Николай Кочин - Князь Святослав
- Что ж такого, что малы? - ответил Святослав. - При сыновьях останутся мудрые бояре-советники, да матери, а за врагами Руси я сам буду следить издалека. Наследники как раз подрастут, да и сейчас они в годках.
Закричали бояре:
- Позвать сюда молодых князей, полюбуемся на них.
Привели Ярополка с женой. Черноокая, чернокосая, чернобровая, налитая женской силой жена Ярополка держала мужа за руку, и видно было, что мальчик уже привык к своей «грекине», которая обучила его византийскому этикету, и не безуспешно. Ярополк выглядел не так мешковато, как раньше. Их поставили рядом впереди, а Олега с матерью сзади. Вид князей-мальчиков умилил собравшихся.
- Вот вам и князь, киевляне, - сказал Святослав, указывая на старшего сына. - Любите и жалуйте.
- Добро, добро! - произнесли бояре.
Грекиня, которая была взрослее мужа на пять лет и опытнее и выглядела ему старшей сестрой, совсем утеряла прежний постный вид монашки и выглядела теперь бодрой и игривой.
Она толкнула мужа в бок и тот по-ромейски поклонился. Бояре заулыбались:
- При такой хлёсткой бабе, гляди, и он вскоре в ум войдёт.
- А нам младшего, - сказали древлянские бояре. - Бабка Ольга Коростень пожгла, а внук будет его отстраивать и блюсти.
- Дело, дело! - порешили бояре, дружина и старцы градские.
Олег уткнулся в подол матери и ответил:
- Никуда я от матушки не пойду. Ну вас…
- А ты, сын, с матушкой и поедешь на чужую сторону. И ту сторону привыкнешь своей считать… Ты будешь там княжить.
- Эта невидаль, - ответил мальчик, - я лучше в прятки поиграю.
Все заулыбались. Святослав погладил его по волосам:
- Все как будто довольны.
- Ай нет, князь, - сказали новгородские бояре. - Вот поделили князей, а нас-то и забыли.
Создалось неловкое молчание. Никто первым не хотел вспоминать о Владимире, самом младшем сыне Святослава. Сыну холопки вроде княжить не пристало. Все глядели на Святослава, а он молчал. Знал он нрав новгородцев, - строптивых, разборчивых, сварливых, прогонявших своих князей-варягов за море, а сейчас управлявшихся посадником. Святослав не хотел им навязывать своего любимого сына. Взбунтуются да малолетка и утопят, али отравят.
Тогда Добрыня сказал:
- Есть ещё один наследник у великого князя, пресветлые бояре.
Он не назвал имя, но все насупились. Никто не выскочил первым со своим мнением. Так этим дело и кончилось. Князь распустил думу и уехал к кривичам. А через несколько дней заявился к нему в лес холоп от Малуши из Будутина, она просила Святослава немедленно приехать: прибыли послы из Новгорода, просят отпустить к ним Владимира на княжение. Святослав тут же прибыл в Будутино. Выслушал послов.
- Вот у Владимира есть мать, есть дядя… Пусть решат, я уезжаю за море… И на всё согласен.
Добрыня пояснил:
- Новгородское вече согласно принять Владимира… А уж мы за него постоим…
А мальчик Владимир в это время играл с собачонкой, ему не до престола.
Когда дело было улажено и Святослав оказался наедине с Малушей, он не узнал её: куда девалась робость, сковывающая душу холопке. Перед ним стояла мать новгородского князя. Он невольно залюбовался ею:
- Прощай, Малуша. Ты уезжаешь на самостоятельную жизнь, а я в новый поход. Может быть мы больше никогда не увидимся. Не поминай лихом, я любил тебя пуще жён и никогда не забуду.
- Сокол ты мой ясный, - ответила Малуша. - Любовь - тепло и свет. В одном мгновении любви - целая жизнь. Нет в жизни счастья выше и сильнее, чем наслаждение любовью, но лишь тогда, когда любовь свободна. Я любила бы тебя крепче, если бы к этому была не принуждаема…
Святослав удивился.
- Ты так горячо любила, что мне казалось - это искренно. Выходит, ты притворялась?
- Отчасти. У нас, женщин, только одно оружие - хитрость и притворство. Милый князь, нельзя искренно любить того, кого боишься.
Князь подумал и сказал:
- Однако ты умнее, чем я думал.
- Я тебя любила, ты лучше других, однако, я не убеждена, что в одно время, пресытившись мною, ты не выменяешь меня на пса или не продашь на базаре другому, из одного только побуждения, чтобы освободиться от надоевшей холопки.
Святослав расхохотался:
- Поступают так искони. Но я, кажется, не сделал бы этого. И беспокоилась ты напрасно. Тебе ни в чём не отказывали.
- Ни богатства, ни знатность не избавляют женщину от унижения, пока она в зависимости. А зависимость ждёт женщину везде. Я знаю только один случай, когда женщина была независимой - твою мать Ольгу. Но это как раз один только раз случилось на моей памяти. Я слышала, что прежде женщине было легче…
- Мне не нужно друга, который во всем со мной соглашается. Тень делает то же самое, даже лучше, - сказал Святослав. - Живи, как хочешь. Теперь в твоих руках и своя судьба и судьба сына. Вырасти хорошего хозяина своей земли. Надейся на Добрыню. Очень дельный парень. Немножко плутоват, но это не повредит. Он даже с новгородскими боярами будет ладить и при случае, кому надо даст взбучку.
- Да, начинается новая жизнь. Предстоит ли мальчику уцелеть и послужить родной земле, или недовольные бояре задушат его.
- Ухо держи востро. Новгородцы - ухарцы, вольница. Я их сам опасаюсь. Они привыкли к своевольству. У них каждый голодранец на вече глотку дерёт. Ну вот, посудачили… Тяжело расставаться. Ты знаешь, как я тебя люблю. Но если в моих делах любовь или даже семья являются помехой, я всегда, хоть и скрепя сердце, отказываюсь от счастья ради долга… Я - воин.
- Знаю. Слава, корысть всегда у вас, князей, заслоняла дорогу к счастью.
- Что делать? Извечно так. Но если хочешь, поедем вместе за Дунай… Немало дружинников берут жён в походы. И даже при случае те берутся за меч.
- Хоть и надоела мне эта золотая клетка - княжеские хоромы… Но сына я не брошу… Впрочем… Да… У тебя есть там жены?
- Да, есть одна, гречанка… С крестом ходит, кланяется доске с изображением удавленного бога…
Малуша выпрямилась, строго сказала, как отрезала:
- Не хочу на Дунай. Кроме того, я - христианка.
- И жена моя дунайская - христианка. Ну и что же?
- Новая вера запрещает поганские привычки - держать табуны жён. Это - варварство.
- Откуда слова такие? А? Матушки слова.
- Да. Она меня крестила. И я рада, что увидела свет. Отпусти свою жену христианку… Жёны смердов счастливее нас. Кто бы знал, какой это ужас быть одной из многих… И все твои жёны - несчастны… Прощай! Дай я тебя обниму и поцелую. Ты был лучше других, и всё-таки никому этой судьбы - быть холопкой князя, не пожелаю. Никто из вас, берущих нас между делом, походя, не заглядывал в раненое сердце женщины.
Святославу эти речи казались только забавными. Одни подвиги воина он считал достойными изумления и делом самым важным на земле, даже угодным богам.
- Если когда-нибудь вернусь из своих мест с Дуная, заеду в Новгород… Не поминай лихом. Я всегда выделял тебя из всех своих наложниц…
- Сколько их у тебя?
- Не знаю. Не помню. Не считал.
Они крепко обнялись. Малуша зарыдала, и слезы её покапали на его руки.
И когда он садился на коня, она стояла на крылечке и не сводила с него глаз. Потом махала платочком в ту сторону, куда он уехал. А кругом был один только дремучий лес, который глухо шумел и качал верхушками деревьев.
Когда Святослав прибыл к лодейщикам, он первым встретил Янку.
- Ну, Янко, с плеч долой все заботы. Ранней весной поедем на Дунай. Затого прощайся с родными.
- Какие родные у меня? Я бродяга, холоп. Куда ты, туда и я. Ох! - он взвизгнул даже от удовольствия. - Увижу море. Царьгород, заморские земли. Индо дух захватило…
Глава 19
Посрамление епископа
968 г. оказался для Никифора наиболее тяжёлым. Воевода Волк всё ещё сидел в Великой Преславе, значит Святослав не отказался от претензий на Балканы. Мысль о тайных замыслах киевского князя не давала василевсу покоя. Кроме того, арабы отвоёвывали одну за другой византийские провинции в Сирии. А тут ещё неожиданные неприятности в Италии. Восстановив «Священную римскую империю», Оттон взял в ленную зависимость некоторых князьков южного полуострова, хотя они были вассалами Никифора. Узнав об этом, василевс собрался воевать. Но Оттон вознамерился взять его хитростью. Он послал к Никифору опытное посольство во главе с учёным, умным и плутоватым Лиутпрандом, чтобы оно просило руки царевны Анны для сына Оттона. Оттон надеялся, что Никифор отдаст ему южные владения Италии в качестве приданого за Анной. Но таким домогательством германский император вызвал в Никифоре одно только озлобление.
Лиутпранд приехал в Константинополь в июне 968 года. Его встретили крайне неприязненно. С ним обращались не как с послом «Священной римской империи», а как со шпионом. Унижали при каждом удобном случае, всячески оскорбляли и третировали, держали на полуголодном положении. Послов Оттона даже никто не встретил при въезде в столицу. Наоборот, их умышленно задержали, заставили долго ждать под проливным дождём у Золотых ворот. Потом им велели сойти с лошадей и пешком прошагать узкими улицами по колено в грязи, вплоть до «Мраморного дворца», предназначенного им для жилья. Это было мрачное каменное ободранное снаружи здание, по которому гулял ветер, а прогнившая крыша протекала. От холода у послов не попадал зуб на зуб. Даже воды им туда не доставляли, и послы вынуждены были сами выходить на улицу и покупать у уличных водоносов пресную воду для питья и бытовых надобностей. Стража никуда их без особого на то разрешения не выпускала, и для каждого случая следовало испрашивать особую унизительную просьбу.
![Алексей Туренко - Крым 2.0 [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)