Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101
— Ах! Мадам Камилла! Как я рада видеть вас в добром здравии. А ты, Леа, очень похудела. Это не к тебе два раза приходил доктор Бланшар?
Со своего порога она видела все, что происходило в поместье, где она прослужила долгие годы.
— Нет, Сидони, это к Люсьену.
— Бедный малыш! А я-то думала, что он у партизан…
— Он получил очень тяжелое ранение. Сейчас ему лучше, но он не может оставаться в Монтийяке, это очень опасно. Он еще слишком слаб, чтобы вернуться к партизанам, поэтому мы пришли спросить, не согласишься ли ты спрятать его на несколько дней у себя на чердаке?
— Ты могла бы и не спрашивать!..
— Но если немцы что-то пронюхают, это может плохо для тебя кончиться.
— Не о том речь. Когда вы его приведете?
— Сегодня ночью.
— Очень хорошо. Кто будет знать, где он находится?
— Если нам удастся скрыть это от его матери, то только мы трое.
— Он сможет дойти самостоятельно?
— Думаю, что да, но нам придется идти вдоль кипарисов, а дорога там не такая хорошая.
— Я выйду вам навстречу и буду ждать в винограднике, за огородом.
Леа допила свою рюмку и, поцеловав ее, сказала:
— Спасибо, Сидони.
— Не за что, малышка… Ты думаешь, я могу допустить, чтобы эти грязные боши схватили ребенка из семьи месье Пьера?
На обратном пути Леа и Камилла обменялись лишь несколькими словами. Возле дома Камилла сказала:
— Ни слова Лауре о нашем визите.
— Как ты можешь думать, что Лаура выдаст Люсьена!
— Я не доверяю влюбленной девчонке.
Леа непонимающе взглянула на нее.
— Ты думаешь?..
— Мы должны все предусмотреть. Лаура скучает. Все ее друзья — в Бордо, мы ни с кем не встречаемся. Вполне естественно, что она могла поддаться обаянию этого парня.
— Но он использует ее для своих целей!
— Возможно. И мы должны убедить ее в этом… Я поговорю с ней.
Ночь выдалась очень темной, со стороны Ланд дул теплый ветер. По кипарисовой аллее медленно продвигались три темных силуэта.
— Ну как? Тебе не очень больно, дорогой мой? — раздался тревожный шепот.
— Нет, мама… Все в порядке.
— Тихо! Замолчите! Мне кажется, кто-то идет, — прошипела Леа.
Все замерли на месте.
На тропинке, проходящей вдоль виноградников, чуть ниже кипарисовой аллеи, хрустнула ветка и раздался звук шагов.
— Быстро, пригнитесь!
Шаги удалялись, мерные и спокойные.
— Люсьен, Леа, кто это был?
— Файяр. Он иногда выходит ночью, чтобы проверить, все ли в порядке. Но сегодня мне это что-то не нравится.
— Почему с ним нет собаки? — тихо спросил Люсьен.
— И правда… Странно. Может, он боится, что собака будет слишком шуметь, гоняясь за дичью.
— Да не болтайте вы так громко! В конце концов, он нас услышит.
Они замерли на несколько минут, а потом вошли в виноградник.
— Ах! Ну, вот и вы! А я уже начала волноваться. Мадам Бернадетта!.. Вам не надо было приходить.
— Ничего, не бойтесь, я умею молчать.
— Понимаю, мадам Бернадетта, понимаю…
— Поторопимся, я очень устал, — сказал Люсьен, которого поддерживали мать и кузина.
Некоторое время они шли молча.
— Сидони, спасибо вам за то, что вы согласились спрятать моего сына.
— А как же иначе, мадам Бернадетта? Я предупредила доктора Бланшара, что Люсьен теперь будет в Бельвю. Доктор придет завтра утром, чтобы «заняться моим ревматизмом»… ну, вы же понимаете…
— О! Боже мой! — вдруг воскликнула, споткнувшись, Бернадетта Бушардо.
Люсьен чуть не упал.
— Тебе не больно, сынок?
— Нет, мама… нет, вот только рука немного ноет.
— Скоро мы будем на месте.
На столе в большой комнате скромного дома Сидони был приготовлен легкий ужин. Они перекусили, при свете свечи. Вино немного восстановило силы Люсьена. Он встал.
— Мама, а теперь ты должна идти и не возвращаться сюда, пока тебя не позовут Сидони или доктор Бланшар.
— Но… мальчик мой!..
— Мама, если они схватят меня, то начнут пытать, и тогда я выдам своих товарищей… Я уже столько страдал, я испытываю такую страшную боль, что не вынесу новых мучений. Ты понимаешь?
По щекам Бернадетты Бушардо катились слезы. Комкая в руках мокрый платок, она сказала:
— Я сделаю, как ты хочешь.
— Спасибо, я знал, что могу рассчитывать на тебя, — произнес он, одной рукой обнимая мать.
— Не беспокойтесь, мадам Бушардо, я буду заботиться о нем, как о своем сыне.
— Помочь тебе подняться на чердак? — спросила Леа.
— Нет, спасибо. До свидания, Леа, береги себя.
— До свидания, Люсьен.
Моросил мелкий дождь. Стояла кромешная тьма, и женщины постоянно спотыкались на неровностях дороги. До Монтийяка они не обменялись ни словом. Все так же молча они обнялись возле Лестницы, ведущей в спальни. Согнувшись, словно под грузом тяжкой ноши, Бернадетта Бушардо поднялась по ступеням.
Леа повернула в двери ключ и задвинула тяжелый засов. В гостиной она проверила, плотно ли закрыты окна. Автоматически делая в темноте эти привычные движения, она улыбнулась, подумав про себя: «Я — точно, как мой отец: каждый вечер проверяю, как заперты окна и двери. В кабинет идти не нужно, я все там закрыла, прежде чем отправиться в Бельвю.
А, черт побери… Я же забыла погасить маленькую лампу!»
Отворив дверь в кабинет, Леа ахнула: удобно устроившись по обе стороны горящего камина, в комнате мирно беседовали Камилла и Франсуа Тавернье.
Леа в изумлении замерла на пороге.
Одним прыжком Франсуа оказался рядом и крепко, до боли, обнял ее. Он был здесь!.. Он приехал!.. Теперь она может не бояться, он защитит ее…
— Ну, вот и хорошо. Оставляю вас одних. Вот видите, как Леа счастлива встрече с вами! — сказала Камилла, вставая.
Продолжая обнимать Леа, Франсуа поцеловал молодой женщине руку.
— Спасибо, мадам д’Аржила, что составили мне компанию, несмотря на вашу усталость.
— Руфь постелила вам в комнате для гостей. Леа покажет. Спокойной ночи.
Они пожирали друг друга глазами, не веря, что могут испытывать от встречи такое удовольствие… Он слегка касался пальцами ее лица, шеи, губ. Закрыв глаза, Леа полностью отдалась наслаждению, рождавшемуся под этими ласковыми прикосновениями. Наконец их губы слились в поцелуе, от которого тело девушки охватила сладостная истома. Руки, прекрасные и искусные руки, медленно расстегивали ее одежду… Вскоре она была нагой, ослепительно нагой. Ее тело, освещенное последними отблесками огня, несмотря на свою хрупкость, создавало впечатление какой-то необузданной силы, нежности и одновременно неразрушимой мощи. Сидя у ее ног, Франсуа зачарованно смотрел на нее снизу ввеох. Он медленно поднялся, и Леа тоже начала раздевать его. Но ее нетерпеливые пальцы были слишком неловкими. Легким движением отстранив ее руки, он в мгновение ока скинул с себя всю одежду. Ничуть не стесняясь своей наготы, он поднял Леа и отнес на старое канапе, сидя на котором, отец так часто утешал ее в детстве. Это воспоминание, запах и мягкое прикосновение кожи перенесли Леа в детство. Прикрыв веки, она увидела перед собой лицо отца. Она резко открыла глаза. Склонившись над ней, Франсуа ласково шептал ее имя.
— Иди ко мне, — сказала она.
Они долго любили друг друга, и с каждым разом в них рождалось новое, еще более острое желание…
Изнуренные этой ночью любви, на рассвете они погрузились в короткий сон. Их разбудили первые лучи солнца. Пошатываясь, с полубезумными улыбками, они кое-как оделись.
Леа втолкнула Франсуа в комнату для гостей и закрыла за собой дверь на ключ. Они сорвали с себя одежду, бросились на кровать и забрались под большое атласное одеяло. Прижавшись друг к другу, Леа и Франсуа крепко уснули.
— Леа, Леа, пора вставать… Да где же она?
Лаура постучала в дверь спальни Камиллы.
— Здравствуй, Камилла, ты не видела Леа? Скоро полдень, и должен явиться к обеду Морис.
— Здравствуй, Лаура. Нет, сегодня я ее еще не видела. Может быть, она в саду или в огороде?
— Нет, там я уже смотрела. Ее велосипед на месте… Может быть, она со своим другом, который приехал вчера вечером?.. Тебе не кажутся странными люди, без предупреждения появляющиеся в доме среди ночи?
— Месье Тавернье всегда был большим оригиналом…
— Ой! Извини, я забыла на плите крем…
Как только она ушла, Камилла постучала в дверь комнаты для гостей.
— Месье Тавернье, пора вставать, уже полдень.
— Спасибо, мадам д’Аржила, встаю… Любовь моя, просыпайся…
Леа приоткрыла глаза и потянулась.
— Ах, как хочется спать…
— Дорогая, нужно вставать. Уже полдень.
— Как полдень?!
В одно мгновение она оказалась на ногах.
— Скорее, скорее, нам нельзя терять ни минуты. Сейчас придет гость Лауры.
