Николай Задорнов - Симода
Корреспондент Тейлор согласен был с новой сложившейся практической философией начальствующих лиц, ответственных за подвиги и победы флота.
Темные стороны жизни существовали в какой-то мере и на «Поухатане», как показал утренний эпизод после молитвы. Но сейчас, когда на судне иностранцы, все это как бы спрятано в тайниках трюмов и сердец. Ничто, кроме синяков на лицах матросов, не выдавало всей сложности новых социальных отношений. Но сейчас не до того, без исключения все радовались встрече с дианцами, бедствия которых оказались еще страшней, чем предполагали, и все сочувствовали своим гостям, с гордостью помня свое могущество, идеи и звездный флаг.
Ведь было в экипаже немало отличных, грамотных матросов, безупречно прослуживших долгие годы, читающих Библию, газеты и книги, изучающих науки и машины благодаря уму, здоровью и заработанному достатку. Дома их сыновья гордятся отцами, плавающими в океанах. Жены ждут и молятся за них. Многие матросы владеют на Атлантическом побережье деревянными и кирпичными коттеджами под черепицей и железом. Жены некоторых держат лавки, кондитерские и магазины, обучают детей в хороших школах.
Когда шлюпка с тремя американскими офицерами ушла к храму Гёкусэнди, картинно скрывающемуся в самом отдаленном уголке бухты, офицеры перешли в другие помещения, а в салоне остался Генри Адамс с Посьетом. Посол знал, что можно и чего нельзя говорить при своих офицерах.
– На Тихом океане это первое поражение англичан за всю историю, – говорил Адамс – К Петропавловску подходил соединенный флот из шести кораблей и понес поражение. Англичане теперь считают Петропавловск вторым 'Севастополем.
Посьет слушал с интересом.
Адамс из старой американской, теперь уже аристократической семьи, где воспитывали в правиле: to trust God and to hate England[28].
Посьет слыхал, что один из родственников Адамса по восходящей линии был президентом Соединенных Штатов. Японцы подозревают, что Адамс – переселившийся в Америку потомок того Адамса, который долго жил в Японии во времена Хидейоси и в память которого до сих пор в Эдо существует «квартал капитана». Это не льстит Адамсу, пока толку мало. Он не вдается в подробности, кажется, ждет Путятина и хочет все выложить сразу. Вид у Адамса все же невеселый.
– Я предоставляю вам все, что могу. Мяса в Японии нет. Я дам вам еще девять бочек.
– Сапоги.
– Я понял вас. Сапоги и шерстяные рубашки.
Адамс, было оживившийся, опять потускнел, словно вспомнил что-то гнетущее и более важное.
Известно, что Адамс всегда был дельным и уравновешенным человеком. Многие, самые сложные и трудные, заботы на флоте, говорят, возлагались на него. Он производил впечатление образованного и скромного, но далеко не грозного воина. Но и в сражениях, и в мирное время он был одним из тех, на ком все стояло. Кому-то надо было брать на себя все и в плаваньях, и на войне, когда флот в море. За спиной Перри или рядом он был советчиком Великого Коммодора и не раз привычно выручал его во многих осложнениях. Но с Метью Колбрайтом Перри бывало такое, что и Адамс оказывался в тупике.
Постоянно видя смерть и опасности, Генри Адамс не огрубел и не зачерствел в свои годы, он лишь становился деликатней, зная изнанку жизни и сам чувствуя жестокие удары судьбы, но не позволяя себе разочаровываться.
Перри тяжелый, властный и капризный. Это тиран с вечными декларациями о борьбе против казачества и тирании, за свободу, демократию и права человека. Он был убежден, что все японцы лгуны и что Японию можно преобразовать лишь решительными действиями. Перри видел будущее Японии только как колонии Америки. Сколько раз своим тактом и выдержкой Адамс выручал Великого Коммодора, когда тот слишком заносился с японцами. Но Перри во многом прав, хотя он часто слушал Адамса и не мог без него обойтись.
Слухами земля полнится, и Посьет с Путятиным многое знали от разных людей, в том числе и от консулов Англии и Америки в Шанхае, и от знакомых в Гонконге, и от японцев, которые по-свойски постарались обрисовать Посьету склад характера нового посла Америки, прибывшего в Симода.
Глава 20
В КАЮТ-КОМПАНИИ
Путятин принял американских офицеров за рабочим столом, сказал, что рад будет видеть его превосходительство коммодора Генри Адамса, но что занят, благодарит, сегодня не может принять приглашения, а капитан и офицеры будут.
На столе разложены бумаги и словари, идет подготовка и сверка текстов договора. Гошкевич пишет на длинном листе кистью китайские иероглифы.
Высокий черноволосый Пегрэйм в синем вицмундире передал с оттенком значительности пачку газет, как бы вручал торжественно, и поздравил адмирала с победой.
Путятин поблагодарил.
– Вам ехать, Степан Степанович, – сказал он, обращаясь к Лесовскому.
Капитан и офицеры пошли собираться. Громадный белокурый Витул подал самовар и чашки, разлил чай.
– Difficult task![29] – бесцеремонно сказал один из американцев про сидящего через стол Осипа Антоновича, который, склонившись, усердно писал иероглифы.
– Every day difficult task![30] – отозвался Гошкевич, не подымая глаз на гостей.
– О! Japanese![31] – сказал полюбезней Пегрэйм и многозначительно глянул на оплошавшего лейтенанта.
Все, конечно, знали, что с японцами всегда трудно.
Когда партия во главе с Лесовским была готова и одета в шинели и все поделились последними остатками французской парфюмерии и собрались во дворе, лейтенант Пегрэйм сказал:
– Извините, но где же... полный молодой офицер... блондин...
– О ком он спрашивает?
– Про кого вы говорите, сэр?
– Меня просили капитан и все мои товарищи... Сцепившийся на абордаж с крейсером «Поухатан»...
– Господа, да где же Петр Иванович? Петр Иванович... Куда он делся? Он совсем не полный.
– Он сбежал, господа!
– Вот досада! Как же сказать?
– Да так и скажите...
Елкин ушел из храма, как только понял, что всех приглашают на обед. Он терпеливо отсиживался на могиле у погибшего во время цунами матроса Симонова, за храмом, в зарослях на склоне крутого холма. Сеял дождь. В своем залатанном мундире и в старых штанах, закрыв плечи и спину японским ватным халатом, подперев кулаком подбородок и подняв воротник, поручик казался мокрой, нахохлившейся птицей.
В таких штанах, в таком рванье можно кидаться на абордаж во всей ненависти к врагу, но не в гости же! «Что вы, с ума сошли! – хотелось ему крикнуть истерически. – Но неужели идут? Да вы что?»
Елкин все время трусил, слыша, как любезничают во дворе с американцами его товарищи. Всю жизнь он стеснялся своего неумения держаться в обществе. Душа его обмерла. Через травы и кусты шли Лесовский и американцы. Дальше некуда бежать по мокрой и скользкой глинистой круче да в дождь.
– Мистер Елкин... Мистер Елкин...
– Да вы что, господа! – краснея, вскочил Петр Иванович. – Вы так не шутите со мной!
– Поручик! – строго сказал Степан Степанович. – Капитан Мак-Клуни прислал лично вам свое приглашение на обед. Вот вам письмо... Американские офицеры просят вас к себе и желают познакомиться. Кто-то сказал им, что у вас не во что одеться. Мак-Клуни послал вам полный костюм американского офицера. Они ждут именно вас...
– Как это меня? Почему?
– Я почем знаю, почему! Это вы их спросите. Их желание, а не мое. По мне, сидите тут хоть до ночи... И вы извольте не капризничать. Ступайте и сейчас же переоденьтесь. Они вам и размер подобрали.
При этом все три американца кивали головами покорно, как ученики.
– Мы ждем вас, поручик!
Елкина провели в храм, сняли с него халат и старый мундир.
– Одевайте теперь его, братцы, во все американское, – велел двум денщикам Лесовский. – Больше у вас нет оснований отказываться. Живо, мой голубчик! Мы ждем. На «Поухатане» для вас, как для гостя, приготовлена каюта... Зайдите к адмиралу и попросите, он разрешит вам остаться жить у американцев.
– Я ни за что не останусь. Это пусть барон Шиллинг. Это его дело. Это он про меня всюду плетет...
Когда Елкин оделся и вышел, все офицеры от удивления ахнули. Американцы восхищались и хлопали штурмана по локтю, теперь уже как вполне своего, а русские уверяли, что за ним-то и прислал шлюпку Адамс, почти как за адмиралом.
– Довольно язвить, господа! – властно ответил поручик.
В голубом костюме вид у Елкина, как сказал Пегрэйм, был на тысячу долларов. Костюм, казалось, сшит по нему.
Через четверть часа все появились в кают-компании «Поухатана».
– Где адмирал?
– Он не будет.
Адамс поморщился. «Блистать отсутствием!» – недовольно подумал он.
Поручик Елкин несколько неуверенно вошел последним, но обратил на себя всеобщее внимание. Светлый синий костюм с американскими эполетами лейтенанта, крахмальная грудь с широким атласным галстуком необыкновенно шли к его стройной фигуре и к белокурой голове, лицо выглядело энергичным, подчеркивались его чистота, загар и свежесть.
