Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга вторая)
— Уважаемый, тебе знаком этот человек? — указывая на халвовщика, спросил он.
— Нет… Э-э… Ах, простите! Как же, как же! Теперь вспоминаю, нам довелось встретиться.
— Хм… Довелось, значит. И давно?
— Дня три миновало. В степи, с караваном я встретил этого почтенного человека.
— Ну, и благополучной была ваша встреча?
— Да… Мы, знаете, избежали страшной опасности. Разбойники обобрали нас, взяли все ценное. Голодом морили…
— Голодом, значит. Но вы, однако, не умерли с голоду?
— Нет, спаси всевышний! Добрые люди помогли мне. Все мои спутники воспользовались помощью вот этого уважаемого человека, — плут уже понял, чем завершится эта нежданная встреча.
— Наверное, добрых людей следует отблагодарить за помощь в трудный час? — Джума-кулчи нахмурился. Тут в разговор вступил халвовщик Омуркул:
— Шерип-Махсум, ты не крути, не увиливай! «Все мои спутники…» Это ты столковался с головорезами! Тебе и отвечать. Плати, а после взыщешь со своих уважаемых друзей.
Пришлось Шерипу раскошелиться. Конечно, себя он не обидел — позже взыскал со своих спутников сторицей.
Правительство Бухарской республики в это время провело административное деление всей территории страны. Был образован Керкинский округ. И в тех трудных условиях неустоязшей-ся жизни пришлось в органы окружной власти набирать людей сколько-нибудь грамотных, пользующихся авторитетом хотя бы по прежним временам и при этом не опорочивших себя при эмирском режиме, лояльных новому строю. Так и случилось, что председателем окружного исполкома вскоре сделался благочестивый Моман-сопи, а в Бешире председателем временного ревкома назначили Шихи-бая, осторожного, но недалекого и притом себе на уме. Давуд-бая он назначил заместителем, а членами ревкома стали Молла-Худайберен и Джума-Кёр, люди с немалым достатком и грамотные. Немудрено, что такие, как, например, Бабаджума-батрак или уже снискавший авторитет у дайхан, вступивший в партию бухарских коммунистов Бекмурад-Сары, не знающие грамоты, в своем хозяйстве едва сводившие концы с концами, в то время не могли еще стать у руководства.
— Вот, слава творцу, — толковали те, кто побогаче. — Теперь у власти люди состоятельные, уважаемые. Наведут порядок в аулах и на караванных дорогах. А то житья не стало от головорезов проклятых…
Правительство республики предписало создать в Керкинском округе народную милицию — отряды самообороны. Местные руководители посовещались и решили: начальником отрядов в округе сделать небезызвестного в аулах Молла-Джума Сурхи, сына еще более прославленного, богатого и влиятельного Чоли-бая.
У самого Чоли-бая в прежние времена не счесть было всяческого добра — овец, верблюдов, коней, рогатого скота; поливные земли исчислялись десятками гектаров. Просторный двор его возвышался на краю аула Сурхи, и что ни день — гостей полон дом. Хозяин держал у себя в услужении троих-четвертых парней — дальних родственников, круглых сирот.
При Чоли-бае находился его младший сын Джума. Отец не пожалел денег, выучил его в лучших бухарских медресе. Молодого человека стали называть почтительно Молла-Джума, а по родному аулу — Сурхи. Ко времени, когда свершилась революция, он был уже известен в окрестных аулах и в Керки. Среднего роста, с окладистой бородой, круглолицый, глаза зоркие, пронзительные. Весьма обходительный, приветливый с людьми, был он не только хорошим знатоком книжной премудрости, но неплохо владел и конем, и саблей.
Еще до своего назначения на высокий пост ловкий Молла-Джума, чтобы заявить о себе в глазах народа, на собственные средства отремонтировал старинную гробницу святого, именуемую Малик-уль-Аждар.
И вот теперь Молла-Джума Сурхи собрал себе два десятка джигитов — из тех, кто участвовал в войне против эмира, на каждого получил в окружном ревкоме коня, винтовку и запас патронов. Всем отрядом — впереди сам командир, с маузером в деревянной кобуре и саблей в ножнах, — рысью носились по дорогам от аула к аулу. Миновала неделя, другая — не слыхать стало о грабежах на караванных тропах.
А затем в каждом ауле были созданы отряды самообороны. Ревком выделил и для них оружие с боеприпасами. Коней и средства на содержание отрядов решено было получить у населения в виде дополнительной подати. В Бешире вступило в такой отряд около пятидесяти человек, и командовать ими был назначен Аллакули. Не без труда разверстали по дворам подать на самооборону. Коней постановили давать джигитам не на весь срок службы, а брать у хозяев на неделю, затем возвращать.
Бывало, и за одну неделю иного кони так намучают, как хозяину и за несколько месяцев не удалось бы.
Отряд самообороны в Бешире не снискал себе доброй славы. Уже в первые дни после его создания произошел случай, надолго запомнившийся людям. Повздорили из-за воды для полива двое соседей — Уста-Ачил и Аллаберен. Первый в прежние времена слыл замечательным кузнецом, отсюда и прозвище: уста — мастер. Но позже пристрастился он к легкому заработку посредника в тяжбах, возле казы с его канцелярией. Второй — старик, скромный бедняк. Ачил, помоложе, одолел бы старика — они уже за грудки схватились, но подоспел родственник Аллаберена, здоровяк Молла-Курбан. Хвать лопатой Ачила по голове… У того кровь ручьем. Привели домой — он и дух испустил. Тотчас дали знать Ходжанепесу, его племяннику, состоявшему в отряде самообороны. Схватил он винтовку, бегом во двор к Аллаберену — в упор всадил старику пулю в грудь. И никакой кары за это не понес, только оружие у него отобрали да выгнали вон из отряда.
Правду сказать, люди не слишком горевали об Уста-Ачиле. Дескать, получил то, чего заслуживал. Но об отряде пошла с той поры недобрая молва. Вскоре в Бешире произошло еще одно убийство: джигит из отряда отомстил своему врагу — кровь за кровь. Нет, с такими «блюстителями порядка» не будет мирной жизни, решили люди. То ли дело, когда над всею округой надзирал Нобат Гельдыев со своими красными орлами.
Из всех поречных аулов в Бурдалыке издавна жило больше всего семейств, считавшихся прирожденными скотоводами. Мужчины этих семейств почти круглый год проводили в песках, возле дальних колодцев. Ремесло скотовода им было знакомо с малых лет. Верхом ездили превосходно, на коне, на верблюде, с седлом и без седла. И следопыты из них получались хорошие. Если в ауле у кого-нибудь воровали скотину, — как принято, след вора накрывали опрокинутою тарелкой. Покажут этот след степному следопыту — сразу тот определит, кто вор, куда убежал.
Лет двадцать назад среди таких скотоводов-следопытов славился Абды-Кель — плешивый Абды. Как-то стянул он только что оягнившуюся овечку у Сапаркули, спесивого бая. И, на беду, попался. Бай связал вора и глумился над ним перед людьми, пытаясь накормить его соломой, точно скотину. Долго мучил бедняку, так что дрогнули сердца даже у влиятельных людей. И они начали просить Сапаркули-бая отпустить виновного, тем более, что прежде за ним ничего подобного не замечалось. Упросили наконец…
А у плешивого Абды был сын по имени Салыр. И Салыр удался весь в отца. Что следы читать, что воровать, что из ружья стрелять. Особенно в последнем парень был искусен. Где бы на тое ни затеяли состязание в стрельбе, Салыр непременно загребал себе чуть ли не все призы. Бывало, на спор, положит яйцо кому-нибудь на голову — одним выстрелом собьет, а человек невредим. Худощавый, среднего роста, бородка растет кое-как, а глаза живые, быстрые. Не речистый, словечка лишнего не вымолвит. Осторожный, осмотрительный, если что затеет, как следует обмозгует заранее. Одно слово — Салыр-непромах, так его прозвали еще смолоду.
На всю жизнь врезалась ему в память картина расправы, которую над его отцом учинил Сапаркули-бай. Лютой ненавистью проникся Салыр к богачам, заодно и ко всем, в чьих руках власть. Над собой ничьей власти не признавал, скитался в песках, возле отар на дальних колодцах.
Еще когда жив был его отец Абды-Кель, удалось им при помощи дальнего сородича раздобыть в канцелярии самого куш-беги, у одного из писарей первого министра, бумагу с печатью, согласно которой Салыр, сын Абды, назначался оберегать караванные пути и колодцы в песках между Беширом и Бешкентом. Заполучил Салыр-непромах эту драгоценную бумагу, подобрал себе ватагу таких же отчаянных, как сам, и обосновался на колодцах Кыран. Вооружились на первых порах чем пришлось, в дальнейшем раздобыли трехлинейки, патроны. К ним по одному, по два начали прибиваться новые сподвижники, среди них беглые эмирские сарбазы, бедняки из аулов, обиженные, обобранные баями, продажными казы, самовластными бекча. Люди Салыра пересидели революцию тихо, в войну не ввязывались, лишь изредка выходили на караванные тропы добить и обобрать разгромленную банду какого-нибудь бая, особенно если он еще в прошлые времена чем-то досадил одному из удальцов.
