Валентин Азерников - Долгорукова
— Конечно. Сколько, Ваше величество?
— Ну... Пожалуй, что... Тысяч сто, ладно? — Видя изумление Адлерберга, добавил: — Я же не знаю тут цен, на всякий случай.
— Хорошо, Ваше величество, конечно, — и он достал из портмоне пачку денег.
— Спасибо, дорогой, мы после сочтёмся.
— Может, Ваше величество, сказать Шувалову, чтобы его люди...
— Нет, нет, мне никто не нужен. Я скоро вернусь. Ты спи, завтра тяжёлый день. — И Александр, стараясь не шуметь, вышел.
В эту же ночь. Улица у Елисейского дворца.
Александр вышел из дворца, оглянулся — не следит ли кто за ним, и пошёл по улице. Две фигуры в плащах, не замеченные им, двинулись вслед.
Александр кликнул фиакр, при свете фонаря посмотрел на письмо и сказал кучеру адрес. Фиакр тронулся. Одна из фигур побежала вслед, другая замахала рукой, подзывая второй фиакр.
В эту же ночь. Улица Басс дю Рампар.
Фиакр остановился. Александр вылез, расплатился, очевидно, более чем щедро, потому что возница долго смотрел ему вслед.
Александр подошёл к дому, посмотрел на номер и, толкнув калитку в воротах, вошёл во двор.
Остановился второй фиакр, из него выскочили двое, подбежали к кучеру первого фиакра, который стоял в ожидании пассажиров на углу, спросили что-то, тот показал на ворота, в которых скрылся Александр.
Один из филёров, отъехав в фиакре чуть вперёд, остановился. Другой стал в подворотне напротив. Он закутался было поплотнее в плащ, рассчитывая на долгое ожидание, как вдруг калитка стала дёргаться — кто-то явно пытался выйти на улицу и не мог. Первый филёр посмотрел на своего коллегу, но тот не видел его, а звать его он не решился, чтобы не обнаружить себя. Он подошёл к калитке, прислушался — кто-то с той стороны пытался открыть калитку, но она не поддавалась. Филёр подбежал к напарнику.
— Слушай, что делать? Кто-то пытается выйти и не может.
— Это, наверное, ваш император, наши все знают, что надо потянуть за кольцо, чтобы открылась калитка. Поди быстро открой.
— Я не могу, мне не велено попадаться на глаза, пойди ты, ты местный, он тебя никогда больше не увидит.
Второй филёр вылез из фиакра, подошёл к калитке, открыл её и вошёл во двор, словно ему туда и надо было. Увидев Александра, сказал ему: «Добрый вечер, месье» и пошёл дальше. Услыхав, как захлопнулась калитка, быстро побежал назад. Приоткрыв калитку, увидел, как Александр, снова справившись с письмом, зашёл в соседний дом — это была гостиница.
— Перепутал адрес, — сказал французский филёр своему русскому коллеге. — Хорошо, мы тут были, а то бы до утра там стоял. Или весь дом перебудил бы. Ну теперь, наверное, надолго, можно отдохнуть. — И он направился было снова к фиакру.
— А вдруг сразу обратно? Нет, я постою тут.
— Как же сразу? Небось к даме пожаловал.
— Не могу знать.
— Ну хочешь, я пойду узнаю у портье — к кому.
— Нет, этого никак нельзя. Это государственная тайна.
— Государственная? Ночью? Ночью все тайны частные.
— Это у частных лиц. А у Государя и ночью государственные.
— Так всё равно завтра наше ведомство будет всё знать.
— Ваше — пусть. А нам — никак нельзя.
В эту же ночь. Комната в гостинице.
Александр покрывал Катю поцелуями.
— Ты, ты... Не верю своим глазам, своим рукам... Я думал, всё это был сон — Бабигон и Зимний, и тебя никогда не было, только в сновидениях и в письмах... Катя, Катенька... Солнце моё... Последний месяц уж дни считал, а как приехал сюда — часы, а шёл к тебе — минуты. А теперь вот каждую секунду хочу растянуть в вечность... Иди ко мне, сними это...
— Нет, нет, Саша, погоди, там всё слышно. — Катя кивнула за стену.
— Пусть.
— Нет, нет, что ты, пусти, потом, после...
— Когда после, когда? Я ждал тебя полгода. Шесть месяцев, сто восемьдесят ночей, — говоря, Александр раздевал Катю. — Знаешь ли ты, что это такое — ожидание? Я не приблизился ни к одной женщине.
— Ты женат.
— Что с того? Я ж говорю — ни к одной.
— Я тоже ждала, столько же.
— Так иди же ко мне, — и он задул свечу.
В эту же ночь. Елисейский дворец.
Адлерберг постучал в апартаменты Шувалова. Тот открыл — заспанный, в халате.
— Пётр Андреевич, извини, что беспокою, но чрезвычайные обстоятельства... Его величество отправился гулять.
— Куда — в сад?
— Да нет, в город. Денег у меня попросил.
— В город? С кем?
— Один. Просил не сопровождать.
— И вы дали ему денег?
— Не мог же я отказать Государю.
— Сколько?
— Сто тысяч.
— Сто тысяч? Зачем ему столько? И куда он направился?
— Он сказал: пройтись.
— Куда? Зачем? — Шувалов наконец пришёл в себя после сна. — Ну да ладно, мои люди проследят, чтоб ничего не случилось. Да и французская полиция вся на ногах. Но всё же странно. Погулять перед сном и в саду можно было. А в город... Ночью... Да ещё с такими деньгами... Очень странно...
В эту же ночь. Улица перед гостиницей.
Уже начало светать, когда Александр вышел из гостиницы. Он поднял голову, увидел в окне Катю, послал ей воздушный поцелуй. Заметив в соседнем окне лицо Сильвии, учтиво ей поклонился. Потом оглянулся в поисках фиакра. Один стоял на углу.
Русский агент, заметив идущего к ним императора, толкнул спящего француза.
— Выходи, быстро.
— Что? — не сразу сообразил тот.
— Извините, — сказал подошедший Александр. — Я думал, свободно.
— Да, да, свободно, — сказал французский агент. — Мы уже приехали. — И он поспешно вылез из фиакра. За ним выскочил и его русский коллега, машинально сдёрнув с головы картуз.
Александр взглянул на картуз, усмехнулся, сказал ему:
— Ты бы, милейший, клеймо прятал, может, тогда за француза и сошёл бы, — и он легко вскочил в фиакр.
— Во дворец, — сказал французский агент кучеру и стал махать рукой кому-то в конце переулка. Оттуда выехали ещё два фиакра.
В эту же ночь. Елисейский дворец.
Шувалов и Адлерберг ходили из угла в угол по зале, иногда даже сталкиваясь. Шувалов поглядел на часы.
— Половина пятого. Ах, граф, ну зря же вы ему дали денег. Может, тогда он и не пошёл бы. Или давно бы вернулся. Что в Париже ночью без денег делать?
— Вы полагаете, что Государь на эти деньги... как простой турист...
— Да ничего я не полагаю, Александр Владимирович, — сердито огрызнулся Шувалов. — Что я могу полагать. Не ко мне же Его величество зашёл перед уходом.
— Ну вот, теперь на меня валить всё будете. В вашей обычной манере делать всех виноватыми кроме вашей канцелярии. Где же ваши доблестные агенты? Отчего они не сообщают о следовании Государя? Для чего вы их за счёт казны в Париж тащили? Чтоб они по борделям тут шастали?
— Ну, ну, конечно, нападение лучшая защита. Я не сомневаюсь, что мои люди сейчас рядом с Государем, и скоро я узнаю все обстоятельства этого странного вояжа. И если Государь...
На этих словах дверь вдруг открылась, и вошёл Александр в явно хорошем расположении духа. Оглядев своих приближённых, спросил насмешливо:
— Что — если Государь? Извини, любезный Пётр Андреевич, что я без стука, но я услыхал голоса... — Взглянув на Адлерберга, преувеличенно укоризненно сказал: — Ну что, Александр Владимирович, наябедничал? Ай-ай, не хорошо. Что мой учитель говорил нам? Ябедничают только девочки. Стыдись, граф. Ввёл в волнение и страх нашего храброго Шувалова. А ему завтра охранять нас с тобой. Кстати, — обратился он к Шувалову, — спасибо твоим людям — подвезли. А то ни одного фиакра. Хоть какая-то польза от твоих шпиков. — Он потянулся чуть. — Ну что, господа, не пора ли отдать должное Морфею? А то скоро вставать. Не забудьте, завтра военный парад. — В дверях Александр остановился. — Саша, — сказал он Адлербергу, — проводи меня.
Они шли по коридору к апартаментам Александра. Он на ходу говорил:
— Саша, у меня к тебе большая просьба. Сделай как-нибудь, чтобы Шувалов и его люди не вертелись вокруг меня по вечерам. Мне нужно быть нынче вечером свободным, да и завтра, наверное, тоже. Так что скажи ему, что я с тобой гуляю, а то он не отвяжется со своей заботой.
— Хорошо, Государь, я, конечно, скажу, но ежели он обнаружит, что я не с вами?
— А ты закройся у себя, будто тебя нет. Посиди, почитай. Я понимаю, это жертва, но сделай это в знак нашей старой дружбы. Мне, кроме тебя, больше некого об этом попросить.
— Хорошо, Государь. Как часто мне надо будет читать по вечерам?
