Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
Слепящее небо было пустым и голым, даже вечные странники этих мест коршуны и те, посушив крылья в утреннюю самую добычливую пору, куда-то исчезли.
Когда Кирилл попытался стянуть через голову горячую гимнастёрку, старшина коротко, как отрубил, запретил ему делать это – сгоришь! Велел только снять солдатский ремень с тяжёлой бляхой.
Сам он сидел, прислонившись спиной к скату с той стороны, где тень о машины постепенно вытягивалась, и с закрытыми глазами что-то говорил и говорил про себя, вроде как ругался с неведомым противником, обзывая себя всякими нехорошими словами.
Солнце уже само притомилось и медленно начало спускаться по небесной лестнице к неверной черте горизонта, которая вдали размывалась и утопала в мареве.
Солдаты с надеждой ждали спасительной ночи, когда можно было остудить дыхание хлынувшей прохладой.
Чапай обещался тогда вывести их на какую-нибудь стартовую площадку.
– Ракет здесь, как елок в тайге! Не заблудимся! – обнадёжил он ребят. – Ночью в степи огни на все стороны! Только выбирай, куда идти! – Подытожил бодро.
В этом, конечно, многоопытный служака был прав. Ракеты по ночам взлетали, чуть ли не каждый час, а огни этих ревущих чудовищ видны за сотню километров.
Осталось опять ждать ночи.
Псина, наглотавшись мяса, на приятельских правах устроилась под машиной и сладко подрёмывала, иногда сквозь сон скалила безукоризненно белые клыки, – то ли защищая своё место от невидимого соперника, то ли улыбалась в радостном восторге своему счастливому случаю.
Тень от машины удлинялась и удлинялась, теперь под её защитой было вполне просторно и не так жарко, хотя раскалённая почва всё также дышала жаром и сухим настоем низкорослых пожухлых трав.
Пить хотелось невыносимо. Язык, не смоченный слюною, рашпилем тёрся о ржавое нёбо.
Солдаты – любители трёпа, теперь сосредоточенно молчали, с надеждой поглядывая на старшину, который тоже молчал, погрузившись в свои думы – как никак, а ему отвечать перед командиром части за то, что оставил без обеда и ужина целый дивизион из-за обычного разгильдяйства и своей оплошности. Доказать его пьянство будет некому, в чём он был убеждён наверняка. Бойцы своих командиров не продают, таков армейский закон жизни. Но что чёрт не сделает, пока Бог спит…
Солнце, то ли устав за день палить то, что можно ещё спалить, то ли сжалившись над бедолагами, потерявшими всякий вкус к жизни, кроме желания испить озеро Байкал целиком, стало, заваливаясь, опускаться в кипящий огненный океан, плещущий у самого горизонта.
И вот тогда, из самих глубин этого плещущего расплавом моря-океана стала медленно подниматься остроконечная башня, похожая на сказочный минарет, или нет – на гигантский гвоздь, прошивший насквозь земную твердь.
Только что появившиеся башня была вся в розовой пене, так на фоне заката выглядит испаряющийся из гигантских баков окислитель, покрывая крутые бока башни густым слоем горящего снега.
Это из чрева планеты вышла баллистическая ракета, готовая в единый миг пожрать пространство равное высоте вечернего неба.
– Форвертс! – сразу же ободрился старшина. – Голуби, на крыло! – он снова опоясался портупеей, поправил на голове фуражку, и тут же стал прежним самоуверенным в своём невежестве Чапаем. – В колонну по одному становись! Шагом марш! – скомандовал он, заметно осевшим от обезвоживания, но всё ещё бравым голосом.
И они пошли на этот грозный ориентир «колонной» из трёх человек в полушаге друг от друга.
На глазок до ракеты было не более полутора километра, но в степи все дали обманчивы.
Они шли уже более двух часов, а их ориентир стоял всё также незыблемо, только теперь, когда солнце скрылось за горизонтом, баки ракеты стали ослепительно белыми в белых зыбких облачках испарений.
Темнело быстро. Вот уже приветливо замигали первые звёзды, стало холодно и пусто, как на чужой планете, только впереди в призывном свете прожекторов стояла она, родная, несокрушимая и легендарная – гордость советской военной техники. Агрессор, трижды подумай, чем один раз возжелать!
Бойцы шли молча, даже старшина перестал замечать, как его бойцы, сбившись с ноги, теперь уже еле плелись, не теряя из виду белую башню в луче прожектора.
Осталось только ждать ослепительной вспышки и самого грозного, который можно услышать на земле, оглушительного рокота. Потом, слегка качнувшись, эта махина неуверенно зависнет над землёй и через мгновение гигантская стрела в ослепительном оперении уйдёт в чёрный креп неба, потом оперение отпадёт, появится новая вспышка и поползет по небу крохотная рукотворная звёздочка, с заложенной в нее программой полёта, обгоняя ленивые неподвижные вечные звёздные миры.
Старшина ускорил шаг и велел своим бойцам подтянуться и не отставать:
– Щас эта дура уйдёт и будет темно, как у негра в заднице! Шире шаг! – скороговоркой, уже на пределе своих возможностей командира в такой нештатной ситуации, иссушённым горлом, проскрипел он. – Щас догоним!
Кого будут догонять и как догонять – он не объяснил.
Вдруг чёрный занавес отпал, и по глазам резанул такой ослепительный свет, что пришлось прикрывать их ладонью. Через минуты полторы страшный рокот ударил по барабанным перепонкам и, перекатываясь, разнёсся по степи.
Ракета свечой уходила всё выше и выше в небо, опираясь на острое лезвие огня.
Через минуты две всё было кончено. Снова стало пусто, только теперь там, где стояла ракета, зиял чёрный провал ночи.
Догнали и приехали! В любую сторону непробиваемая стена ночи.
Чапай, закуривая, опустился на землю. Ребята повалились рядом.
– Ты, грамотей, – обратился старшина к Назарову, – посчитай, сколько до стартовой установки, если громыхнуло через минуту после вспышки.
– Да километра два будет, товарищ старшина! Давай здесь дождёмся рассвета, а потом по холодку пойдём. Здесь и ходу-то минут тридцать. Куда же мы в такую темень?
– Не паниковать, боец! Подъём! И вперёд!
А, куда вперёд, если в такой темени, что вперёд, что взад – одно и тоже.
Покрутились на месте.
– Наверное, туда… – неопределённо промычал Кириллов, напарник по кличке «Кощей».
– Куда, туда? – Чапай указал горящим окурком как раз в противоположную сторону, – За мной!
На службе – как? Команда старшего по званию – закон на все времена.
Пошли…
Лучше бы остались на месте. Степь большая, руки раскинь – в любую сторону краёв нету.
При свете звёзд много ли увидишь?
Идут наощупь более часа – ни огонька, ни звука.
– Аххпрыхрыть! – По напору, с которым это было произнесено, можно с уверенностью сказать, что это был самый настоящий русский крепкий мат, крепче которого может быть только чистый спирт. Это Чапай обо что-то зацепился, ногой и тут же перед солдатами пропал его размытый теменью чёрный силуэт – громовень, как в деревне, когда впотьмах корыто опрокинешь или жестяной таз на голову упадёт.
Остановились. Дышат тяжело. Во рту сухость, как будто весь день наждачную бумагу жевали. Язык ворочается с усилием. Опилки какие-то понабились в гортань – не сплюнешь.
Повалились на уже остывшую, крепкую, как камень, землю. Руками щупают вокруг себя – рваное железо.
Затихли.
Куда идти? Кругом только звёздная россыпь над головой да на расстоянии вытянутой руки ночь со скрипом и скрежетом каких-то живых существ в её бездонном, непроглядном чреве.
…Утором первым очнулся Кирилл от всепроникающих жгучих лучей солнца.
Рядом тяжело и хрипло дышал старшина, а около наполовину разорванного топливного бака одной из ступеней ракеты, сжавшись в комок, скрипел зубами Кощей.
От лёгкого прикосновения Кирилла он быстро вскочил на ноги и тупым, ничего не понимающим взглядом уставился на него, потом, тряхнув головой, тяжело опустился на землю.
Старшина, на секунду перестав дышать, приподнял голову, но тут же, видимо оценив обстановку, снова уронил её.
О чём было говорить, когда всё ясно. Ещё один день без воды на раскалённом солнце им не выдержать. Спрятаться некуда. Кругом рваные сверкающие алюминиевые отработанные полусферы и – до самого горизонта никого.
Кирилл глянул на свои руки: они страшно чесались, местами кожа полопалась и кровоточила, в горле клубок колючей проволоки, язык распух и с трудом помещался во рту. Он провел пальцем по его поверхности жёсткой, как абразивный камень. Невыносимо хотелось пить. В раскалённом мозгу кроме океана питьевой воды ничего не было. С тупой настойчивостью тот океан плескался в ушах, ещё больше разжигая чувство жажды.
Воды! Воды! И больше ничего не надо!
Очнулся Кирилл от громкой трескотни работающего над головой мотора.
Разгребая широкими лопастями воздух, метрах в ста над ними, покачиваясь, висел вертолёт. Всё! Спасены! И тут же в раскалённом мозгу снова заплескалось, засверкало голубое озеро бесконечной воды. Пить…
