери.
Я бежала, глядя себе под ноги, так что не заметила пастора, который ехал верхом на Антеросе. Но он меня заметил и остановился рядом со мной.
— Анна, что стряслось? — спросил он, спешиваясь и протягивая мне руку, чтобы поддержать меня, так как я все не могла отдышаться.
Я сбивчиво рассказала ему о том, в каком ужасном состоянии находится мистер Виккарз.
— Мне очень жаль, — сказал он, и лицо его сразу приняло озабоченное выражение.
Не теряя времени он подсадил меня в седло, сел сам, и мы поскакали.
Все события тех дней стоят у меня перед глазами, как будто это случилось только вчера. Я помню, как мужественно вел себя мистер Момпелльон, как он меня успокаивал, как утешал бедного мистера Виккарза. Мистер Виккарз бормотал что-то бессвязное, метался, проклинал все на свете, кричал от боли. Было трудно понять, что он пытается сказать, но иногда он прекращал метаться и просто лежал с широко открытыми глазами, повторяя хриплым голосом: «Сожгите все! Сожгите все! Ради Бога, сожгите все!» На вторую ночь он лежал молча, уставившись куда-то в пространство. Его губы обметало, и я время от времени смачивала их водой. Он молча, с благодарностью смотрел на меня, не в силах произнести ни слова. Ночь тянулась бесконечно, но мистер Момпелльон не отходил от его постели, даже когда к утру мистер Виккарз забылся неспокойным сном.
Он умер, сжимая в руках простынку. Я осторожно разжала его руки, распрямила его длинные пальцы. Из глаз у меня хлынули слезы. Я говорила себе, что плачу из-за несправедливости — он умер так неожиданно и таким молодым, никогда уже его умелые пальцы не сошьют красивой вещи. Но на самом деле я думаю, что рыдала из-за другого: ведь я ждала, чуть ли не до последней минуты, надеясь ощутить прикосновение этих рук.
Мистер Момпелльон в последний раз прочитал над ним молитву. Между пастором и мистером Виккарзом была совсем небольшая разница в возрасте, мистеру Момпелльону исполнилось всего двадцать восемь. Но на его подвижном лице уже пролегли морщинки: на лбу и вокруг глаз. Он слишком много хмурился, предаваясь размышлениям, да и посмеяться за компанию тоже любил.
— Как же это тяжело — умереть среди чужих, когда нет никого из близких, чтобы тебя оплакать, — сказала я.
— Умирать всегда тяжело, особенно в расцвете лет. Но я думаю, что Джордж Виккарз был счастлив, живя в твоем доме. Ты должна утешать себя тем, что ты и твои сыновья доставили ему радость, и тем, что проявила к нему сострадание.
Глава 3
Могильщик приехал за телом Джорджа Виккарза рано утром. Так как никаких родственников у него не было, похороны должны были пройти быстро и без особых церемоний. «Чем быстрее, тем лучше», — сказал старый могильщик, погружая тело на свою телегу.
Мистер Момпелльон разрешил мне не выходить на работу в тот день. «Лучше отдохни», — сказал он, когда уходил на рассвете. Антерос простоял всю ночь на привязи в моем саду и вырыл своими копытами целые ямы. Я кивнула, хотя знала, что отдохнуть мне не удастся. Бредфорды приказали мне явиться в имение, чтобы прислуживать во время званого обеда, а до этого мне еще надо было хорошенько вымыть весь дом, а потом подумать, как избавиться от вещей мистера Виккарза.
Словно читая мои мысли, пастор, уже садясь на коня, помедлил и сказал:
— Было бы хорошо, если бы ты выполнила просьбу мистера Виккарза. Он просил сжечь его вещи, и это дельный совет.
Я все еще тщательно отскребала истертый пол на чердаке, когда в дверь постучала первая из заказчиц мистера Виккарза. Еще до того, как открыть дверь, я уже знала, что это Анис Гауди. Она умела извлекать из трав ароматное масло и душилась им — легкий приятный запах всегда предшествовал ее появлению. Я восхищалась Анис: она была сообразительной, острой на язык, а во время родов мало кто из женщин обходился без ее помощи. Одним видом своим она внушала спокойствие и уверенность.
Она пришла к мистеру Виккарзу забрать платье, которое он ей сшил. Когда я рассказала ей о том, что произошло, она очень расстроилась. А потом меня отругала:
— Почему ты не пришла к нам с тетей, вместо того чтобы бежать за Момпелльоном? Хороший настой трав скорее помог бы Джорджу, чем бормотание пастора.
Анис и раньше порой озадачивала меня своими высказываниями, но на этот раз она превзошла саму себя. Во-первых, это было явное богохульство. А во-вторых, я была удивлена, с какой фамильярностью она говорила о мистере Виккарзе. В каких же они были отношениях, если она называет его по имени? Мои подозрения только усилились, когда я увидела это платье. Все мое детство, когда страной правили пуритане, мы носили одежду только так называемых грустных расцветок — черную или коричневую. После того как король вновь вернулся на трон, вернулись и более светлые тона, но одежда все равно оставалась строгой и длинной. Только не для Анис. Она заказала платье из ярко-красной материи. Я не видела, как мистер Виккарз шил его, и подумала, что он, наверное, от меня его прятал. Платье было готово, оставалось только подшить подол. Когда она приложила платье к себе, я представила, как она, высокая, роскошная, с распущенными золотистыми волосами, стоит перед мистером Виккарзом, опустившимся на колени, и как его длинные пальцы скользят с подола на ее щиколотку — умелые руки на ароматной коже… Я тут же покраснела, как это проклятое платье.
