А. Глинкин - Дипломатия Симона Боливара
Различия подходов Сан-Мартина и Боливара в вопросах государственного устройства не являлись чем-то исключительным. Они отражали реальные противоречия в лагере патриотов. И эти противоречия не знали географических границ или национальной принадлежности.
Таким образом, на пути к встрече в Гуаякиле возникали препятствия, но Боливар и Сан-Мартин верили в то, что их удастся преодолеть. Накануне отъезда на свидание с Освободителем Сан-Мартин направил ему послание, заканчивавшееся словами: «Америка не забудет день, когда мы заключим друг друга в объятия».[232] Такой день наступил 26 июля 1822 г.
ПЕРЕГОВОРЫ
«Тайна Гуаякиля» привлекла внимание историков многих стран. Их усилиями составлена детальная хронограмма пребывания Сан-Мартина на эквадорской земле и его переговоров с Боливаром. Такая скрупулезность понятна: когда речь идет о великих событиях, то мелочей не бывает.
25 июля 1822 г. военный корабль протектора Перу «Маседониа» появился на рейде Гуаякиля, и ранним утром 26 июля на борт корабля поднялся Боливар и воскликнул: «Наконец-то исполнилось мое желание лично увидеть и прижать к груди знаменитого генерала Сан-Мартина!».[233] Дружеские объятия двух героев символизировали братство по оружию народов испанской Америки в борьбе за свою свободу.
В то же утро на набережной Гуаякиля проходила торжественная церемония встречи Сан-Мартина. Город был украшен цветами и флагами. Почетный караул колумбийских солдат отдавал почести, подобающие главе иностранного государства, офицеры и солдаты образовали живой коридор от места высадки и до резиденции, приготовленной для высокого гостя. Жители Гуаякиля горячо приветствовали освободителя Юга Америки.
У входа в резиденцию, на лестнице, протектора Перу встречал Боливар, облаченный в парадный мундир. В салоне для почетных гостей Освободитель представил Сан-Мартину овеянных славой полководцев колумбийской армии и членов городского совета. Пышность торжественной церемонии подчеркивала историческое значение события. В один из моментов к гостю направилась юная красивая девушка и водрузила на его голову венок из золота и лазури. Как истинному кабальеро Сан-Мартину не оставалось ничего другого, как сказать, что он не достоин такой награды, но сохранит венок, который будет служить напоминанием о прекрасных руках, преподнесших этот дар, и патриотических чувствах тех, кто удостоил его столь высокой чести. Современники Боливара оставили немало рассказов о его склонности к театральным эффектам, но они видели в них не чудачества, а проявления художественной одаренности и традиционной приверженности испано-американцев к праздничной зрелищности и стихии фантазии. В течение дня Сан-Мартину несколько раз приходилось выходить на балкон дворца, где он остановился, и каждое его появление вызывало восторженные возгласы народа, заполнившего прилегающие улицы, При этих демонстрациях дружеских чувств со стороны населения не было ни малейших следов недовольства тем, как решилась судьба Гуаякиля.
В этот же день начались переговоры между Боливаром и Сан-Мартином. Всего состоялось три встречи двух руководителей «с глазу на глаз». Первая — сразу же после окончания торжественной церемонии в резиденции высокого гостя. Затворив двери, оба государственных деятеля беседовали в течение полутора часов наедине в салоне для почетных гостей. Если верить аргентинскому историку Б. Митре, после окончания переговоров «Боливар удалился с серьезной миной на лице, непроницаемый, как сфинкс, а Сан-Мартин с таким же серьезным выражением проводил его до ступенек лестницы, где они дружески простились».[234]
Вечером того же дня Сан-Мартин нанес визит Боливару, и они беседовали более получаса. Третья, самая важная, встреча состоялась на следующий день в доме Освободителя. В течение четырех часов главы двух государств обсуждали без свидетелей интересующие их вопросы. После завершения переговоров состоялся торжественный банкет. За праздничным столом собралось около пятидесяти гостей, высшие офицеры и представители властей города. Вечером по традиции в честь высокого гостя давался бал. По словам Руфино Гидо, первого адъютанта Сан-Мартина, «это было великолепное зрелище. Роскошный зал, богато украшенный и иллюминированный, заполнили элегантные и красивые женщины. Что же касается мужчин, большинство из них составляли генералы и офицеры колумбийской армии и генерального штаба Освободителя».[235] В самый разгар бала, в час ночи, Сан-Мартин, не привлекая к себе внимания, через боковой вход покинул зал вместе со своими адъютантами. Боливар сопровождал их до причала, где Сан-Мартина уже ждала лодка. Прощаясь, Освободитель вручил отъезжающему медальон со своим миниатюрным портретом. Сегодня этот подарок можно увидеть в Музее национальной истории в Буэнос-Айресе. На рассвете «Маседониа» выбрала якоря и взяла курс на Перу.
Что же произошло «за закрытыми дверями»? Этот вопрос волновал непосредственных участников и современников события. И по сегодняшний день он не меньше занимает умы исследователей прошлого Латинской Америки.
Один из аргентинских историков нашел очень простой ключ к разгадке «тайны Гуаякиля». До встречи — кто не знал, какие проблемы тревожили Сан-Мартина и Боливара? После окончания встречи — кто не знал, к каким результатам привели переговоры?
Самые простые решения не всегда бывают самыми правильными, а спрямленные дороги не обязательно ведут к истине. Человечество интересуют не только результаты исторических событий, но и возможные альтернативы, поведение основных участников в кризисных ситуациях или на переломных этапах. Ариадниной нитью в исторических лабиринтах служат исследователям прежде всего подлинные документы, а также прямые и косвенные свидетельства участников и современников. При этом разные участники одного драматического события могут не только неодинаково его воспринимать, но и еще более различно потом воспроизводить пережитое. Переплетение сознательного, подсознательного и доминирующих черт личности может сильно смещать перспективу.
Через два дня после отъезда Сан-Мартина, 29 июля, Боливар продиктовал два конфиденциальных отчета о переговорах: один — на имя министра иностранных дел Гуаля для правительства в Боготе, а второй — на имя генерала Сукре, занимавшего официальный пост главы провинции Кито. В тот же день Освободитель написал подробное письмо вице-президенту Великой Колумбии Сантандеру. 3 августа в письме, также адресованном Сантандеру, он последний раз коснулся вопросов, обсуждавшихся на встрече в Гуаякиле.
Сан-Мартин не оставил никаких письменных свидетельств. По возвращении в Лиму он информировал членов государственного совета о состоявшейся встрече с Боливаром и в кратком публичном выступлении выразил удовлетворение результатами переговоров.
В дальнейшем оба государственных деятеля никогда больше не возвращались к тому, что произошло между ними в Гуаякиле.[236] Как будто заключили между собой негласный договор хранить молчание до последних дней своей жизни.
Уважая обет главных героев свидания в Гуаякиле, долгое время хранили молчание и лица, причастные к этому событию. Мемуары адъютантов, сопровождавших Боливара и Сан-Мартина, а также некоторых генералов из окружения увидели свет только в 50 — 60-х годах XIX в., то есть тогда, когда Освободитель Севера и Освободитель Юга уже сошли в могилу. Разрыв во времени в 30–40 лет и изменение обстановки в странах региона не могли не отразиться на интерпретации описываемого события.
Полное содержание переговоров осталось неизвестным. Однако названные выше документы и письма Боливара с учетом других свидетельств, выдержавших проверку временем, дают возможность приоткрыть завесу тайны и восстановить с известной степенью достоверности картину того, как проходили «за закрытыми дверями» беседы между президентом республики Великая Колумбия и протектором Перу.
Четыре проблемы доминировали на переговорах. Главной темой, судя по всему, являлся вопрос о совместных действиях против испанских войск в Перу. Боливар и Сан-Мартин выразили готовность оказывать любую помощь и поддержку друг другу для успешного завершения освободительной войны. Конкретные вопросы объединения армий Севера и Юга, видимо, не обсуждались. Боливару для такого шага требовалась санкция Боготы. Сан-Мартин высказал убеждение, что испанская армия в Верхнем Перу уже не так сильна, как прежде, и он намерен после возвращения начать против нее новую военную кампанию. К тому же Великая Колумбия согласилась оказать Перу помощь и направить для участия в боевых операциях на перуанской территории три батальона общей численностью 1800 закаленных и опытных бойцов. С учетом ранее выделенных контингентов общая численность колумбийских войск в Перу, по словам Боливара, должна была достичь 3 тыс. человек.[237] Находясь в Гуаякиле, Сан-Мартин считал такую помощь достаточной.
