Ольга Елисеева - Камень власти
Като подавила желание немедленно выхватить листок из рук соперницы.
— И что? Эти слова нельзя сжечь? — Резко осведомилась она.
— Это приказ, — робко возразила Матрена. — Вы можете ему приказывать. Вы великая княгиня. И он не смеет ослушаться.
— Я слышала, — язвительно заметила Като, — что даже в воинском артикуле у подчиненного есть право обжаловать приказ командира перед вышестоящим лицом. Он может обжаловать мою записку перед императрицей.
Матрена ахнула и прижала ладони к щекам.
— Не бойтесь, я пошутила.
— Вы можете шутить, — убитым голосом подтвердила гостья.
Като налила ей еще вина.
— А почему же он сам не пришел объясниться? — Спросила она. — Почему послал вас? Ведь это, согласитесь, мучительно нам сидеть вот так и обсуждать дела вашего мужа.
Матрена кивнула.
— Но это безопаснее. Что было бы с ним, если б он пришел сюда, а его схватили? — Женщина отхлебнула вина и покачала головой. — Я не хотела бы лишиться мужа и лишить своего еще не родившегося ребенка отца.
— Вы знаете, — Като взяла свой бокал, — я много лет живу в России и уже не чувствую себя немкой. Но иногда мне кажется, что русские женщины слишком опекают своих мужей. Хотя последние, — она залпом осушила вино, — отнюдь этого не стоят.
— Не стоят? — Выпитое, кажется, предало госпоже Салтыковой смелости. На ее щеках заиграл румянец, губы сложились в подобие усмешки. — Позвольте вернуть вам ваши слова. Вы рискуете собой для того, чтоб вновь увидеться с моим мужем. Сами устраиваете встречу, отправляете посыльного с письмом. Назначаете день и час. Все берете на себя. Боюсь, вы не просто перестали чувствовать себя немкой, мадам.
— Остановитесь. — Екатерина подняла руку. — Не забывайте, что вы пришли сюда отнюдь не оскорблять меня. — она встала. — Я сделаю все, о чем вы просите. Идите и не бойтесь. Скажите вашему супругу, что я больше не побеспокою его.
У Екатерины хватило сил проводить свою гостью до дверей, а когда та наклонилась, чтоб поцеловать великой княгине руку, тоже поцеловать ее в лоб и пожелать счастливого разрешения от бремени.
— Клянусь вам, — тихо прошептала она, закрывая за Матреной дверь, — что я никогда и ни ради кого не буду больше рисковать. Пусть рискуют ради меня.
Като поднялась по лестнице наверх в столовую, взяла с полки хрустальный колокольчик, распахнула дверь на балкон, позвала сонных рыб и стала, давясь нервным смехом, крошить им булочки, приготовленные для Сережи. А потом вылила со второго этажа в пруд остатки токая.
— Ваше здоровье, — сообщила великая княгиня рыбам и удалилась.
До утра она пластом пролежала на сырой кровати, всем телом вбирая ее промозглую стынь. Шелк на пологе был алым с разводами, как подбой плаща Салтыкова в первый, проведенный ими вместе, день и как внутренняя обивка кареты, в которой великая княгиня сидела сейчас.
* * *— Извините, граф, я отвлеклась. — Като отодвинула пальцами край шелковой занавески и выглянула на улицу.
Там рядом с ее каретой переминался с ноги на ногу Григорий. Он бросал по сторонам тревожные взгляды, явно недовольный тем, что беседа затягивается. Его рука машинально похлопывала лошадь по теплой большой скуле: «Ну, ну, скоро».
— Знаете, почему я люблю этого человека? — С неожиданной откровенностью спросила Екатерина.
— Он дает вам уверенность в себе, — немедленно ответил Сен-Жермен. — А скоро даст власть.
— Он дает мне уверенность в том, что вокруг меня далеко не все рабы, — решительно заявила великая княгиня. — Что мне есть, ради кого начинать свое дело. — Она улыбнулась светло и спокойно. — Он не боится. И его друзья тоже. Бог знает, откуда это в них? Они плохо образованы, не получили воспитания. Но они свободны. В отличие от толпы придворных холопов, с версальскими манерами и от рождения выпоротой душой.
Граф кивнул.
— Кажется мы достигли согласия?
Цесаревна откинулась на алые шелковые подушки.
— Кстати, а почему вы представляетесь Салтыковым?
Сен-Жермен слабо рассмеялся.
— Я взял это инкогнито лишь для того, чтоб разбудить ваши воспоминания. От них так легко было перейти к разговору от свободе. Наше братство уже много столетий трудится, расчищая человечеству путь к справедливости и счастью. Вы могли бы подарить народу, над которым властвуете, мудрые законы, соблюдая которые всякий частный человек был бы защищен от произвола как со стороны власти, так и со стороны своих же сограждан…
Екатерина кивала в такт словам собеседника, сузив глаза и пытаясь уловить скрытый подвох. Но его пока не было. Все, что говорил граф, казалось созвучно ее собственным мыслям.
— Если вы хотите избавить свою страну от диких суеверий, — продолжал граф, — вам придется устранить церковь от влияния на жизнь общества.
Екатерина поморщилась. Она не любила, когда в ее присутствии касались вопросов веры.
— Церковь и вера — разные вещи, — вкрадчиво сказал граф.
— Вы очень обяжите меня, ваша светлость, — строго отчеканила Екатерина, — если больше не будете заглядывать в мою голову и удовольствуетесь тем, что слышите из моих уст.
Ее собеседник покраснел. «Почему с ней так трудно? Этот мальчик Алексей просто позволил мне привести в порядок его мысли. Но есть разница между простым смертным и…»
— В основном мы пришли к согласию, — сказал граф, заглянув в глаза Екатерины. Но они оставались непроницаемыми. «Такая может дать согласие на что угодно, — подумалось ему. — А потом переиграть все по-своему». — А сейчас, я покажу вам одну вещь.
Сен-Жермен извлек из кармана камзола заветный мешочек с Дериануром и вытряхнул камень на ладонь.
— Вот половина суммы, о которой я говорил.
Ему показалось, что Екатерина его не слышит. Лицо великой княгини осветилось, глаза зажглись. Со стороны казалось, что и она, и бриллиант источают одно и тоже золотистое сияние. Да, они были родня друг другу. Граф сразу понял это, и не ошибся.
— Душа алмаза спит, — сказа он. — Дохните на него, и, если вы действительно та, за кого Вас принимают пославшие меня, вам удастся ее разбудить.
Като наклонила голову и дохнула на камень, почти поцеловала его холодные грани. В глубине в ответ на ее ласку развернулось крошечное облачко тумана, точно бриллиант запотел изнутри.
— Боже! Что я наделала! — В голосе цесаревны было столько сожаления, что граф рассмеялся.
— Вы оживили один из величайших камней древности. Он будет охранять вас и служить вам даже на расстоянии. — Сен-Жермен ободряюще улыбнулся. — Если вы все же решитесь предпринять то, о чем мечтаете, отнесите бриллиант к Позье, он перешлет его в банкирский дом Сутерланда. Это будет сигналом для нас, и мы приведем в действие все необходимые пружины.
Като слушала его в пол уха.
— Значит мне придется расстаться с ним?
Граф удовлетворенно кивнул. Алхимический брак произошел буквально у него на глазах.
— Вы будете жить в надежде на встречу. Но помните, — Сен-Жермен не без труда приподнял лицо великой княгини за подбородок и заставил оторвать взгляд от бриллианта, — в тот день когда вы его снова увидите, вам пора будет уходить. Отказаться от власти и оставить корону преемнику.
— А когда это случится? — Твердые нотки вновь зазвучали в голосе Като.
— Через 12 лет. — отчеканил граф. — Появление камня станет знаком. За это время вы должны успеть провести те реформы, о которых мы говорили. Иначе будет поздно.
— 12 лет, — повторила женщина. Сейчас этот срок казался большим. — Через 12 лет мой сын как раз достигнет совершеннолетия.
— Именно, — кивнул собеседник.
Екатерина представила себе маленького Павла в его чудной чернобурой шапке, надвинутой на глаза, и смешных шитых бисером валенках. Ее дитя, отнятое, недолюбленное. Он, должно быть, тоже страдает без нее? Они славно заживут вместе. Им другие не нужны. Взгляд женщины сквозь окно упал на край рукава Григория. Вернее, не помеха. А если и помеха, то кем она будет жертвовать? Сыном или другими?
Като не хотела сейчас об этом думать.
Сен-Жермен вложил камень в ее ладонь.
— Я вижу, вы все решили, — вместо прощания он крепко сжал пальцы великой княгини на гладких боках Дерианура, и, открыв дверь, выскочил из кареты. — Будьте счастливы, Ваше Величество.
Като, не отрываясь, смотрела на камень. Ее судьба была решена на много лет вперед. Главное — не сорваться.
