Лео Киачели - Гвади Бигва
И тогда Гвади снова пустил в ход излюбленное свое орудие — ласково-заискивающую речь:
— То-то и есть, чириме!.. Великое дело, когда повезет такому соседу, как ты. Твоя удача, твоя прибыль и для нас прибыль и удача. Эх я, несчастный, хоть бы в малости какой тебе помог! Хоть бы доску разок подал… Но ты ведь знаешь, как я живу, и не осудишь меня, чириме! Да… А насчет леса и всякой там пачкотни… Я же понимаю: некогда тебе этим заниматься. И, правду сказать, зачем себя беспокоить? Я пошутил, чириме: дай, думаю посмешу его.
И Гвади залился обычным своим смешком.
— Вот что, друг, — сдержанно и сухо ответил Гоча. — Правильно ты сказал: мне не к чему себя беспокоить. Твоя правда, сосед! Пускай корчуют и рубят лес, пускай осушают болота те, кто пришел в колхоз с порожними руками, вроде как ты…
— Истинно, чириме! — поспешил ввернуть Гвади. У него гора с плеч свалилась: «Если Гоча заговорил во множественном числе, значит, сердится не на меня», — подумал он.
Гоча спустился ступенькой пониже и продолжал, уже не сдерживая обуявшей его ярости, как будто словечко, которое поспешил ввернуть Гвади, еще пуще его распалило:
— Кто отдал коллективу мандариновый сад: я или ты? Кто дал полдесятины пашни: я или ты? Пожалуйста, отдай столько, сколько я отдал, и тогда воля твоя: равняй себя со мною.
— Правильно, чириме! — покорно поддакнул Гвади, но Гоча продолжал, не обращая на него ни малейшего внимания.
— Кто привел в коллектив упряжку волов — да каких волов! Словно родных детей, растил я их и холил. Приведи ты таких волов, сосед, тогда поговорим! То-то же!
Гоча выкрикивал слова, раздражаясь все больше и больше. Не трудно было догадаться, что вовсе не эти старые истории, а какие-то совсем иные обстоятельства так глубоко взволновали его нынче утром. С минуты на минуту туча может надвинуться, и тогда гром разразится над самой головой Гвади.
«Эх, вот она, судьба моя! — вздохнул Гвади. — Кто-то, видно, меня сглазил!.. С какой стати именно сегодня Гоча вздумал перебирать старые свои обиды!»
А Гоча продолжал грохотать:
— Ты раньше бегал на работу до зари, надрывался так, как сейчас надрываешься? Когда это с тобой случилось? Видно, на радостях сон потерял, лежебока! Радуешься, что у меня отобрали, а тебе дали, — так, что ли? «Зашел, вишь, за тобою!» Когда мы с тобою в паре ходили, паршивец ты этакий? Если ты настоящий человек, а не трус, почему молчишь о том, что вы там против меня постановили? Чего мне рот всеми этими «правильно» да «истинно» затыкаешь? Где ты был, когда писали постановление: «Прекратить выдачу строевого материала Гоче и распределить весь имеющийся на заводе запас между ударниками»?! Что скажешь на это? Тоже нашелся ударник, Нацаркекия[1] ты этакий! Его, видите ли, а не кого другого записывают в первую очередь, да притом ему же в ноги кланяются: «Будь милостив, построй себе дом!» Поистине: пришло время таких тунеядцев, как ты. Поглядите-ка на него! Калека, а насмехается. Ты что, пришел звать меня в лес, на работу? Кому пойдет этот лес? Нет, мы еще посмотрим, чья возьмет… Не будь я Гоча, если и без вас не дострою свой дом.
Гоча рычал, потрясая могучими кулаками. Под ним содрогалась лестница, скрипели недостроенные стены. Но Гвади вдруг проявил необычайное мужество — он стал оправдываться.
— Все это, Гоча, вранье. Люди выдумали. И какая отпетая душа взяла на себя грех солгать, будто Гвади строится? Как мог ты поверить? Сплетни, чириме! Материал, говоришь, дают… Ударник… Кто ударник? Удивляюсь я тебе, как мог ты всему этому поверить? Сказки, Гоча! Будь я пес и сукин сын, если я в лес работать иду! На базар иду, вот куда… Пятница сегодня. Через усадьбу Гочи, думаю, ближе будет, вот и все! Да разрази меня господь, с места мне не сойти, если у меня в мыслях было что другое…
Он сорвал с головы свою войлочную шляпу, положил на ладонь, дунул и швырнул что было силы оземь…
Гвади сказал на этот раз истинную правду, но Гоча был уверен в том, что он лжет, так же как давешнюю его ложь почел за истинную правду.
— Не то что двор перейти, — голову тебе надвое расколю! Пошел вон, лгун негодный! — крикнул Гоча и, схватив топор, ринулся вниз по лестнице.
Если бы сердце выдержало, ноги Гвади все равно не устояли бы на месте. Кое-как подхватил он свою шляпенку и опрометью кинулся со двора.
— Фу-у, спасся!..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Гвади стоял на перекрестке, оскорбленный, уязвленный, и гадал о том, куда же ему идти — в город или домой.
Солнце уже высоко, на базар он, должно быть, опоздал. Да и день, ясно, выдался несчастливый — Гвади не ждал ничего доброго.
«Пожалуй, правильнее всего явиться на работу, — хоть Гера будет доволен», — соображал про себя Гвади, но он не мог прийти к определенному решению. Больше всего мысли его были заняты Гочей: уж очень обозлился на него Гвади.
«В самом деле, что этот Гоча воображает? Старки дом вовсе не так уж плох, дранка дубовая, ни дождем его не мочит, ни снегом не заносит, — чего еще ему нужно? На кой черт вздумал он строиться? Вот бы мне такой дом, никогда в жизни не пожелал бы лучшего…»
Впрочем, Гвади отлично знает, из-за чего бесится Гоча. Он обязательно хочет построиться к зиме… и… хм… Гвади все знает: нет такой мелочи в Оркети, которая бы укрылась от его глаз и ушей, — как же ему не догадаться о том, что беспокоит Гочу?.. Вовсе не сам по себе дом заботит Гочу, а кое-какие соображения, связанные с этим домом. Не для себя он строит дом. Вот где зарыта собака… Нет у него сына, так он задумал обзавестись зятем. Вот по этому случаю ему и понадобился так срочно дом: хочет его осенью преподнести в приданое дочери. И подумать только, кого он в зятья себе приглядел!..
«В зятья, говорит, не иначе как благородного дворянина возьму. Знать не хочу никаких Бигва, Асландия да Саландия! Их, говорит, и на порог не пущу. Выбрал я, говорит, благородного Пория, он и будет моим зятем». А о том, что Гоча и сам всего-навсего Саландия, об этом и не вспомнит…
Дворянское звание давно отменено. Допустим, это не столь важно. Но поистине удивительно, что какой-то Саландия знать не хочет Бигву… Гвади рассуждает так вовсе не потому, что сам он Бигва. Кто на свете не знает: далеко Саландия до Бигвы! В те времена, когда Саландия были крепостными рабами Пория, Бигвы числились церковными крестьянами, — церковные же крестьяне, уж вы меня простите, не чета обездоленным крепостным такого дворянина, как Пория… Как ни вертись, это святая истина. Пускай нынче Гоча большего стоит, чем Гвади, так ведь не фамилия же тому причиной. С одной стороны — лихорадка одолела, селезенка изводит; с другой — пришибла Гвади женина смерть. Не повезло человеку, вот и опустился… Раньше и Гвади большего стоил. Не всегда он был такой. Пять у него сыновей: ведь он же, Гвади, а не другой кто породил их на свет! А Гоча ни одного не родил, вот и приходится ему шарить всюду, кого бы в дом взять. Это же, изволите видеть, чего-нибудь стоит: пять сыновей — и ни одного! Э, да никому даже в голову не придет равнять Саландия и Бигву! Гера, например… Гера — тоже Бигва. Найдется ли среди Саландия, сколько их ни перебери, хоть один такой, как Гера? Что Саландия! Пория тоже не сравняться с Герой. Где он, этот равный ему Пория, покажите мне! Арчил? Что ж, он чуть-чуть повиднее других, этот самый Арчил, в котором Гоча души не чает только оттого, что тот носит фамилию Пория. Однако… Правда, Гвади нелегко об этом говорить… Но и тот… Хм… Несмотря на то что Гвади связывают с ним кое-какие делишки, он все-таки должен заявить, что Арчил просто-напросто вор и больше ничего. Гоча, конечно, и не подозревает…
Но тут в голове Гвади всплывают сомнения — если бы Арчил втайне не поддерживал Гочу, вряд ли тот стал бы хвастать: «Ничего вам со мною не поделать, дострою дом и без вас». Ясно, как на ладони: Арчил заведует лесопильней и, должно быть, тишком, понемножку снабжает его материалами, вот Гоча на него и надеется. Может быть, он думает, что это не воровство? А еще корчит из себя честного человека и, туда же, ругается! Если он такой герой, пусть самому Гере скажет в лицо все, что плетет у него за спиной. Или он только перед Гвади храбрится.
За топор схватился Гоча… Неужели ударил бы? Гвади не успел в этом убедиться: он очень спешил и не стал задерживаться. Испугался? Ни в коем случае! В драку лезть не хотелось, а не то… Ежели дойдет до дела, Гвади никому не даст спуску. Может быть, кому-нибудь кажется, что он тщедушен и слаб, ростом не вышел, селезенка больная, справиться с ним ничего не стоит? Эй, легче на поворотах! Нацаркекия тоже на первый взгляд плюгавый был человечишка, да заставил все-таки дэви плясать под свою дудку, даром что они великаны. Уж если на то пошло, чего стоит сила Гочи перед умом и ловкостью Гвади? Гоча и моргнуть не успеет, как Гвади его вокруг пальца обведет да так заморочит, что Гоча того и гляди себе голову расколет тем самым топором, которым замахнулся на Гвади…
