Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий
Тот ехидно улыбнулся, но кивнул.
— Если враг преодолеет первую линию, — продолжил Тит, — будем отступать к самому крепкому зданию в деревне — кирхе. Соломенная крыша — ее слабое место, поэтому женщины и девушки должны наполнить водой котлы, ведра и кадки — все, в чем можно хранить воду. Клотильда, займешься этим? — Муж и жена обменялись взглядами, полными доверия и любви. — Теперь, что касается мальчиков и девочек, — в руке у Тита появилась блестящая монета. — Этот tremissis достанется тому, кто до заката соберет самую большую груду камней.
Он посмотрел на толпу и почувствовал, как вдруг стал близким всем этим грубым, но, при ближайшем рассмотрении, приятным людям. Седоволосые старики в накидках из шкур и домотканой одежде, женщины в платьях без рукавов, светловолосые босые детишки с перепачканными лицами — все они доверили ему свою защиту. То была крошечная армия, и он, Тит, стал ее командиром. Маленькое стадо — и он его пастырь.
— Ну же, все вместе, — улыбнулся он. — Начинаем!
* * *Их атаковали внезапно, после нескольких дней томительного ожидания. Вдоль линии леса стояли расставленные им дозорные. Незадолго до полудня один из них прибежал с новостями: к деревне приближался отряд всадников.
Услышав звуки горна, все дозорные и прочие жители деревни поспешно собрались у кирхи.
— Вы все знаете, что делать, — спокойно сказал Тит. — Мужчины и юноши старше двенадцати должны занять свои позиции у частокола. Остальные укроются в кирхе. Если снесут ограждения, мы к вам присоединимся.
Бросив взгляд на опустевшие поля (скот был загнан на территорию деревни), Тит понял, почему у него так сильно билось сердце. Возможно, совсем скоро он будет вынужден сражаться за собственную жизнь против своих собратьев-римлян. Что подвигло его на это? Сделав над собой усилие, Тит выбросил эти мысли из головы. Он, как любой нормальный мужчина, должен защищать свою семью, и он ее защитит — чего бы это ни стоило. В этом-то и было все дело.
Тит впервые командовал сражением: внезапно он осознал то огромное чувство ответственности, которое на нём лежало. Не самонадеянно ли было убеждать этих людей в том, что он лидер? Его военный опыт ограничивался двумя небольшими битвами, в которых он, по правде говоря, даже не принимал участия. Сомневаться было уже поздно. Кроме того, Клотильда, похоже, действительно в него верила.
Частокол укрепили. Врытые в землю десятифутовые бревна, за которыми была видна земляная боевая платформа, создавали внушительного вида барьер. Единственным слабым местом конструкции был ее большой периметр, контроль которого из-за нехватки воинов мог оказаться затруднительным. Все, что он мог сделать — это расставлять защитников в определенных местах предполагаемой атаки. Благодаря простой и хорошо отработанной системе горновых сигналов, контроль за перемещениями врага представлялся вполне возможным. Коснувшись амулета с выбитыми на нем греческими литерами «Хи — Ро», много лет назад подаренного ему иподиаконом равеннского собора, Тит прочитал слова молитвы.
Вдали, у кромки леса, где еще несколько минут назад виднелись очертания деревьев, появилась группа всадников порядка двухсот человек. Когда они приблизились, Тит пристально вгляделся в их фигуры: коренастые, сильные мужчины с желтоватой кожей и узкими вдавленными глазами, с лицами, лишенными всякого волосяного покрова; из оружия — одни лишь луки. То были не римляне, то были гунны.
* * *— Всем прижаться к изгороди! — закричал Тит, и приказ его быстро распространился по кольцу защитников. Гунны сменили шаг на легкий галоп. Они выстроились в одну широкую линию, а затем, разлетевшись по сторонам, начали описывать вокруг палисада круги, извергая град стрел. Если бы обороняющиеся не послушались совета Тита прижаться телами к стене из столбов, то они б не избежали увечий, так как почти все стрелы долетали до барьера. Один из жителей деревни все же попытался выглянуть из-за частокола, но, сраженный стрелой, тут же упал замертво.
Первая атака завершилась. Гунны перегруппировались и разбились на несколько отрядов, каждый из которых занял определенную позицию вокруг частокола. Половина отряда, перекинув через плечо верёвки с петлями на конце, приблизилась к ограде, другая натянула тетиву на луках, обеспечив тем самым прикрытие. Несколько гуннов сумели накинуть петли на верхушки кольев, из которых состоял частокол. Конец каждой петли был крепко привязан к задней части седла лошади, которая пыталась, сдвинувшись с места, вырвать кол из земли.
За оградой кучками были рассыпаны камни, которыми Тит со своими людьми закидывал гуннов, заставляя тех держаться на расстоянии. Но когда число погибших достигло пяти человек, а раненых — трех, Тит понял, что нужно отступать к кирхе. Уводя раненых, защищавшиеся поспешили в огромную хижину, присоединившись к уже находившимся там женщинам и детям. Закрывавшую вход в кирху шкуру решено было убрать: она ограничивала обзор.
Выбрав с десяток самых крепких мужчин, Тит с секачом в руке встал с ними у входа. Вскоре он увидел, что гунны проделали брешь в изгороди и, пролезая в нее, направляются к кирхе.
Кучка пеших гуннов с обнаженными клинками ворвалась в здание. Тит забыл обо всём: он видел лишь то, что происходило прямо перед ним. На него бежал, размахивая мечом, кривоногий, широкогрудый гунн. Тит почувствовал тошнотворную вонь немытого тела и грязной одежды; глаза варвара, полные злобы и ярости, смотрели прямо в глаза Тита, который отскочил назад, увеличив тем самым расстояние до противника. Догадавшись о том, что задумал противник, гунн двинулся на него, но было уже поздно. Неловко размахнувшись от плеча, Тит вонзил лезвие в шею варвара. Яркая артериальная кровь фонтаном забила из раны, и, выпустив меч из рук, гунн снопом свалился на землю.
Охваченный безумием битвы, Тит размахивал секачом налево и направо, прорубая себе дорогу к выходу. Варвары отступили. Тяжело дыша, Тит и еще пять выживших воинов с различными ранениями стояли в проходе. Взглянув вниз, Тит увидел глубокую рану на своем бедре; о мелких порезах и ссадинах он предпочел даже и не думать. Тела мертвых и умирающих гуннов загородили вход в хижину — бесстрашие германцев и их умение вести ближний бой сделали свое дело. Седобородый старик, еще недавно сомневавшийся в компетенции Тита, приветствовал его одобрительным кивком.
— Для римлянина ты дерешься очень даже недурственно, — пробормотал он.
Умирающих гуннов было решено добить. Пока женщины ухаживали за ранеными бургундами, количество защищавших вход в кирху воинов пополнилось. Ценой нескольких жизней поселенцам удалось отбить еще одну атаку гуннов. Тит, ослабший от потери крови, отдавал себе отчет в том, что численный перевес — на стороне гуннов, и рано или поздно их штурм увенчается успехом.
Но гунны, больше не желая терять воинов, решили сменить тактику, начав выпускать огненные стрелы, которые, одна за другой, падали на соломенную крышу. Та же, хоть была обильно полита водой, кое-где начала тлеть. Когда стропила уже были в дыму, люди по лестнице и через брешь в соломенном покрытии стали передавать сосуды с водой добровольцам, которые, забираясь на крышу, выливали жидкость в огонь, и тот постепенно угасал. Однако, несмотря на все усилия, крыша все же загорелась, и все попытки потушить ее оказывались тщетными. Хижина быстро заполнилась дымом, и горящая солома начала падать внутрь. Иного выхода, как покинуть хижину и постараться выстоять до конца, у поселенцев не осталось.
Умирать нужно вместе, решил Тит и огляделся в поисках Клотильды и Марка. Не успел он выкрикнуть имя жены, как вниз, с крыши, рухнула стропильная балка с большим тлеющим куском соломы.
— Тит! — услышал он знакомый голос.
Она лежала прямо под упавшей балкой. Марк пытался потушить пламя своей туникой; Тит бросился ему на помощь и сбил огонь. Вместе с сыном он попытался сдвинуть огромное бревно, но то не поддавалось. В отчаянии он звал на помощь, но в хижине остались лишь они втроем. Доносившиеся снаружи крики перекрывали треск горевших соломы и бревен. Поселенцы попали под обстрел.
Затем вдруг Тит услышал чистый, пронзительный звук трубы. Ошибки быть не могло. То трубила lituus римской конницы. Вновь обретя надежду на спасение, Тит стал громко звать на помощь.
В хижину вошли двое, и сердце Тита забилось сильней, но то были не римляне, а гунны. Один из варваров бросился к нему, другой, с оголенным мечом, — к Марку. Издав мучительный крик, Тит рванулся к занесшему над головой его сына меч варвару, но налетел на свисавшую с потолка горящую балку. Оглушенный внезапным ударом, он погрузился в темноту.
* * *Открыв глаза, Тит ощутил пульсирующую боль в голове. Он лежал в палатке, на одной из стоявших в ряд походных кроватей. Он попытался вспомнить, что произошло. Нападение гуннов на деревню, последний отчаянный отпор в кирхе, Клотильда, попавшая под стропильную балку в горящей хижине… Тит привстал и, не обращая внимания на жуткую головную боль, в отчаянии позвал санитара.
