Лидия Чарская - Паж цесаревны
— Не пойдем! Не пойдем в Выборг, братцы! Останемся здесь! Постоим за матушку нашу! — раздались взволнованные голоса.
— Да, да, постоим за лебедку нашу! За ласковую, любящую свой народ цесаревну! — вторили другие.
— Не позволим отсылать нас, братцы! Ишь что выдумали Брауншвейгские! Сплавить хотят нас из столицы, а в это время… Нет, не позволим совершить неправое дело! Валим, братцы, на утро к государыне цесаревне-матушке: так мол и так, родная, мочи нет видеть твое посрамление, ослобони, разреши, дай постоять за тебя, красное солнышко наше…
— Да, да! К ней, цесаревне! Гуртом! Просить, умолять ее принять корону русскую! — зашумело, загудело три десятка мощных голосов.
И вдруг звонкий, сочный, бархатистый голос покрыл все остальное:
— А присяга? Вы забыли присягу, данную государю-императору Ивану Антоновичу, братцы!
Это сказал молоденький капрал, сидевший до сих пор тихо и спокойно на конце стола.
Все головы повернулись к нему. Все глаза впились в дерзкого, осмелившегося идти против других.
Черноглазый молодец-гренадер вскинул на юношу свои сверкающие глаза.
— Мы присягали Ивану, это верно ты сказал, молодчик; но Иван Антонович — незаконный наследник престола. Не он должен царствовать, а цесаревна Елизавета, и присяга малютке-императору была исторгнута у нас силой. Да к тому же не он, а его родители будут владеть престолом и немцы, снова немцы окружат их со всех сторон.
— Но цесаревна Елизавета — слабая женщина. Что можно ожидать от женского царствования? — снова заговорил молоденький капрал.
— Она дочь Петрова… Она цесаревна русская! — горячо подхватил противник. — Иль ты не видел ее, молодчик?.. Вид у нее царицы… Глаза — синие, так и блещут умом… Поступь осанистая, царская… Одно слово — императрица! А кротость ее? А ласка ко всему русскому? А доброта? Кому же, как не ей, быть на престоле!
— А я слыхал, что она согласна выйти замуж за принца Вольфенбютельского! — снова произнес молодой капрал, — и что за нею дает правительница Курляндию, Эстонию и Семигалию…
— Царевна Елизавета замуж?! Да опомнись ты, малец! — послышались со всех сторон грубые голоса… — Цесаревна одного жениха имеет — Россию! Со своей родиной обручилась цесаревна на жизнь и на смерть. Никогда она не пойдет замуж. Слишком любит она свое отечество, чтобы покинуть его… Да и не оставит нас цесаревна!
— Не оставит! Не оставит! — загудели голоса.
Но молоденький капрал не унимался. Он быстро вскочил со своего места, вспрыгнул на скамью и заговорил громким, взволнованным голосом:
— Все это один разговор, братцы! Послезавтра все одно все вы должны будете покинуть Петербург и отправиться в Выборг, как будто на шведа, а в это время принцесса Анна провозгласит себя императрицей, и никто и слова не посмеет сказать…
— Врешь! Этому не быть! Понимаешь, не быть! — сердито закричал, ударяя кулаками по столу, черноглазый оратор, вытягиваясь перед молоденьким капралом во весь свой богатырский рост. — Да ты что, стоишь за Анну, что ли? — вдруг грозно наступил он на юношу.
— И впрямь, он точно стоит за правительницу! — послышались голоса. — Обманно проник сюда, значит… Шпион он, верно… Пронюхали, знать, Брауншвейгские и подослали к нам шпионов, братцы, — послышался сдержанный шепот то здесь, то там.
— Шпионы, шпионы и есть! — подхватили несколько голосов.
Юный барабанщик схватил за руку капрала.
— Идем! — шепнул он ему чуть слышно. — Здесь нам оставаться не безопасно!.. Идем, идем скорее!
Вокруг были суровые, угрожающие лица. Сверкающие взоры горели гневом. Руки сжимались в кулаки.
— Смерть шпионам! Их подослали Брауншвейгские! — еще раз зычно выкрикнул богатырь-гренадер.
Пользуясь замешательством и суматохой, которые вызвал этот возглас, юный капрал быстро кинулся к двери; за ним последовал тотчас же барабанщик. Оба они юркнули в сени, оттуда на крыльцо и в три прыжка очутились на улице. Но черноглазый гренадер заметил их исчезновение и пустился вдогонку.
— Нет, брат, шалишь, не уйдешь так легко из наших рук! — вскрикнул он, одною рукою хватая капрала за плечо, другою обнажая свою саблю.
— Остановись, безумец! — прозвучал испуганный голос барабанщика. — Перед тобою цесаревна Елизавета!
И юный барабанщик повис на поднятой уже кверху руке гренадера.
Тот вскрикнул, подался вперед, заглянул в лицо капрала и тяжело рухнул на колени, бросая саблю.
Во время схватки у капрала упала шляпа с головы и при свете выплывшего из-за туч месяца черноглазый богатырь мог увидеть знакомые, прекрасные синие глаза и золотистые локоны той, во имя которой он только что хотел нанести мнимому шпиону смертельный удар.
— Матушка! Ваше Высочество! Казнить меня мало! — вскричал гренадер, кланяясь в ноги мнимому капралу. — Как мог я не узнать сразу Вашего Высочества! Как осмелился поднять руку на вас!..
— Не казни, а награды ты достоин, храбрец! — произнесла ласково цесаревна. — Не виноват ты, что не признал меня в капральском мундире. А что касается меня, то я явилась среди вас переодетая капралом, чтобы самой убедиться вполне в готовности моих славных гренадер постоять за свою цесаревну. И теперь я спокойна: я знаю, что мои гренадеры все, как один человек, постоят за меня!..
— Постоим, матушка! Умрем за тебя! — произнес пылко солдат.
— Спасибо, голубчик! Вскоре вы понадобитесь мне, и ты, и товарищи твои, — произнесла Елизавета.
— Располагай нами, матушка! Да скорее! Ждем не дождемся… Слышь, гонят нас в Выборг на шведа…
— Ждите меня на днях! — шепнула Елизавета и, кивнув ласково головою все еще не поднявшемуся с колен солдату, позвала барабанщика. — Идем, Андрюша. Пора! Я все узнала, что хотела, и теперь готова на все.
И мнимый капрал вместе со своим верным пажом скрылись в темноте улицы.
Гренадер долго не мог опомниться. Дивное видение давно уже исчезло, а он все еще стоял на коленях.
«Что это? Сон ли это был, аль нет?» — думал бравый солдат. — Нет, нет, не сон! — весело воскликнул он и побежал обратно, чтобы рассказать товарищам, кого он принял за шпиона.
Глава IV
Час пробил!
— Итак, настал решительный день! — произнесла цесаревна, просыпаясь рано утром и нервно потягиваясь в своей постели. — Сегодня должно все свершиться!.. Больше ждать нельзя!..
События складывались так, что медлить с исполнением плана, задуманного окружавшими Елизавету ее приверженцами, значило погубить все дело. Во дворце Анны Леопольдовны уже давно подозрительно смотрели на Елизавету и на ее близких. Сама Анна, долго не верившая в возможность какого-либо заговора со стороны цесаревны, тоже стала подозрительнее относиться к Елизавете. Накануне чуть не арестовали друга цесаревны, Лестока, а на последнем куртаге правительница холодно и резко запретила Елизавете принимать Шетарди, заподозрив, что французский посланник — сообщник цесаревны. Вопрос об отправке в Выборг преданных Елизавете гвардейцев, как узнала цесаревна от нескольких тайно ночью пробравшихся к ней офицеров, был окончательно решен. А ведь вся надежда Елизаветы на гвардию! Значит, медлить больше немыслимо!
Цесаревна уже давно сознавала необходимость силою завоевать корону, принадлежащую ей по праву, одной ей. И когда накануне, на куртаге, Анна с несвойственной ей строгостью сказала: «Ты должна выйти замуж, Лиза, и уехать из России, чтобы положить конец всем сплетням!» — цесаревна решила, что настало время — ее время…
Ей жаль Анюту, эту милую, ленивую, безалаберно беспечную Анюту, которую она должна лишить престола. Но что же делать! Россию еще более жаль ей… А Россия погибает в руках разных иностранцев-проходимцев, корыстных советников слабой и безвольной правительницы. Елизавета чувствует в себе силы удалить всех их и отдать себя на служение святому делу обновления исстрадавшейся родины. О, она поднимет на недосягаемую высоту милое, дорогое ей отечество! Она покроет ее прежним могуществом времен Преобразователя-Царя!
И при одной мысли об этом цесаревна вскочила с постели, чувствуя себя бодрой, предприимчивой, смелой…
Вошла Мавра Егоровна с кружкой горячего сбитня на подносе, с горячим караваем только что испеченного белого хлеба.
— Сегодня, Мавруша! Сегодня наш день! — вскричала весело Елизавета и звонко чмокнула подругу.
Мавра Егоровна удивленно вскинула на нее глазами.
«Батюшки-светы, да чего она радуется словно шальная! — подумала верная фрейлина. — Ведь как еще с рук сойдет… Может, и корона ее ждет, а может, и клобук иноческий! А чего доброго и казнь!»
И девушка вздрогнула, вспомнив о том, что, на худой конец, может ожидать ее «золотую цесаревну». Но она ни одним словом не выказала своего волнения и быстро стала одевать свою госпожу.