Алексей Десняк - Десну перешли батальоны
— Ур-ра-а-а! — всколыхнуло тишину позади немецкого лагеря — это Щорс повел свой батальон в атаку.
Богунцы рванулись к немецким блиндажам. Надводнюк, не оглядываясь, повел свой взвод на свет костров. Он ясно слышал рядом с собой тяжелое дыхание Анания, пригнувшись, в цепи бежали Малышенко, Клесун, Дорош, остальные бойцы сливались с темнотой. Растерявшись, немецкие патрули беспорядочно стреляли в воздух. Из блиндажей выскакивали солдаты, метались, кричали, разбегались в разные стороны. Слышна была суровая команда офицеров. Где-то на левом фланге застрочил пулемет. Над головами богунцев загудели шмели. Ударило немецкое орудие. Снаряд пролетел под синим небом и разорвался далеко в лесу. Богунцы припали к земле. Ударили дружные винтовочные залпы. Мелко-мелко зачастили «льюисы». С противоположной стороны наседал Щорс со своим батальоном. Немцы метались в кольце, бросились на правый фланг к перелеску. Надводнюк подполз к Бояру.
— Гриша, пулеметом отрезать отступление!
Бояр и Клесун втащили пулемет на холм. Через минуту Григорий густо поливал склоны свинцовым дождем. Немцы бросились обратно в кольцо.
— Ур-ра! — снова долетело с той стороны, где был Щорс.
Богунцы поднялись и, стреляя перед собой, ринулись на блиндажи. Немцы отстреливались из-за построек и деревьев, но это не могло остановить наступления богунцев. Немцы кинулись в сторону Щорса и вновь попали под пулеметный огонь. Они сбились в кучу, стреляли в своих. В темноте слышались испуганные возгласы. Немцы бросали оружие, падали на землю и просили пощады. Кольцо сжималось. Пленных быстро разоружали…
Через полчаса Щорсу доложили: взято много боевых трофеев — три полевых орудия, шесть пулеметов, несколько сот винтовок, снаряды, патроны, весь обоз…
На рассвете богунцы заняли первое село — Робчик.
* * *
Днем, лежа в заставе за Робчиком, Малышенко заметил на дороге двух всадников. Он быстро навел бинокль. В стеклышках отчетливо видны были фигуры двух немецких офицеров на вороных конях. Гордей повел биноклем направо — спокойно, налево — спокойно. Он снова смотрел на всадников. Один из них достал из кармана белый платок и привязал к стеку. Офицеры ехали с белым флагом.
— Ананий, возьми бинокль и наблюдай. Я отведу их к Щорсу! — сказал Гордей, передавая бинокль товарищу, и вышел из кустов на дорогу. Всадники неслись галопом. Белый флаг описывал полукруги. Офицеры, искоса поглядывая на кусты, поехали медленнее.
— Проводите нас к своему командиру, — сказал по-русски пожилой, толстый, с небольшими рыжими усиками на пухлой губе. Другой — маленький и худощавый — красиво сидел в седле, хмуро посматривая вдоль дороги.
Гордей молча пошел в село. Офицеры ехали рядом. Один из них чересчур высоко поднимал белый флаг. Потом они начали разговаривать по-немецки. Гордей ничего не понимал, но слышал, что у них дрожат голоса. Офицеры боялись. Гордею стало весело. Он с усмешкой обернулся к немцам. Офицеры переглянулись и больше уже не разговаривали.
Из хат выбежали богунцы и крестьяне. Какая-то уже пожилая женщина плюнула офицерам вслед. Богунцы шли за ними до самого штаба. Офицеры долго не сводили глаз с красного флага над входом в штаб.
— Интересных гостей ведешь, Гордей! — воскликнул из толпы Клесун. Богунцы стояли стеной, стена вздрогнула от смеха. Немцы оглянулись, спрыгнули с лошадей и пошли к крыльцу. Толстяк быстренько водил маленькими глазами по добротным шинелям богунцев. Он не мог скрыть своего удивления. Офицер, верно, не представлял себе, что встретится с регулярной частью Красной Армии.
Немцы вошли в штаб. За ними ринулись богунцы. Гордей доложил дежурному. Через минуту дежурный вернулся: можно войти. Малышенко переступил порог и стал навытяжку. Офицеры щелкнули каблуками перед столом, за которым сидел Щорс. Командир богунцев не поднялся им навстречу. Он, чуть откинувшись на спинку стула, своими острыми, со стальным отблеском, глазами смерил фигуры немцев и совсем тихо произнес:
— Я вас слушаю.
Толстый начал говорить. Голос у него дрожал и срывался. Офицер с трудом овладел собой. Он говорил, что высшее командование поручило ему передать командиру богунцев: если богунцы не прекратят военных действий против немецкой армии, то высшее командование будет принуждено выслать свои полки против богунцев и жестоко покарает за неисполнение этого предупреждения. Толстяк поднял голову — его полномочия на этом закончились.
Офицер был уверен в успехе своей миссии, но ошибся. Щорс стремительно поднялся. Лицо его залила краска, глаза загорелись гневом.
— Кто звал вас на Украину? — грозно спросил он. Офицеры попятились. — Убирайтесь с нашей территории! Против ваших полков мы двинем свои, их будет больше и они будут сильнее ваших! Передайте вашему командованию, — Щорс отчеканивал каждое слово, — пусть оно немедленно выводит свои войска в Германию! Наш гнев страшен, сила наша еще страшнее! Не послушаетесь — наши штыки укажут вам дорогу домой!
Щорс повернулся спиной к офицерам. Немцы торопливо щелкнули каблуками и выбежали из комнаты. Через минуту они уже галопом гнали своих лошадей.
— Вот вам и ответ!.. О, наш командир скажет, как гвоздем прибьет! — хохотали богунцы вслед немецким офицерам.
* * *
Решительность и стремительность были характерными чертами действий Щорса. После разговора с представителями немецкого командования он отдал приказ: немедленно занять Клинцы! За этим рабочим поселком «а очереди — Новозыбков и Гомель. Необходимо было захватить железнодорожную магистраль Гомель — Бахмач.
Полк выступил ночью. Батальон за батальоном подходили к поселку, захватывая в тугое кольцо лесистые окраины. Щорс летал на коне с одного фланга на другой, отдавал последние распоряжения, советовался с командирами и бойцами. Когда он наклонялся с седла к командирам или бойцам, те видели стальной блеск его глаз. Лицо Щорса пылало…
Морозное утро застало богунцев готовыми к бою с врагом. Части нетерпеливо ждали команды начать наступление. На холмике, под старыми соснами, стоял Щорс с группой командиров. Ниже, в стороне от дороги, залег взвод Надводнюка. Дмитро стоял рядом со Щорсом. Перед ними в сизой мгле виднелись очертания зданий, фабричных и заводских труб, церкви. На площади, возле походных кухонь, суетились немцы, по улицам маршировали взводы. На углах улиц, которые вели к окраинам, маячили фигуры патрульных. Вскоре показалось несколько верховых. Они галопом понеслись из местечка.
— Разведка… Встретить! — тихо приказал Щорс. Бровченко приложил руку к фуражке и быстро сбежал вниз. Части напряженно ждали.
Достигнув кустов, разведка пошла медленнее. Всадники спокойно покачивались в седлах. Немцы и не предполагали, что могут столкнуться здесь с богунцами. Но чем больше углублялись они в лес, тем беспокойнее становились лошади, поводили ушами, шли медленнее. Офицер обернулся к своему отряду и, должно быть, что-то спросил. В кустах возле дороги раздался залп. Офицер сполз с лошади и повис на стременах. Лошади рванулись, сбрасывая всадников. Вслед бегущим прозвучали выстрелы…
Щорс поднял бинокль к глазам. Так он стоял несколько минут, затем подошел к своей лошади и обратился к богунцам:
— Немцы пошли в наступление. Готовсь!
Отряды богунцев залегли подковой, упиравшейся рожками в дорогу. Взвод Надводнюка находился в центре. Привычным взглядом командира Дмитро осмотрел свой ощетинившийся винтовками взвод: Бояр лежал у пулемета, Ананий впился глазами в даль, Малышенко, Шуршавый и Кутный устраивались поудобнее под пригорком. Павло Клесун и сядринцы прикрывали себя сосновыми ветками. Песковой и Дорош жевали хлеб.
— Идут, — прошептал кто-то тихо, но слово это все услыхали, повернули глаза в сторону неприятеля. Немцы перебежками приближались к леску. Чем ближе они подходили, тем напряженнее дышали богунцы. Надводнюк не спускал глаз со своего взвода и, может быть, в десятый раз повторял:
— Ждать команды, стрелять в лоб…
Уже виден был блеск касок, богунцы уже различали на поясах у врагов окопные лопатки, а команды стрелять все не было. Немцы взбегали на пригорок.
— Ой, сколько их! — вырвалось испуганно у Пескового. Сядринцы беспокойно задвигались на земле. Надводнюк гневно посмотрел на Логвина и погрозил ему пальцем.
— Ро-ота-а… пли! — напряженное молчание прервалось: один залп, второй, третий. Нервно застрочили пулеметы. По лугу звонко прокатилось эхо. Немцы сразу припали к земле. Над ними поднялась ломаная линия дымков. Над головами богунцев тонко и жалобно засвистели пули. На окраине поселка ударило орудие. Снаряд долго гудел в воздухе, словно искал, где упасть, и упал где-то в лесу. Второй упал впереди. На богунцев полетели комья мерзлой земли. Немцы не поднимались, стреляли лежа. Пулеметы захлебывались, заглушая команду.
