Сергей Цветков - Карл XII. Последний викинг. 1682-1718
«Наконец, было решено пойти на решительные действия, — пишет Нордберг. — Две причины, одинаково важные, заставили короля решиться на это. Во-первых, недостаток в припасах, а затем постоянные движения по соседству неприятеля, который был по крайней мере втрое сильнее нас и который не переставал нас тревожить днем и ночью только затем, чтобы утомить наши войска».
Долго убеждать Карла в необходимости дать сражение, конечно, не пришлось. В тот же день, 21 июня, когда были получены неутешительные известия от Крассау и хана, король вывел всю армию из лагеря и построил в боевой порядок, вызывая русских на бой. Продержав войска в напрасном ожидании несколько часов, Карл бросил их на штурм полтавских укреплений, о чем уже говорилось выше. В последующие дни шведы подкидывали русским дезинформацию о том, что к Полтаве движется Крассау или, наоборот, что они слабы, как никогда. В ответ русские только усиливали давление на шведские аванпосты. Петр выжидал до последней крайности, понимая, что с каждым днем шведы все ближе подходят к краю бездны. В этом ожидании был и свой риск: пуще всего царь опасался, что Карл уйдет за Днепр без сражения. Впрочем, царское сердце ныло зря: Карл и не думал об отступлении.
В одной из таких стычек 26 июня Левенгаупт заманил в засаду отряд казаков и приказал открыть огонь. То, что случилось потом, ошеломило генерала, он не поверил своим глазам: шведы дали залп, но пули вылетели из мушкетов на каких-нибудь 20 шагов, не причинив никакого вреда казакам. Оказалось, что у шведов отсырел порох. Левенгаупт сразу доложил об увиденном королю, но Карл не поверил ему и даже издал приказ, запрещающий говорить о нехватке или испорченности пороха.
Тем не менее в полдень 26-го у короля собрался военный совет с участием Рёншельда, Пипера и командира Далекарлийского полка фон Сигрота. Последний обрисовал положение дел самым мрачным образом: в армии не хватает боеприпасов, солдаты льют пули из переплавленных офицерских сервизов или подбирают под стенами Полтавы русские ядра; последние два дня солдаты не получают хлеба, лошадей приходится кормить листьями; запорожцы готовы взбунтоваться; в армии царят безнадежность и уныние, усиливаемые дурными предсказаниями и предзнаменованиями. Дело, по мнению Сигрота, зашло так далеко, что он не может поручиться за своих солдат.
Рёншельд в свою очередь поддержал Сигрота, сказав, что ждать можно еще несколько дней — потом армия или разбежится, или взбунтуется. Ядер, пуль и пороха хватит на одно большое сражение; после него останется по 3-4 заряда на человека, в то время как нормой является 40 зарядов. Во что бы то ни стало нужна победа, иначе нечего и думать о походе на Москву.
На слова Сигрота Карл ответил, что раз дело так плохо, то «пусть ни он сам [Карл], ни кто-либо другой из армии не вернется живым». А Рёншельда король уверил:
— Все найдем в запасах у московитов.
Вслед за тем король объявил, что завтра атакует неприятеля.
Военный совет был закончен в четыре часа пополудни. К королю был вызван Гилленкрок. Рёншельд от имени Карла приказал ему разделить пехоту на 4 маршевые колонны и вручил ему ordre de bataille — план сражения. Гилленкрок молча стоял у постели Карла. Рёншельд, назначенный главнокомандующим вместо больного короля и ставший от этого вдвойне привередливым и нервозным, повысив голос, спросил Гилленкрока, понимает ли он, как следует выполнить задание, но Карл чуть раздраженно перебил фельдмаршала:
— Да-да, Рёншельд, он все знает.
Фельдмаршал мрачно насупился. С этой минуты и до конца сражения он находился в постоянном раздражении. Помимо сознания ответственности за исход боя, его мучила боль от раны, полученной при штурме Веприка (эта рана позднее и свела его в могилу), и досаждало назначение Левенгаупта, с которым он был в ссоре, командующим пехотой. Левенгаупт, кстати сказать, последние дни страдал от поноса, что также не прибавляло ему добродушия.
Да и сам Карл потерял свою обычную бодрость и ясность духа. Из-за воспаления раны его терзала лихорадка с высокой температурой. Его вид и речи поражали какой-то угрюмостью. Солдаты и офицеры шептались, что король хочет быть убитым, чтобы избежать бесчестья. Слова Карла, сказанные Сигроту, дают основание для такого мнения. Королей из династии Ваза вообще отличала эта мрачная готовность к смерти. К примеру, отец Карла XII после одного поражения от датчан бормотал на марше: «Хоть бы и сгинуть, одной лишь смерти жажду». С другой стороны, Карла все сильнее охватывал паралич воли, сходный с апатией Наполеона в день Бородинского сражения, так великолепно изображенной Толстым.
Болезнь Карла и весь ход Полтавского сражения дали повод многим историкам утверждать, что в действиях шведов отсутствовал общий план. В качестве доказательства они приводят слова Гилленкрока: «Я по крайней мере не знаю ничего о какой-либо диспозиции или плане атаки», а также аналогичное свидетельство Левенгаупта. Другие, как, например, Фриксель, оспаривают это мнение и на основании некоторых мемуаров делают вывод, что диспозиция была составлена накануне сражения и вручена генералам и полковникам, собравшимся к королю на вечернюю молитву.
Судить о наличии у Карла конкретного плана действительно приходится только задним числом, на основе анализа хода сражения. Показания таких очевидцев, как Гилленкрок и Левенгаупт, ненадежны, так как они стремились если не оправдать поражение шведов, то, по крайней мере, снять с себя ответственность за исход боя. К тому же Гилленкрок явно лукавит: какие-то распоряжения перед боем он все-таки получил.
Прежде чем говорить об этом вопросе определеннее, надо взглянуть на место, где произошло сражение, и на расположение войск противников. Король, его штаб, драбанты и гвардия размещались в Яковецком монастыре к востоку от Полтавы. Пехота находилась в лагере западнее города. В четырех верстах от нее в том же направлении разбила лагерь шведская кавалерия. Южнее Полтавы стоял обоз, охраняемый двумя драгунскими полками. Армия была разделена, чтобы избежать скученности и распространения заразы.
Строевые части шведов насчитывали около 24000 человек (не считая 11000 или 12000 запорожцев); 2250 раненых и больных находились в лазаретах при обозе. Там же числилось: около 1100 чиновников канцелярии, около 4000 конюхов, денщиков и рабочих и 1700 жен и детей солдат и офицеров.
Русский лагерь располагался на берегу Ворсклы, строго к северу от Яковецкого монастыря. Он был очень велик: вмещал в себя около 42000 человек, без учета нестроевых, число которых неизвестно. Мощные укрепления, сооруженные по последнему слову инженерной науки, окружали русский лагерь с трех сторон — севера, юга и запада; с восточной стороны сразу за лагерем начинался 60-метровый обрыв, спускавшийся к реке. Севернее лагеря тянулся длинный глубокий овраг.
Противников разделял довольно узкий проход (от двух до трех верст), ограниченный с востока Яковецким, а с запада Будищенским лесом. Шведы могли атаковать русских только по этому коридору. Здесь, недалеко от лагеря, по личному указанию Петра были сооружены 10 редутов в виде буквы «Т» (6 редутов в горизонтальной линии и 4 в вертикальной), перегородившие проход между лесами; работы на двух южных редутах еще не были закончены. Их защищали около 4000 человек пехоты и 10000 кавалеристов корпуса Меншикова. Форма редутов была задумана гениально: проходя через них, шведы непременно должны были потерять связь между правым и левым флангом и выйти к месту генеральной баталии дезорганизованными.
Полтавское поле таило в себе опасность для любой проигравшей стороны. В случае поражения русские были бы прижаты к реке и оврагу, что неминуемо привело бы к гибели почти всей армии; шведы при отступлении оказывались скученными в узком проходе между лесами и должны были бы вновь прорываться сквозь редуты, чтобы попасть в свой лагерь.
Таким образом, план Карла непременно должен был бы состоять из двух частей: 1. Прорыв через редуты. 2. Сражение за редутами. Вторая часть плана могла иметь два варианта, смотря по тому, как поведут себя русские: а) генеральная баталия перед лагерем и б) штурм лагеря.
Свидетельства очевидцев и сам ход сражения убеждают в том, что у Карла была более или менее разработана только первая часть плана. Согласно ей пехота должна была быстро прорваться через редуты, а кавалерия — обеспечить этот прорыв, сбив русскую кавалерию за редутами. Представитель Станислава Лещинского при шведском штабе резюмировал эту часть плана (считая ее общим планом) такими словами: «Фельдмаршал [Рёншельд] с конницей должен ударить врага во фланг, пехота — напасть с фронта».
Что касается действий шведов за редутами, то Карл, вероятно, не только не дал никаких ясных распоряжений на этот счет, но и сам не очень хорошо представлял, какой из двух вариантов боя предпочтут русские. Скорее всего, он надеялся, что само сражение подскажет, какие действия следует предпринять. Шведский король действовал под тем же девизом, что и Наполеон: «Ввяжемся в бой, а там посмотрим».