Гарольд Лэмб - Феодора. Циркачка на троне
К готам вышел дьякон Пелагий со Священным Писанием в руках. Богатый и смелый Пелагий сделал больше для защиты Рима, чем его командующий Бесса.
— Господин, — произнёс он, склонив перед Тотилой голову, — пощади тех, кто теперь в твоей власти. — И он указал на колокольню и монастырь, набитый беженцами.
— Наконец-то, Пелагий, ты стал моим просителем.
— Да, потому что с этой минуты Бог сделал меня твоим рабом. Господин, разве ты не пощадишь своих рабов?
Тотила запретил убийства и насилие над женщинами. Когда пересчитали беженцев в церкви, выяснилось, что их больше пяти тысяч. Так уменьшилось население Рима. Сам город был полностью разграблен. Оставшиеся патриции и их жёны надели грубые плащи рабов и просили пищу, стучась в двери готов. «Прекрасный пример превратностей судьбы, — пишет Прокопий. — Рустициана, жена Боэция, раньше раздавала богатство бедным».
Тотила использовал храброго Пелагия, отправив его с другими послами в Константинополь с вопросом, неужели Юстиниан не верит, что готы могут быть ценными союзниками, как во времена Анастасия и Теодориха. Если же нет, то Тотила готов сровнять с землёй стены и памятники Рима и начать войну на востоке вдоль побережья Далмации.
Юстиниан ответил, что предоставил все права командования Белизарию, и готы должны обращаться к нему.
Вместо этого рассерженный Тотила сломал несколько секций внешней стены и приготовился сжечь все исторические сооружения Рима. Перед этим он получил письмо от Белизария, который лежал больным в устье Тибра. «Только цивилизованный народ может создавать памятники архитектуры, разрушение этой красоты под силу лишь ничего не понимающему человеку. Так будут судить потомки. Из всех городов Рим самый значительный. Он не был построен по прихоти одного человека, многие камень за камнем воздвигали его.
Будь уверен, случится одно из двух. Или ты будешь повержен императором в этой схватке, или, если так будет угодно Богу, одержишь над ним победу. Если ты сохранишь Рим, то приумножишь своё богатство, разрушив город, ты не получишь выгоды, но тогда твою мольбу о пощаде уже не услышат.
Среди людей ты прослывёшь разрушителем Рима. Решай, кем ты хочешь быть».
Тотила был не только проницателен, но и тщеславен. Чем больше он размышлял над письмом Белизария, тем больше недоумевал, кому, кроме себя, он навредит, разрушив Рим. Его терзала нерешительность, и он решил положить ей конец. Прекратив разрушение города, Тотила покинул Рим, чтобы продолжать войну за его пределами. Не успел он добраться до севера страны, как услышал, что Белизарий уже в Риме заваливает камнями бреши в стенах. Разгневанный гот немедленно повернул назад, намереваясь навалиться на разрушенные ворота и пробоины. Он был уверен, что среди развалин поймает хитрого римлянина, выманившего его к морю.
Денно и нощно готы набрасывались на баррикады из камней и досок под градом стрел. Разрушенные каменные стены сыпались на них, пламя жгло, а стрелы жалили воинов, дощатые перекрытия проваливались под ногами. Готы откатывали назад и снова атаковали, стремясь сровнять с землёй проклятые стены.
Через год после этого Юстиниан наградил своего командующего, вернувшего ему Рим цезарей. С его кораблей сошли маленькие колонны подкрепления: три сотни герулов, набранных Нарсесом, под командой всегда пьяного вождя, восемь сотен армянских крестьян с гор Кавказа и тысяча ветеранов старого полка. Выйдя за Аппиевы ворота встретить своих товарищей, Белизарий понял, что Юстиниан и Феодора отправили ему всё, что смогли найти. После эпидемии чумы в 546 году дальнейшего пополнения не предвиделось.
Без помощи Иоанна, с оставшимися римскими гарнизонами Белизарий начал переходить из крепости в крепость, передвигая вдоль берега запасы и основную армию. У Тотилы силы были примерно равны. Прокопий, который больше не считал Белизария героем, кратко передаёт: «Ему не удалось ступить на землю там, где не было крепости, он продолжал заходить во все порты».
Но Белизарию больше ничего не оставалось. Рим пал. Храм Судьбы опустел, чахлые сосны и чертополох скрыли от глаз мозаичные тротуары и термы капитолийских дворцов. Незаметно над Римом цезарей сгущалось мрачное Средневековье. Население искало убежища в святилище базилики Святого Петра, где папа Вигилий, бывший друг Феодоры, писал Юстиниану благодарные письма.
В течение следующего месяца Белизарий получал срочные письма от императрицы. Она напоминала ему о его клятве. Теперь его дочь Иоаннина и её внук уже могли пожениться. Не собирается ли он объявить о помолвке?
Антонина задумывалась над этими посланиями, пытаясь понять тайный замысел Феодоры. Усталый и душой и телом Белизарий не хотел покидать Италию. Чтобы отозвать его, потребуется приказ Юстиниана, но любой приказ императора найдёт одобрение у супруги. Питая ненависть к цирковой актрисе, которая нагло носила царственную диадему, Антонина убедила Белизария ответить, что он не забыл своего обещания, но думает, что обручённые ещё слишком молоды и следует отложить свадьбу до приезда родителей Иоаннины.
В ответ Феодора потребовала, чтобы свадьбу сыграли немедленно. Желая быть в курсе дворцовых интриг, Антонина пилила своего упорного мужа. Она говорила, что жестокая императрица, укравшая у них золото, хочет опозорить Иоаннину, отдав её безродному юноше. Секретарь Прокопий клялся, что с самого рождения Феодора владела чёрной магией колдуний. Антонина не могла спать от беспокойства, а вернувшись во дворец, умоляла Юстиниана дать им ещё запасов и солдат.
Не в силах противостоять жене, Белизарий разрешил ей вернуться с Прокопием. Она поспешила на быстрой галере. Но было уже слишком поздно.
«Она тщательно следит за собой, даже больше, чем нужно. Она рано принимает ванну, а потом идёт завтракать. Затем ею надолго овладевает сон, днём и ночью до самого восхода солнца, — так записал о переменах в Феодоре Прокопий, — она ничего не сделает по убеждению другого человека. Всюду она распространяет свою упрямую волю и воплощает решения в жизнь с большой энергией».
Лицо Феодоры стало тоньше, а глаза светились из-под длинных тёмных бровей. Встав ото сна, она становилась жизнерадостной, деятельной, пока силы не покидали её. Боль в груди слабела после сна и успокаивающего лекарства. «Никто не смеет вступаться за людей, ставших жертвами её гнева. Кажется, невозможно усмирить её чувства».
Феодора писала папе Вигилию в Рим: «...исполни обещание, которое ты дал по своей доброй воле, и призови нашего отца Анфимия на службу». И когда Вигилий, будучи папой, не согласился отменить проклятие против восточного патриарха, императрица приказала своему офицеру: «Найди папу и, если он окажется в базилике Святого Петра, пощади его. Но если найдёшь его в другом месте, посади на корабль и доставь сюда».
Офицер нашёл Вигилия на празднике на улицах города и упросил его сесть на корабль на Тибре. Вигилия привезли к Феодоре в интересах Анфимия.
В Колхиде, в Дарьяльском ущелье, Хосров Справедливый размышлял о письмах, перехваченных его шпионами. Вот, например, письмо к персидскому христианину, восхваляющее его и доверяющее ему установить мир между Юстинианом и Хосровом. «Что за государство этот Рим, — спросил Хосров у своих советников, — если он управляется женщиной? Стоит ли нам его бояться?»
В те месяцы по всему римскому государству проходили тайные приказы, неизвестные шпионы скакали с гонцами в Кадис. Те, кто служил императрице, не называли своих имён.
«Если она хочет что-то скрыть, то никто об этом даже не упомянет. Однако у того, кто причинил зло, нет шанса скрыться. Она вызовет этого человека к себе, даже если он знатных кровей, и отдаст его во власть одного из своих министров. Поздней ночью этого человека, связанного и закованного в цепи, посадят на корабль и доставят к другому человеку, который будет охранять его, пока императрица не помилует его или он не умрёт».
Торговцы шёлком на чёрном рынке, покупающие акции персов и продающие их по цене выше той, что назначена Юстинианом (по восемь золотых монет за фунт), вынуждены были подвергнуться захвату своих кораблей и заплатить стоимость товара. Владельцев новых и процветающих публичных домов переправляли за пределы государства.
Общество Августеона больше не шутило над монахами Феодоры. Когда появлялись их тощие фигуры, женщины с вышитыми на платьях орлами слушали их речи. Стало модным приглашать монахов на пиры. Женщины с жёлтыми волосами и выкрашенными хной ногтями осторожно передвигались в своих повозках, часто останавливаясь, чтобы прошептать предупреждение или прислушаться к сплетням. Куда теперь торопятся посланники Феодоры? Что она придумает завтра?
Общество, побеждённое Феодорой, обнаружило, что браки совершались и расторгались теперь по её прихоти. Ленивый и пользующийся успехом у толпы Германий хотел жениться на Матасунте, беглой королеве из династии Амалов. Феодора потребовала, чтобы на время войны Матасунта стала заложницей Юстиниана, а Германий бы не упрочил своего положения среди варваров, женившись на царственной готской особе.
