Вадим Полуян - Ослепительный нож
Внезапно Евфимия встретила взгляд чёрных злых очей. Он был брошен не на неё, а на ту, что около, на самое государыню-мать. Злые очи сверкнули на миг. Однако какой страшный миг! Евфимия не ожидала встретить здесь эту женщину. Зачем пришла в гущу бояр московских жена крамольного Юрия Дмитриевича, оспаривающего у племянника великокняжеский стол? Зачем покинула свой Звенигород? Тщится разведать, не прибыл ли по Комаринскому пути из Орды вестоноша с приговором Улу-Махмета? Или уже разведала и торжество своё принесла к Пречистой? Стоит презрительная Анастасия, окружённая всеобщим нелюбьем, посреди пустоты, созданной вкруг неё сторонниками Софьи и её сына. Знает гордячка: наденет посол ордынский золотую шапку на главу Юрия, и все эти раззолочённые матроны вместе с мужьями разъедутся по глухим уделам вслед за своим Василиусом.
Хладом окатил этот вражий взор нынешнюю правительницу, Витовтову дочь, Анастасиину двоюродную сестру. Когда-то тётка последней, Анна, княжна смоленская, выданная за Витовта, спасла супруга, ожидавшего смерти в лапах врагов. Добившись свидания с ним в темнице, она переодела в мужнино платье служанку свою Елену, а заточенника вывела в Елениной сряде. Девушка умерла под пытками. Витовт поздорову воротился в свой замок. Не случись этого, не восседала бы ныне Софья Витовтовна у Пречистой на возвышенном месте государыни-матери. Её бы на свете не было. Смоленский князь, брат спасительницы Витовта, выдал дочку Анастасию в Северную Русь за второго по старшинству сына великокняжеского. Соблюдался бы здесь прадедовский закон о престолонаследии, когда не сын наследует отцу, а брат брату, Анастасия бы возвышалась сейчас на месте Софьи. Вот такая игра судьбы!
То ли под взглядом своей врагини, то ли по какой прихоти государыня-мать резко поднялась. Что случилось? Повечерие кончилось, всенощная не начиналась, дьячок посреди собора читал длинное Шестопсалмие - самое время отдохнуть. Однако государыня встала, и Евфимия поддержала её, как водится.
- Потребно ли чего, матушка Софья Витовтовна?
Никакого ответа. Кажется, чья-то старушечья спина в чёрной понке, будто по условному знаку, тихо метнулась к шептуньям Марье Голтяевой и внучке её Марье Ярославне. И вот взошла на рундук Ярославна и глядит на Евфимию с вызовом. А боярышне Всеволоже всё это невдогад. Великая княгиня, передёрнув мослами под рытым бархатом, произнесла тихо и в то же время достаточно слышно:
- Сойди. Пусть станет она.
Евфимия, не теряя стройности стана, сошла с помоста. На её место стала луноликая толстушка Ярославна и взяла государыню под руку.
Все, отвлёкшись от молитв, крестных знамений и поклонов, дружно обратили взоры к случившемуся. Дочь ближнего боярина Всеволожа, нареченная великокняжеская невеста, стояла внизу, приспустив очи, лик её пылал. Черно-белые плитки пола близ неё очищались от разноцветного скопища сафьяновых сапожек… Пустота, как вокруг Анастасии Звенигородской!
А служба продолжалась. Евфимия впервые заметила, насколько тесен и ветх главный храм Москвы. Сто с лишком лет не касались его каменные мастера. Кое- где своды подпёрты брёвнами. Некому в шаткое время радеть об общей святыне, всяк занят собой. Вот и Евфимия, отвлёкшись от богослужения, терзалась: за что бесчестье? Так всеприлюдно, так напоказ! В чём допустила просторожу? Чем вызвала опалу? Навсегда или на сегодня? Ежели на сегодня - перетерпеть, скрепя сердце. Завтра покаяться в чём невесть, заглушить обиду. Ежели навсегда… Вся надежда на жениха. Вернётся Василиус на щите, урезонит мать, он теперь семнадцати летний. Разлучаясь, впервые поцеловал в уста, прошептал: «Красота ненаглядная!» Волоокий, орлоносый Василиус! Быть за ним - её жребий. Проводив, грустно сидела перед зеркалом: кудри золотовидны, да не длинны, очи лазоревы, да невелики, живы - вот уж воистину! Нос, хвала Богу, прям. Рот не слишком-то сочен, вот бы как у Бонеди! Прошлась - стан хорош, росту чуть-чуть прибавить… В чём же ненаглядная красота? И ещё стыд накопился за год разлуки: нет тоски по Василиусу! Нет тоски, нет любви. То есть как же нет? Есть, но сестринская. Вместе выросли. За букварём сидели, как сестра с братцем. Покойный государь глянул и улыбнулся: «Жених с невестой!» Софья Витовтовна таких шуток никогда не говаривала…
Служба у Пречистой подходила к концу.
С неба на землю поверг Евфимию прежде простой, теперь же неразрешимый вопрос: как домой добраться? Прибыла в государыниной карете (свою на Софьином дворе отпустила), а отбудет… Не пешей же! Не допустит будущая свекровь окончательного бесчестья своей невестки. Вот сейчас отошлёт Ярославну-толстушку к бабушке, подаст знак Евфимии следовать за собой… Ан нет. Приложилась, как всегда, первая ко кресту, пошла об руку с луноликой Марьюшкой к выходу, на Евфимию не взглянула. Как потерянная стояла боярышня Всеволожа среди пустеющего собора. В богатом летнике шерсти белых коз пешей идти по пыльным кремлёвским улицам - поношение, да и только! В безвыходности надобно сыскать ход. Сыскивала, что бы ни приключалось в жизни. А тут кровь к голове прихлынула: нет решения! Подошла ко кресту в числе самых крайних, кажется, следом за старухой, женой дьяка Фёдора Беды, и пошла, словно зачарованная, из храма. Там, за высокими тяжкими дверями, - позор: боярышня Всеволожа пешая со всенощной шествует! Называется, великокняжеская невеста! Хоть бы кто место в карете предложил. Сколько ни ждала - никого! Расступились, как сверзли в тартарары. Исчезла для них, и всё тут.
Брат Ярославны-кубышки, внук Голтяихи, князь Василий Боровский всегда был приязнен и добр к Евфимии. Нынче всю службу зарился на неё и после, как вниз вошла, тоже метал взоры, а не приблизился, не предложил руки. Бледнел и - ни шагу к ней… Отчаявшись ждать, Евфимия тихо пошла к дверям.
Кто взял под руку? Обернулась. Анастасия Юрьевна, двоюродная сестра и врагиня Витовтовны. Боже, как постарела! Намаялась за год мужнина суда. Давно Евфимия её близко не лицезрела.
- Окажи честь, боярышня, воспользуйся моей колымагой.
Смешно называть так двухместную раззолочённую карету с большими слюдяными окнами, как фонарь. Обычно ездила она шестерней, на запятках двое рынд в голубых епанчах, из-под голубизны - казакины с серебряными снурками, а на головах высокие картузы с перьями и блестящими бляхами на лицевой стороне. Перед лошадьми - скороходы с булавами в руках, в щегольских башмаках, даже несмотря на слякоть. Ну, царица едет, никаких сомнений!
Евфимия улыбнулась:
- Благодарствую на приглашении, княгиня Анастасия Юрьевна!
Времени на раздумье отпущено не было. Те, что ещё оставались в храме, во все глаза смотрели на них. Кто примет руку Анастасии Юрьевны, тот не враг ли Софье Витовтовне? Нынче же будет сказано во дворце, что впавшая в опалу строптивица уехала с княгиней Звенигородской.
На паперти окружили пречистенские соборные нищие. Боярышня и княгиня достали по два алтына ссыпными голыми деньгами, загодя припасёнными ради милостыни.
Подали глас преизмечтанные и преухищрённые часы с луною на башне великокняжеского дворца. Искусственный человек самозвонно, самодвижно и страннолепно пробил своим молоточком последний, четырнадцатый час дневного времени. Слушая дивный звон, Евфимия всякий раз вспоминала Лазаря Сербина, монаха горы Афонской, сотворившего такое чудо в начале века. Этому часомерью верили все. Чудо не могло солгать. И то сказать, часы стоили тридцать фунтов серебра!
Евфимия с тоской глянула на пресловутую карету-фонарь. До дому несколько раз шагнуть, а пришлось пойти на явную крайность. Анастасия повела её, как родную. Расфуфыренный охраныш распахнул дверцу.
Начинало смеркаться.
- Не вздыхай, милочка, - первой подала голос Анастасия Юрьевна. - Софьины тюрьмы страшны, да не про тебя.
Опять они проезжали житницы, под коими прячутся каменные мешки для великокняжеских супостатов.
- С чего, матушка-княгиня, молвила ты о тюрьмах? - удивилась Евфимия.
- От такой прегнуснодейной особы, что тебя у Пречистой с рундука согнала, можно ожидать всего, - зло заметила Юрьевна. - Не ведал Юрий Димитрич, мой благоверный супруг, какую злокозненную волчицу повезёт на Москву, когда во Пскове Софью встречал как великокняжескую невесту. - Судя по дрожанию голоса, княгиня распалялась от слова к слову. - Не грех и чёртову правду молвить, - взяла она Евфимию за руку, - выдалась наша нынешняя правительница не в матушку, мою тётку, а в свою бабку Бириту, что Витовтова отца Кейстутия околдовала где-то в неметчине, и тот женился на ней. Бирита-то была ведьма! Оттого и Витовт Кейстутьевич вышел этаким ведьмаком. Подступая к Смоленску, младенцев на жердях стремглав вешал…
- Как это стремглав? - перебила, ужаснувшись, Евфимия.
- Головою вниз, вот как. А взрослых давил меж брёвнами. Сколько бед причинил земле русской - память не выдержит. А зло родит только зло и род от роду приумножает…
