Виктор Поротников - Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва
Тохтамыш был одет в кипчакский кафтан темно-желтого цвета с красными узорами на плечах, под цвет кафтана были и сапоги из мягкой выделанной бычьей кожи с загнутыми носками. Кожаный пояс на Тохтамыше был украшен серебряными бляшками. На поясе висел изогнутый туркменский кинжал с витой рукоятью и в позолоченных ножнах.
Свита Тохтамыша также была одета в кипчакские одежды, удобные для верховой езды. Лишь дворецкий Тарбей был одет в длинный шелковый халат с широкими рукавами. Тарбей был родом из Сарая. Он перешел на сторону Тохтамыша вместе с теми сарайскими вельможами, кому давно была в тягость деспотическая власть Мамая. Тохтамыш приблизил Тарбея к себе и даже оставил его в прежней должности смотрителя ханского дворца.
Выспросив у троих знатных перебежчиков все, что ему было нужно и важно, Тохтамыш повелел Тарбею разместить их во дворце. Поняв, что на этом их беседа с новым властелином Сарая закончена, Чалмай, Сатай и Огул-бек низко поклонились Тохтамышу. Затем все трое покинули тронный зал, следуя за толстяком Тарбеем, который жестом поманил их за собой.
Комната, куда Тарбей привел Чалмая и его спутников, была просторна и чисто прибрана. Здесь стояли две деревянные кровати, стол, сундук и две скамьи. На полу были расстелены темно-красные хорасанские ковры, стены побелены известью. Из двух небольших окон, расположенных под самым потолком, струился бледный свет догорающего осеннего дня.
– Я распоряжусь, чтобы сюда принесли еще одну кровать, – сказал Тарбей перед тем, как удалиться.
– Пусть твои слуги захватят и светильники, скоро совсем стемнеет, – бросил Чалмай дворецкому, уже шагнувшему к двери.
Взявшись за дверную ручку, Тарбей обернулся и сделал молчаливый кивок головой, взглянув на Чалмая.
– Не очень-то разговорчив с нами этот жирный суслик! – недовольно обронил Сатай, переглянувшись с Огул-беком и кивнув на резную кипарисовую дверь с закругленным верхом, за которой скрылся Тарбей. – Не нравится мне это! Может, Тарбей-прощелыга знает то, чего мы не знаем. Может, ему ведомо, что наша песенка спета. Не зря же у нас отняли оружие при входе во дворец.
Встревоженный взгляд Сатая метнулся к Чалмаю.
– Тохтамыш не станет убивать нас, – проговорил тот, скинув с себя теплый верхний чапан и сняв шапку с головы. – Тохтамыш неглуп и понимает, что живые мы ему полезнее, чем мертвые. Спесивый Тарбей просто пытается показать нам, что ныне мы ему не ровня. В прошлом Тарбей кланялся нам, теперь он хочет, чтобы мы ему кланялись. – Чалмай криво усмехнулся. – А может, Тарбей в душе злится на меня за то, что я отказался выдать свою дочь за его сына.
– Скорее всего, причина в этом, – заметил Огул-бек, усевшись на скамью и снимая сапоги. – Отец и дед Тарбея были безродными кочевниками. Тарбей возвысился, благодаря милости Мамая, который тоже не может похвастаться знатными предками. Тарбей давно подыскивает своему сыночку знатную невесту…
– Так ведь вроде Мамай собирался помочь Тарбею в этом деле, – промолвил Сатай, присев на другую скамью.
– Ну да, Мамай обещал Тарбею похлопотать о невесте для его сына, – сказал Чалмай. И после паузы добавил: – Мамай хотел сделать это после похода на Русь. Но теперь Мамаю явно не до Тарбея и не до его безмозглого сыночка. – Чалмай коротко рассмеялся. – Мамай сам остался без гарема, без казны и без войска.
Этот разговор между тремя знатными ордынцами был прерван появлением троих слуг в длинных полосатых халатах, которые внесли в покой еще одну кровать и постельные принадлежности. Следом за слугами появился Тарбей, принесший два масляных светильника.
Эти же слуги, спустя час, принесли ужин незваным гостям Тохтамыша. Перед ужином Чалмай, Сатай и Огул-бек ополоснулись теплой водой в купальне, расположенной в соседнем помещении.
– Гляди, как нас угощают! – молвил Чалмай с набитым ртом, обращаясь к Сатаю. – Если бы мы были не нужны Тохтамышу, разве стали бы нас здесь кормить до отвала.
Соглашаясь с Чалмаем, Огул-бек поспешно закивал головой, слизывая со своих кривых толстых пальцев арбузную патоку. При этом он ободряюще подмигнул Сатаю. Мол, не тревожься понапрасну, приятель!
Сатай хранил молчание, налегая на шашлык из нежного джейраньего мяса. По его лицу было видно, что он поражен и восхищен щедрым угощением Тохтамыша. Чалмай принялся рассуждать о превратностях судьбы и о всевидении Аллаха, который все видит и награждает своей милостью тех, кто этого достоин. Грешники же и негодяи всех мастей рано или поздно подпадают под гнев Аллаха, который лишает их всяческой удачи в делах. При этом Чалмай явно намекал на Тохтамыша, любимца судьбы, и на Мамая, оставшегося ни с чем после поражения в битве с русами. Встречаясь взглядом с Чалмаем, Сатай молча улыбался, жуя горячее мясо. То, о чем разглагольствовал Чалмай, было созвучно душевному настрою Сатая.
Неожиданно перед тремя сотрапезниками появился человек хорошо им знакомый, поскольку он в свое время являлся слугой начальника местного гарнизона, эмира Буранды. По сути дела, эмир Буранда являлся правой рукой Мамая, который был уверен в его преданности. Уходя в свой роковой поход на Русь, Мамай оставил Сарай на попечение Буранды, под началом которого находилось около четырех тысяч всадников. Обычно гарнизон Сарая насчитывал не меньше десяти тысяч воинов. Однако Мамай ради достижения подавляющего перевеса над полками московского князя был вынужден существенно ослабить воинский отряд, оставленный им в Сарае.
Буранда храбро сражался с войском Тохтамыша и сложил голову в неравной сече. Отряд Буранды был истреблен батырами Тохтамыша почти поголовно.
– А, Савалт! Рад видеть тебя живым и здоровым! – воскликнул Чалмай, делая радушный жест руками. – Присаживайся к столу, отведай арзы или кумыса.
– Ты же знаешь, что Савалт родом с Руси, а урусы кумыс не пьют, – с беззлобной усмешкой заметил Чалмаю Огул-бек. – Русам и арза им не по вкусу. Русы любят ячменное пиво и хмельной мед.
Внешность вошедшего в комнату мужа выдавала в нем русича. Он был высок и статен, его довольно длинные светло-русые волосы были стянуты на лбу узкой повязкой. Большие синие глаза его блестели, как сапфиры. Густые брови его были пшеничного цвета, как и небольшие усы. Одежда на нем богатая и яркая, под стать одеяниям самых знатных татарских вельмож.
– Похоже, ты стал важной птицей, Савалт! – Сатай похлопал русича по плечу, когда тот сел за стол рядом с ним. – Как же это случилось? Почему Тохтамыш пощадил тебя? Или Тохтамышу было неведомо, что ты служил эмиру Буранде?
– Я предал Буранду и перешел на сторону Тохтамыша, только и всего. – Савалт пожал широкими плечами, отчего блестящая волна прошла по его шелковой одежде, расшитой золотыми нитками. – Тохтамыш приблизил меня к себе, поскольку такие люди, как я, на дороге не валяются.
– Ты ведь неспроста пришел к нам, – промолвил Чалмай, пристально взглянув на Савалта. – Говори же, мы слушаем тебя.
– Тохтамыш не доверяет вам, – медленно, словно в раздумье, проговорил Савалт, отщипнув кусочек от ячменной лепешки и отправив себе в рот. – Советники Тохтамыша нашептывают ему против вас.
Огул-бек перестал жевать, переглянувшись с Чалмаем и Сатаем, на лицах которых тоже появилась озабоченность.
– И что же нам делать? – проворчал Чалмай, нервно вытирая полотенцем свои жирные пальцы.
– Вам нужно доказать на деле, что вы искренне готовы служить Тохтамышу, – ответил Савалт тем же негромким замедленным тоном. – Тохтамыша можно понять, ведь он здесь чужак. Полностью доверять Тохтамыш может лишь военачальникам, пришедшим вместе с ним в Сарай из Синей Орды.
– Но тебе же Тохтамыш почему-то поверил, – сказал Сатай, глядя в глаза Савалту. – Как это объяснить?
Савалт помолчал, выдерживая пристальный взгляд Сатая, затем с таинственным видом произнес:
– Я словечко заветное знаю. Бабка моя была колдуньей, от нее это слово тайное ко мне перешло. Всякий, кто это слово от меня услышит, начинает полагаться на меня, как на себя. Я и эмира Буранду в свое время этим словом околдовал. Он ведь казнить меня хотел за дерзость мою, но передумал и к себе приблизил.
Савалт умолк и многозначительно повел густой бровью.
Сатай понимающе слегка покивал головой.
– Скажи нам это заветное слово, – волнуясь, промолвил Чалмай, протянув русичу кожаный кошель с деньгами. – Я тебе за это серебром заплачу!
– А я готов золотом заплатить! – воскликнул Огул-бек, встряхнув маленький замшевый мешочек с монетами. – Только открой нам сие заветное слово, друг!
– Это заветное словцо я никому не открою ни за какие деньги. – Савалт отрицательно помотал головой. – Вы – люди имовитые и не бедные. Чай, не пропадете и без Тохтамышевой милости. Но ежели вы всерьез вознамерились служить Тохтамышу, тогда должны исполнить одно его поручение…
Савалт сделал паузу, отправляя в рот горсть изюма.
