Церенц - В муках рождения
Так, раздумывая, шел по дороге к селу переодетый крестьянином Хосров. Он остался довольным приготовлениями, а по возвращении в землянку нашел Эхинэ отдохнувшей и бодрой.
Глава двадцать шестая
Торг
Вечером в той же комнате, где мы видели утром Гургена, осыпаемого яростными угрозами наглой арабки, на том же диване сидел тюремщик Омар с молодой красивой арабкой. Они дружески беседовали, но прекрасные миндалевидные глаза молодой женщины так плутовски, искоса смотрели на мужчину, что безошибочно можно было угадать за этим взглядом некое коварство, ибо по ее испытующему взгляду чувствовалось, что она хотела узнать, какое впечатление производят на него ее слова. Эта женщина была женой Омара.
— Жена, что ты мне предлагаешь? Я и сам знаю, что пятьдесят золотых — вещь хорошая, но шутка ли — связаться с верховным эмиром? Эта госпожа — не простая женщина. Она, очевидно, влиятельная особа в Багдаде.
— Что? Ты боишься эмира? Будь спокоен, и дай бог тебе долгих лет жизни. Эмир скончался.
— Чем ты хочешь обмануть меня, глупая женщина?
— Какой там обман? Вчера утром весть об этом облетела весь город. Не веришь, спроси погонщика мулов и нашего слугу, которые привезли меня. Если бы не эта смерть, разве я осмелилась предложить тебе такой дерзкий план? Надо воспользоваться таким положением, милый мой муженек. За три года тебе не перепадет столько золота. Послушайся меня, неужели я тебе враг, чтобы подвергать тебя опасности!
— Ты мне не враг, но даже пословица гласит! «Волос у женщины долог, а ум короток». Ты женщина, и тебе невдомек, что даешь мне опасный совет.
Омар говорил спокойно и внушительно, уверенный в превосходстве своего пола, а женщина, много раз заставлявшая его плясать под свою дудку, еле удерживалась от смеха. Она продолжала:
— Чего ты боишься? Эмира больше нет, понял? Сын, убивший отца, унаследовал его трон и не собирается вовсе продолжать дело отца. Возможно, что завтра он велит выпустить из тюрьмы всех армянских князей. Тогда что ты выгадаешь?
— Если эмир умер, то тавризский и хойский эмиры ведь живы. Ты знаешь, чем угрожает мне эта ужасная госпожа?
— Если ты обращаешь внимание на слова женщины, послушайся лучше меня, это гораздо выгоднее нам.
— Но это очень опасно и может стоить мне жизни.
— Подумай немного, милый мой муженек. Скажем, родственники этого князя разрушили бы стену и освободили его, что бы ты сказал утром этой женщине, которая тебя так ужасает, несмотря на длину ее волос?
— Я бы сказал, что это моя судьба, и покорился бы ей.
— Тебе кажется, что за это тебя могли бы повесить?
— Кто знает, может и повесили бы, а я вовсе не хочу умирать на виселице.
Женщина, увидев, что ей не удается убедить мужа, стала плакать, бить себя в грудь, оплакивать свою судьбу. Муж в это время грустно думал о чем-то. Наконец, жена, словно найдя выход, вытерла слезы и сказала:
— А если кто-нибудь нападет на тебя, свяжет руки и ноги, вытащит из кармана ключи, даст тебе пятьдесят золотых и освободит армянского князя, что ты тогда скажешь?
— Вот это… — сказал медленно раздумывая, муж — это дело возможное. Тогда я не буду в ответе перед тавризским эмиром. Да, это возможно. Но тогда надо, чтобы княжеских людей было по крайней мере человек десять, столько же, сколько наших стражей.
— Об этом ты не заботься. Осталось недолго, сейчас стемнеет, и они на лодке с двенадцатью гребцами подплывут к берегу. Я несколько человек из стражи пошлю в ближайшую деревню, велю тебя покрепче связать, тогда ты получишь свои пятьдесят золотых, а я…
Тут женщина сверкнула своими волшебными глазами, с громким хохотом лукаво посмотрела на мужа и умолкла.
— Что, и ты получаешь что-нибудь?
— Да, мне подарят красивое алмазное ожерелье. Ты молчи и ничего не делай, а я все устрою, — и женщина вышла из комнаты.
— Жена!.. Послушай! Проклятая женщина… Пропала моя головушка. Она погубит меня. Хотел ей сказать, чтобы эти нечестивцы хотя бы не очень крепко связали меня… Но пятьдесят золотых не маленькие деньги… Посмотрим, только бы удалось с божьей помощью.
Жена его в это время с дьявольской быстротой побежала к стражам, отослала двух из замка и спустилась к озеру в ту минуту, когда обе лодки приближались к берегу. Она сначала растерялась, не увидев в них ни одной женщины, но когда из лодки выпрыгнул на берег юноша и звонким голосом сказал: «Постой! Это я, не бойся», — арабка успокоилась. Эхинэ подошла к ней.
— Ну, как твой муж? Согласился?
— Затрудняется…
— Если ты не можешь его уговорить, то смотри, сколько у нас вооруженных людей. Узник будет освобожден, но ты потеряешь свою награду.
— Ты не беспокойся, стой рядом со мной и говори то, что я буду тебе подсказывать. Возьми с собой человек десять.
Эхинэ пошла к берегу.
— Князь, пожалуйста, подойди ко мне. — Она сказала ему несколько слов, и вооруженные люди выпрыгнули на берег.
Арабка и княгиня, беседуя, шли впереди. Когда они вошли в комнату, где сидел тюремщик, а несколько стражей у дверей растерянно переглядывались, Эхинэ опять что-то сказала Хосрову. Он подошел к тюремщику и сказал повелительным голосом:
— Дай ключи от темницы, если не хочешь умереть!
— Как я могу выполнить твой приказ? Я же не изменник.
— А я не могу терять времени. Ребята, свяжите этого человека и найдите тюремные ключей.
Тогда арабка стала притворно плакать, молить, чтобы не убивали ее мужа, а когда его стали связывать, то вытащила из кармана тюремщика ключи и отдала Хосрову. Она, умоляя пощадить жизнь мужа, обещала вручить им Гургена невредимым, а сама с фонарем в руке вместе с самым надежным из стражей вошла в темницу, где погруженный в тяжелый сон находился Гурген.
— Вот ваш человек, только ради бога пощадите жизнь моего мужа и наших стражей! — молила арабка.
Хосров взял из ее рук фонарь и вошел в темницу.
— Гурген! Сынок мой, Гурген, где ты? — позвал он.
Раздался лязг цепей, Гурген проснулся и сел.
— Гурген! Ты не узнаешь голоса Хосрова?
— Как? И ты попал сюда?
— Встань, пойдем со мной. Мы пришли за тобой, приди в себя.
Гурген еще не совсем очнулся, когда Хосров бросился целовать его. Слезы старика капали на седую бороду. Князь, тряхнув цепями, поднялся с места. Хосров взял его за руку и повел в комнату, где бедный тюремщик, связанный по рукам и ногам, стонал от боли, умоляя ослабить веревки.
Эхинэ, стоя в стороне, смотрела на бледное худое лицо и погасшие глаза Гургена, с трудом сдерживая слезы. Стоны тюремщика разжалобили ее, она подошла, чтобы приказать воинам немного ослабить веревки, когда арабка, не дав ей времени говорить, взяла за руку и отвела в сторону.
— Вот твой брат и на свободе, теперь оставь моего мужа и выполни свое обещание.
— Ты права. Хурен, дай мне сверток, который я дала тебе.
Они вошли в соседнюю комнату, и там княгиня отдала женщине алмазное ожерелье и нитку в сто золотых. Пока кузнец разбивал последнее звено цепей Гургена, женщина торопливо считала золотые, и блеск ожерелья слепил ей глаза.
Она отсчитала пятьдесят золотых и острыми зубами перерезала нитку. Половину золотых вместе с ожерельем опустила себе в один карман, вторую половину золота — в другой. От радости она вслух говорила сама с собой. «Это мне, а это мужу. Негодник… Очень рада, что его крепко связали, пусть помучается. Как я старалась его убедить, а он и слышать не хотел. Ну пусть, потом поймет».
Эхинэ была в другой комнате. Она жестоко страдала, видя Гургена в лохмотьях и в таком жалком состоянии. Гурген и не подозревал о ее присутствии.
Когда он почувствовал себя свободным от цепей, обратился к Хосрову.
— Я не понимаю — сон это все или явь?
— Все объясню тебе, дорогой Гурген. Поговорим в лодке.
— Но я голоден, Хосров, ты не знаешь, как эти неверные мучили меня голодом и жаждой!
— Сейчас, сейчас, — заторопился Хосров. — Ребята, поспешим на берег.
Не прошло и пяти минут, как Гурген уже сидел у руля между Хосровом и Эхинэ. Перед ним лежала жареная курица и рыба. Эхинэ налила ему вина.
Луна освещала синее озеро. Ночная тишина прерывалась мерным всплеском весел, когда Гурген, подкрепившись ужином, спросил, глядя на Эхинэ.
— Хосров, кто этот молчаливый юноша? Мне кажется, я его где-то видел.
— Это мой племянник, — ответил Хосров. — Я не хотел его брать с собой, но никак не удалось убедить его. Я потом тебе расскажу, подожди, выйдем на тот берег, и все узнаешь.
— Надо найти безопасное место для отдыха. Мне бы помыться и сменить эти грязные лохмотья…
— Обо всем этом уже позаботились, — заметила Эхинэ.
— Слушай, паренек, я тебя где-то видел. Вот и голос у тебя что-то знакомый, — продолжал Гурген.
— Как лица людей, так и голоса могут быть часто похожими, — сказал Хосров.
