Поручик Державин - Бирюк Людмила Дмитриевна

— Ганя! Что с тобой?! — кинулась к нему жена.

— Вскрой сама… Я не могу…

Он молча передал ей письмо. Предчувствие не обмануло его. В учтивых выражениях казанский градоначальник извещал о кончине его матушки, Феклы Андреевны Державиной…

На другой день он отправился с женой в Казань, чтобы оплакать мать на ее могиле. Чувство вины не отпускало его. Почему не поехал раньше? Ведь знал, что мать болеет… Но работа над одой захватила его настолько, что он забыл обо всем…

Смерть словно ходила за ним по пятам. Еще одно горе постигло его в те дни. Умер Ваня Хемницер, самый молодой и скромный из их литературного кружка. Романтичный, смешной рыцарь Маши Дьяковой — жены Николая Львова… "Он был лучшим из нас! — с горечью говорил Державин Кате. — А мы шутили над ним, над его чувствами. Никто не принимал его всерьез…" Вернувшись в Петербург, Гавриил Романович тут же стал готовиться к отъезду в Карелию.

Олонецкая и Архангельская губернии в то время составляли наместничество генерал-губернатора Тимофея Ивановича Тутолмина. Державину была доверена Олонецкая губерния, а Архангельскую возглавлял отставной полковник Ливен. Губернаторы подчинялись генерал-губернатору, а тот в свою очередь — петербургскому Сенату. Казалось, все просто и понятно. Но, прибыв к месту назначения в город Петрозаводск с женой и домашним скарбом, Державин понял, что служить под началом Тутолмина ему будет нелегко. Дело было не только в непомерном гоноре начальника, окружившего себя безмерной роскошью, но в диком беззаконии, царившем в Петрозаводске и его окрестностях. Губерния была истощена беспрестанным взяточничеством и воровством, и наш "мурза" с татарским напором ринулся исправлять местные нравы. Он и до этого был прямолинеен и горяч, а на новой службе и вовсе перестал себя сдерживать, грубил и ругался с чиновниками и даже с самим Тутолминым. Неудивительно, что все его начинания заканчивались скандалами. Олонецкие казнокрады и их высокие начальники ненавидели нового губернатора и писали на него доносы в Петербург. А он не отставал и тоже посылал в Сенат рапорт за рапортом. Многим чиновникам приходилось увольняться с насиженных мест.

— Послушайте, Гаврила Романыч, — выговаривал ему Тутолмин, — этак вы распугаете всех моих подчиненных! С кем же мне прикажете служить, коли все разбегутся?

— Со мной, ваше превосходительство! — разводил руками Державин. — Я-то никуда не денусь, покуда не наведу тут порядок.

— Нет уж, милостивый государь! Впредь извольте обо всех неурядицах докладывать лично мне и делать то, что я прикажу.

Выполнять приказы самодура Тутолмина было непросто из-за их полной бессмысленности. Однажды Державин решил замостить в Петрозаводске дороги, но наместник запретил ему самоуправство и велел озеленять город, и без того утопающий в зелени.

Дивная карельская природа — единственное, что спасало Державина от хандры. Когда он объезжал свою губернию, сердце его наполнялось восторгом. Порой, захватив с собой одного из верных ему чиновников, Александра Грибовского, Державин на лодке путешествовал по прозрачным рекам и озерам. Катя занималась домашним хозяйством, наводила порядок в мрачноватом приземистом губернаторском доме, затеяла цветочные клумбы во дворе…

Однажды Грибовский пришел в гости к Державиным, да не один…

— Ой, кто это?! — с умилением воскликнула Катя.

Чиновник вытащил из шапки крошечного медвежонка, не больше месяца от роду. Глазки у него еще не вполне открылись, шерстка была редкой и нежной.

— Мать бросила, — объяснил Грибовский. — Видно, молоко пропало, пошла еду добывать, да где-то сгинула. Там, в берлоге, еще один был, да сдох, бедняга…

— И этому не выжить, — с сожалением сказал Державин. — Уж больно мал. Ему мать нужна.

Катя осторожно взяла звереныша на руки.

— Как это — "не выжить"?! А мы-то на что? Козьим молоком попробуем выкормить! Давай возьмем его, а, Ганечка?

Она ласково гладила дрожащее тельце, прижимала к груди, пытаясь согреть, и умоляюще глядела на мужа.

— Ладно, возьмем, если хочешь, — сдался Державин. — Только хлопот с ним не оберешься…

— Я справлюсь, — благодарно улыбнулась Катя, а из глаз почему-то скатились две крупные слезы.

И начались хлопоты! Бутылочки для молока и для воды, соски, одеяльца, грелки, "каки-писи", купания в корытце… Наверное, и медведица не смогла бы так заботиться о своем детеныше, как ухаживала за ним Катерина.

На любой писк медвежонка она вскакивала ночью и трепетно спешила к его коробке-лежанке, выстланной теплым шерстяным одеяльцем. Назвала она его просто, без затей — Мишутка. И вскоре зверек стал бегать по комнате, играть, ластиться к людям и отзываться на свое имя.

Прошло несколько месяцев. Мишутка подрос, бурая шерсть стала густой, когти острыми. Стало трудно держать его в доме: он погрыз всю мебель и вообще шалил не по-детски. Грибовский устроил ему просторный вольер в саду с лесенками и игрушками, сколотил уютный домик. Там Мишутка и жил.

Однажды мимо губернаторского дома проходил заседатель земского суда Молчин, которому не раз доставалось от Державина за пьянство и разгильдяйство. Он увидел Мишутку, который мирно разгуливал возле дома. У звереныша, как оказалось, имелся секретный лаз на улицу, который он подкопал под забором.

— Что, Миша? Не сладко тебе живется? — посочувствовал Молчин. — Калачика хочешь?

Отломив кусок свежего хлеба, Молчин стал приманивать медвежонка, приговаривая:

— Пойдем со мной!

И ручной Мишутка доверчиво пошел за человеком. Через час, хватившись своего любимца, Катя заголосила, подняв на ноги всю улицу. Кто-то видел, как Молчин повел зверя прямо в здание земского суда. Она побежала в суд, стала спрашивать Молчина, но тот отнекивался, и никто из чиновников не смог или не захотел рассказать ей, что произошло. Напрасно Катя требовала председателя, коим являлся старший сын Тутолмина. Все семейство генерал-губернатора пребывало в Петербурге.

Трудно передать горе Кати… Ведь Мишутка был для нее больше, чем домашний питомец. Сама того не сознавая, она изливала на него всю нежность и любовь несостоявшегося материнства.

Узнав о происшествии, Державин энергично принялся за расследование. Он выяснил, что судебные заседатели сначала забавлялись с медвежонком, но вскоре он им надоел, и они прогнали его палкой. А потом мальчишки с гиканьем и свистом гнали его по улице до самого леса.

Державин как мог утешал жену. Носил на руках, целовал, пытался чем-то отвлечь. Ничего не помогало. К вечеру у нее начался жар. Державин не отходил от нее, обещал купить нового медвежонка, но она тяжело вздыхала и говорила: "Другого не надо…"

Через месяц в Петрозаводск вернулось семейство Тутолминых, и Державин был вызван в резиденцию генерал-губернатора.

— Что же вы творите, Гаврила Романыч? — еле сдерживая гнев, вопрошал Тутолмин. — Медведя хотели определить председателем суда вместо моего сына? Почитайте, что о вас пишут чиновники!

Весь его стол был завален жалобами. Державин взял одну из бумаг, прочел и невольно рассмеялся. В рапорте говорилось, что в отсутствие Тутолминых губернатор назначил председателем земского суда бурого медведя, посадил его в председательское кресло и дал пачку деловых бумаг на подпись. Медведь макал свою когтистую лапу в чернильницу и подписывал бумаги.

— Чему вы смеетесь? Издеваться вздумали?! — бушевал генерал-губернатор. — Намекаете, что мой сын неспособен разобраться в делах?! Или считаете, что медведь более него в грамоте силен?!

Державину с трудом удалось сдержать смех: Тутолмин-младший и впрямь делал в документах чудовищные ошибки. Происшествие он воспринимал как забавный анекдот и удивлялся, до какой нелепости могут дойти люди в своей лжи и клевете. Но все оказалось не так уж смешно. Генерал-губернатор написал в Петербург жалобу, изобразив в мрачных красках случай с медведем, и добавил от себя характеристику Державина как неуживчивого и неспособного к делам чиновника.