Юрий Торубаров - Иван Калита
— А это как ты, атаман, скажешь, — он натянул обувку и стал прохаживаться взад и вперёд, пробуя, как сапоги пришлись по ноге.
— Ладно, — подумав какое-то время, сказал атаман, — на денёк, так и быть, задержитесь. Не пропадать же такому добру, — он кивнул на стол, — а мы с есаулом по дороге к одному старому другу завернём. Ты, Авдей, — он вспомнил его имя, — будешь за старшего. Нас не дожидайтесь. Мы вас, пожалуй, догоним.
Прощание с князем было тёплым.
— Ну, атаман, — глаза князя светились радостью, — вылечил ты меня лучше всякого лекаря. Сознаюсь, жаль расставаться. Но раз решил ехать, пойдём провожу.
Когда они вышли во двор, Иван Иванович вопросительно посмотрел на атамана. Тот понял и пояснил:
— Ежели, князь, не будешь возражать, я оставлю до завтра у тебя своих казаков.
Лицо князя вмиг изменилось: из приветливого стало сухим, жёстким.
— Зачем? — тревожно прозвучал его голос.
— Князь, ты не подумай чего плохого. Мы крест с тобой целовали в нашей верности. А мы, казаки, веру бережём пуще жизни своей. Мне надо заехать к старому товарищу. Он — не князь, их так принять не может. Но человек он гордый, от меня ничего не возьмёт.
Лицо князя подобрело. Он прищурил глаза:
— А уж не в юбке ли твой товарищ?
Они оба рассмеялись.
— Есаула-то берёшь?
— Да.
Подвели коней. Гости взлетели на них и взмахнули плетьми.
Когда город остался позади, атаман придержал лошадь и подождал подъезжавшего Андрея.
— Есаул, — сказал Семён, — а почему ты не спрашиваешь, куда мы едем и почему вдвоём?
Ответ поразил Семёна.
— Куда попало ты, атаман, не поедешь. А раз мы вдвоём, так тебе надо.
Атаман ничего не ответил, только его лицо восхищённо загорелось.
Они поехали рядом. Через какое-то время атаман заговорил:
— Помнишь, я тебе говорил о своей тайне?
— Помню, — коротко ответил парень.
Голос прозвучал просто, без ноток любопытства. Это очень понравилось Семёну.
— Тогда слушай. Все мы приходим на Дон — кто от нищеты и разорения, кто от горя или безысходности. Был и я молод, твоих годов. Кровь горячая, силушка неуёмная, сердце... сердце верное. Встретил я девушку. Никогда не думал до этого, что так буду страдать. Но что скрасило мою беду, полюбила и она меня. Кажется, живи да радуйся. И отцы было сговорились. Всё шло к свадьбе. Ан нет Князь пожаловал. На полгодье приехал. Ну... к боярину и на двор. А там-то и повстречал его дочку. Князь-то недавно жену похоронил, собирался жениться. Да все, говорят, не по душе были. А тут как глянул, так как в капкан попал. Отцы-то в ноги князю упали: так, мол, и так, сговор уж есть. Князь как рассвирепел и заорал: «Всех в рабство за долги продам!» А в нашем крае два года засуха была, и вынуждены были у князя в долг брать. Так что его угроза серьёзной была. Куда отцам деваться, отступили.
Она первой узнала об этой вести. И передала через служанку, что будет ждать меня у заветного дуба. Не знаю, сохранился он или нет, но знатное было то дерево. Мы звали его боярином. Таких огромных я больше нигде не видел. А его могучие ветви издалека казались боярской шапкой. В жаркий день под ним всегда была прохлада. А осенней порой, когда листва золотила землю, шелестя под жёстким, холодным ветром, мы прятались от него в дупле. Как хорошо нам было сидеть вдвоём. Родители, решившие о свадьбе, не очень заботились о нашем отсутствии. И мы всё больше и больше проникались сознанием, что не можем жить друг без друга. Эта весть, сказанная её убитым от горя голосом, навсегда осталась в моей памяти.
— Любимый, почему нам не побороться за нашу любовь. К тому же, — она опустила голову, — у нас... будет дитя.
Последние слова она сказала тихо. Но они в моих ушах прозвучали громче самого раскатистого грома.
— Дитя?
— Да.
— Бежим! — почти крикнул я.
Она зарыдала и упала ко мне на грудь. В этот момент в моей душе кипели такие страсти, что я был готов на всё. Даже убить этого ненавистного князя. И я ей сказал об этом. Она покачала головой:
— У него такая охрана. Я согласна... бежим!
— Тогда завтра, как стемнеет, я буду ждать тебя здесь с двумя лошадьми.
На этом мы расстались. Откуда я мог знать, что увижу её только через несколько лет.
Следующий день я был как в лихорадке. Я понимал, что нам надо будет на что-то жить. И я решился... Выбрав удобный момент, открыл ларец отца, выгреб часть денег. У матери взял дорогие украшения. Всё это позволило бы мне купить землю, поставить свой двор.
Стемнело. Осторожно вывел со двора заранее осёдланных коней и устремился к дубу. Но она всё не шла. Я не находил себе места, понимая, что что-то случилось. Но что? Сколько ни мучился, ответа не находил. Пришлось возвращаться домой. Но все помыслы мои были направлены на то, чтобы выкрасть её из родительского дома. И бежать. И я стал обдумывать, как это лучше сделать.
За ужином я наблюдал за родителями с мыслью, что, может быть, не увижу их никогда. Мне жаль было расставаться с ними. Особенно с матерью, нежной, ласковой, всё понимающей. Да и отец сколько сил отдал, чтобы сделать из меня настоящего воина, умеющего постоять за себя. Он научил и на медведя ходить с рогатиной. И вот я смотрю на его суровое лицо. Вдруг он поднялся, поглядел на мать, потом на меня. Мать отвернулась. Отец подошёл ко мне, положил руку на моё плечо и сказал:
— Мужайся, сын мой. Вчера князь силой увёз твою невесту.
У меня в глазах закачались стены, заплясал пол. Я еле добрался до одра.
Пришла мать. Она села рядом и положила ладонь на мой лоб. Больше я ничего не помнил.
Незаметно подкралась ночь. Атаман, видимо, неплохо знал местность, потому что, свернув с дороги, привёл Андрея к небольшой речушке на елане. Набрав будылья, развели багатицу.
— Доставай, есаул, чувал, посмотрим, чем порадует нас княжья поклада, — сказал атаман.
Князь не поскупился. И копчёная стерлядка, сало, мясо, дичь. Да и питьё отменное. Не забыты были и чарки. Атаман наполнил сосуды, а кувшин крепко заткнул затычкой и отставил его в сторону.
— По одной — можно, за победу. Остальное — дома.
Закусив, атаман сорвал две соломинки, одну сделал покороче и, сжав в руке, поднёс к Андрею.
— Длинная спит, — сказал он.
Андрею досталась короткая. Атаман взял из чувала теплушку, ночи были холодные, надел её.
— Когда луна встанет, — он показал на одинокую берёзу на поляне, — над ней, буди! — и завалился спать, положив рядом сагайдак.
Приученные многими походами, казаки умели сразу засыпать, а когда надо, проснуться.
На другой день, с рассветом, они были уже на конях. Отдохнувшие за ночь лошади легко несли всадников. К обеду еле заметная дорога привела на край болота. Они долго ехали по его кромке, прежде чем атаман свернул на него.
Через какое-то время Андрей почувствовал, что света на дороге стало больше, а лес поредел. «Наверное, должны встретить и какое-то жильё», — подумал Андрей. И не ошибся. Вскоре путь преградил высокий заплот. Проехав вдоль него, они увидели открытые ворота. От них шёл широкий деревенский прогон, обросший пожухлой травой. По обе стороны, за плетнями, виднелось жильё. Дома, рубленные в лапу, говорили о том, что здесь жили крепкие хозяева. Появление чужаков было встречено собачьей стаей, которая грозно лаяла на незваных гостей. На их лай выскакивали мужики. Узнав атамана, радостно его приветствовали. Тем же отвечал им и он.
Путь их лежал через всю деревню. На другом её конце они остановились у заплота. Атаман спрыгнул с коня и постучал висевшей у ворот колотушкой.
— Ей, кто там? — послышался сильный, басистый мужской голос.
— Свои, Макар, свои! — воскликнул атаман радостно-возбуждённым голосом.
— Ты, что ль, Сямён?
— Я, я!
Изнутри загремел засов. Андрей с большим интересом смотрел на ворота, за которыми скрывалась тайна атамана. Какая? Зачем он, рискуя жизнью, тайно от других, притащил его сюда?
ГЛАВА 26
Весть о том, что московский князь Иван Данилович стал великим князем, словно на крыльях, долетела и до Пскова. Она, как удар молнии, поразила Александра, князя тверского, который нашёл в этом городе любовь и уважение горожан. К обеду он вышел сам не свой. Анастасия, дохаживавшая последние дни, заметила резкое изменение в муже. Её нежный взгляд заставил князя раскрыться. Узнав о случившемся, княгиня задумалась, а логом сказала ему:
— А хочешь, я поеду к Ивану, напомню его приезд к нам...
От её слов князь аж позеленел:
— Только не это! Я лучше сам поеду к хану, но не позволю тебе унижаться перед ним!
— Ну уж нет! — возразила она. — Ехать тебе к хану после того, что случилось, ехать на верную гибель. Я тебя не отпущу!
— Что же мне делать? — в растерянности спросил он.
— У тебя, ты мне сказывал, хорошие отношения с великим литовским князем.
