Алексей Десняк - Десну перешли батальоны
Затаив дыхание, ловя каждое слово Щорса, стояли шеренги бойцов. Сотни глаз, не мигая, впились в черную кожанку, в шоферские очки над козырьком, в стройную тонкую фигуру Щорса. Энергичными движениями рук он подчеркивал каждое свое слово. На бледных щеках играл румянец. Глаза светились от глубокого внутреннего возбуждения. И еще раз каждый боец почувствовал магическую силу его глаз. Они приковывали к себе, звали только вперед. И на площади не нашлось бы ни одного, кто остался бы где-то позади. Командир богунцев говорил о вражеской провокации, цель которой — дискредитировать авторитет советского полка, и подробно остановился на проступке новоприбывших, сагитированных казаком Филоновым.
— В наши ряды пытаются пролезть агенты врага. Какова их цель? Ослабить нашу силу, внести беспорядок, анархию, погубить наше дело. Но это им не удастся! Агентов врага мы будем жестоко карать! Ряды богунцев, преданных делу революции, будут расти и расти. Мы освободим украинский народ из-под ярма немцев и гайдамаков.
Ряды богунцев всколыхнулись.
— Освободим, товарищ Щорс!
— Веди, командир, в бой, мы покажем нашу силу!
— Смерть гайдамакам и немецкому капиталу!
Богунцы угрожающе размахивали оружием, указывая на юг, где хозяйничали отряды немцев и гайдамаков.
— Обещайте мне, что таких позорных случаев в богунском полку больше не будет!
— Обещаем!
— Не будет!..
— Расстрелять таких!
— Вам, — обратился Щорс к Ананию и другим, — в первый и последний раз прощаю. Казака Филонова арестовать!
Шатаясь, подошел к Щорсу бледный Ананий.
— Товарищ командир! Только в бою я смою с себя позорное пятно! Пошлите меня на серьезное дело!
— Верю! Смотреть надо, чтобы не попасться на удочку врага! Стать в шеренгу!
Ананий, Логвин, Дорош и сядринцы сделали «кругом» и стали на свои места. Под конвоем провели Филонова. Он смотрел на Щорса глазами, полными ненависти. Щорс взглянул на него в упор. Филонов не выдержал колючего взгляда и отвернулся.
* * *
Петр Варфоломеевич не мог забыть насмешливых слов казака Филонова. На военных занятиях, когда взводные командиры обучали бойцов обращаться с винтовкой или проходить по площади походным маршем, Петр Варфоломеевич чувствовал какую-то горечь в сердце. Иногда это была зависть к молодым командирам. В такие минуты он был почти уверен, что Филонов имел основание говорить ему обидные слова. Разве он, фронтовой, опытный офицер, не мог командовать ротой богунцев? Вопрос этот напрашивался все чаще и чаще, преследовал его. Бровченко угнетала мысль, что ему не доверяют. Вспомнились последние столкновения с Рыхловым, с тестем, с Шульцем, уход к красным партизанам. И вот теперь это, как ему казалось, незаслуженное недоверие.
Петр Варфоломеевич молча, аккуратно выполнял возложенные на него обязанности, но своими мыслями ни с кем не делился. В таком состоянии его несколько раз, будто ненароком, заставал Надводнюк. На вопрос Надводнюка, отчего он такой мрачный, Петр Варфоломеевич всегда твердил одно и то же:
— Беспокоюсь о семье, Шульц ведь остался там…
Надводнюк внимательнее присматривался к Бровченко, качал головой и уходил озабоченный. Он пытался вызвать Петра Варфоломеевича на откровенность, но тот избегал разговора.
С этими мыслями пошел Бровченко на пост у хаты, где находились арестованные. Приняв пост, Бровченко стал мерными шагами ходить под окном хаты. В хате было тихо. Петр Варфоломеевич прислонился спиной к крыльцу. Возвращаясь с поля, в накинутых на плечи мешках, — было уже по-осеннему холодно, — мальчишки-пастушки гнали по улице стадо. Изредка проезжали крестьяне. У колодцев собрались женщины. Над Унечей, направляясь на юг, пролетел ключ журавлей. Бровченко долго смотрел им вслед. За журавлями, на юг, в Боровичи понеслись его мысли.
Вдруг Петр Варфоломеевич почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он обернулся. В разбитое окно на него смотрел Филонов. Казак поманил его к себе.
— Чего вам?
— В каком полку вы служили офицером? — тихо спросил Филонов.
— В 542 Киевском.
— А я в 156 конном Донском. Никак не пойму, какой из вас офицер! Службу рядового несете! Неужели вы и до сих пор не поняли, что над вами издеваются?
Бровченко резко повернулся спиной к окну и отошел в сторону. Филонов постучал в оконную раму.
— Часовому запрещено разговаривать с арестованными, — твердо ответил Петр Варфоломеевич.
— Запрещено? — Филонов расхохотался. — Было когда-то! Забудьте! — Он влез на подоконник, закрыв дыру в окне своим широким лицом, и вдруг торопливо, задыхаясь, зашептал. И чем дольше слушал Бровченко его горячий шепот, тем ближе подходил к окну.
— Выслушайте меня, прошу вас! Вы думаете, что я простой казак Филонов? Ошибаетесь, господин офицер. Посмотрите на меня. Я — тоже офицер!.. Командовал эскадроном на немецкой войне! Сюда попал из армии генерала Каледина… Вы поняли… Вам, как своему брату-офицеру, говорю и вас спрашиваю: куда вы попали? Разве ваше место здесь? Большевики затеяли резню, подняли своих на своих! Мало вам крови и позора на немецкой войне? Бегите отсюда! Не хотите туда, куда зовет вас ваш офицерский мундир, так сидите дома и не мешайте другим! Довольно братской крови!
Бровченко протянул вперед руку, словно отталкивал арестованного, но Филонов схватил ее своими горячими пальцами и зашептал еще быстрее:
— Я поведу вас туда, где вас с радостью примут в свои ряды! Вам дадут роту, батальон, что вы захотите!.. Когда стемнеет, отбейте замок и айда! Я, офицер, прошу вас, как офицера, я требую во имя офицерской чести — сделайте это! Не сделаете — заплатите кровью, как предатель!.. Слышали? Я уверен, что вы еще не затоптали своей чести офицера и меня освободите! Я жду, чтобы стемнело! — он отошел от окна и скрылся в глубине комнаты.
Петр Варфоломеевич опустился на ступеньки крыльца. Признания Филонова были неожиданными. Они оглушили Петра Варфоломеевича.
«Немедленно оповестить Щорса!» — это было первое, что промелькнуло в голове. Он даже бросился вперед. Но разве он имеет право самовольно оставлять пост?.. В военное время за это расстреливают. Бровченко присел на ступеньку, прислушался к звукам за окном, но Филонов о себе не напоминал. Ведь он ждал темноты, а теперь только смеркалось.
«Подняли своих на своих!» — внезапно вспомнил Петр Варфоломеевич шепот казачьего офицера. «Своих на своих!» Рыхлов на него, на Бровченко, Бровченко на Рыхлова!.. Вспомнив о Владимире Викторовиче, Бровченко подумал, что Рыхлов и Филонов друг на друга похожи. Вот кому идти нога в ногу! Только Филонов хитрее Рыхлова.
В душе Петра Варфоломеевича росло возмущение. Разве не Рыхлов, а с ним и этот Филонов, виноваты в том, что на Украину пришел немец? Разве не они виноваты, что его Ксану обесчестили? Петр Варфоломеевич не мог усидеть на месте. Он метался от крыльца к окну, к калитке, к углу дома и одного хотел, — чтобы поскорее кончилось дежурство! Он доложит командиру Надводнюку, и Филонов даст ревтрибуналу ответ, с какой целью пролез в Богунский полк!
Постепенно становилось темнее. Скрылись очертания станционных зданий, осокорей, а затем и ближайших хат. Затихла улица. Стал моросить осенний дождь. В деревьях зашумел ветер.
«Скоро придет смена», — подумал Бровченко.
По окну забарабанили пальцем.
— Я готов!
Бровченко вздрогнул и ничего не ответил.
— Пан офицер, слышите?… Я готов!
Бровченко крепче сжал винтовку.
— Скоро придет смена, поторопитесь, господин офицер!
— Вы напрасно были так уверены, Филонов!
— Не понимаю! — задохнулся казак.
— Я все сказал!
Какое-то мгновенье казачий офицер молчал. Было слышно, как он тяжело дышит, словно поднимается на высокую гору.
— Где твоя честь, офицер? Продал?.. Иди, заяви ревтрибуналу, что я, казачий офицер, собираюсь убежать и убегу! Целуй ноги Щорсу, он тебя наградит!.. Может быть, будешь картошку чистить для его обеда!.. Тьфу!..
Петр Варфоломеевич отошел подальше от окна. Не хватало воздуха. Он задыхался, ноги его не держали, подкашивались… И когда к крыльцу подошли разводящий и сядринец, он, как бабочка на огонь, бросился им навстречу.
— Что-нибудь случилось? — настороженно спросил разводящий.
Петр Варфоломеевич перевел дыхание. Сквозь разбитое окно с ненавистью смотрели глаза Филонова.
— Что-то заболел я, — прошептал Бровченко.
— Пойдите на врачебный пункт!
Бровченко торопливо выбежал со двора. Наскоро поужинав, он лег на скамью и прислушался к беседе богунцев. Павло Клесун сообщал новость: из Новгород-Северска прибыла новая группа повстанцев, и Щорс на этих днях начинает наступление на Злынку, а оттуда — на Клинцы и Гомель.
— Для этого, наверно, и нашего командира Надводнюка он тоже срочно вызвал к себе, — высказал свои предположения Павло.
