Камиль Яшен - Хамза
- Тысячу сразу не посадят!
- Пришлёт тысячу миршабов!
- Но нас-то, рабочих, всегда больше, чем миршабов! - тряхнул чубом Степан.
- У них сабли, винтовки! А у нас что? Ничего нет!
Соколов с удовольствием наблюдал, как начатый им спор разгорался всё сильнее и сильнее. Он даже толкнул Хамзу локтем в бок: мол, вот как надо действовать, народ-то сам приходит к правильным мыслишкам. Народ, он не дурак.
Но Хамза сегодня был сам на себя не похож. Всего несколько дней назад похоронили мать. На похороны пришло много народу.
Даже сам судья Камол пожаловал. Долго говорил о том, что аллах посылает мусульманам наказания за их грехи. Но не всегда, мол, наказания падают на тех, кто их заслужил. Бывают и невинные жертвы, но аллах видит всё. Рано или поздно каждому воздастся по заслугам.
Всем было ясно, о ком говорил судья, и у Хамзы остался от похорон горький осадок на душе - ни оплакать, ни похоронить мать ему как следует не дали.
Причина невеселого настроения Хамзы была ещё и в том, что на маёвку не пришёл Алчинбек. Накануне он прислал записку, в которой писал, что по делам должен на несколько дней уехать из Коканда. Записка расстроила Хамзу. Ему почему-то хотелось, чтобы именно сегодня Алчинбек был рядом. В эти скорбные дни он постоянно испытывал потребность разговаривать с Алчинбеком, вспоминать юность, когда была жива мать, когда он писал стихи и газели, любил Зубейду и вообще, всё было хорошо...
- Скажешь что-нибудь? - вывел Хамзу из состояния мрачной задумчивости Степан Соколов.
- Скажу, - кивнул Хамза.
Он оглядел сидевших за дастарханом людей. Все лица были повёрнуты к нему.
- Вы говорили о винтовках и саблях, - тихо начал Хамза. - Но оружие - это восстание, а восстание - это кровь, жертвы и горе. Разве путь к добру и счастью должен быть забрызган кровью? Наверное, революция может победить и без ненужных жертв.
- С помощью всеобщего образования, что ли? - не выдержав, зло крикнул Степан, поражённый неожиданными словами Хамзы, его интонацией и понурым видом.
- Если все люди станут грамотными и образованными, то равны будут все, - сказал Хамза. - А когда все равны, то никто не может быть рабом другого. Революция этого и добивается, но зачем же тогда напрасные жертвы? Знания, просвещение, учёба - вот что самое главное.
Степан Соколов уже досадовал на себя за свой злой выкрик.
Он понимал, что после смерти матери и обыска с Хамзой что-то произошло. Он был очень удивлён ещё тогда, когда перед самыми похоронами Хамза пришёл к нему и от имени отца попросил, чтобы ни он, Степан, ни Аксинья не приходили на кладбище.
Тогда Соколов объяснил это для себя цепкостью религиозных предрассудков, в плену которых находился ибн Ямин.
Но Степан был горд за Хамзу, когда тот сказал, что не пропустит маёвку из-за траура. Это был поступок настоящего борца, революционера... И вот теперь Хамза вдруг понёс какую-то околесицу о ненужности жертв в революции. Да какая же революция бывает без жертв!
Похищение рукописи пьесы полицейскими агентами, конечно, сильно подействовало на Хамзу. Но не с кем было посоветоваться, какой совет дать Хамзе, чтобы он по закону потребовал у полиции возвращения рукописи. Доктора Смольникова срочно вызвали в Ташкент по медицинским делам. А Хамза переживал...
И допереживался - заменил революцию просвещением.
Нужно исправить дело. Но только аккуратно. Хамза - свой.
Сейчас он не в себе, но пройдёт время, и он опять заговорит правильными словами. Надо осторожно объяснить ему его неправоту. И пусть люди послушают. Им будет полезно.
Но и особенно разводить кисель тоже, наверное, не следует.
Нужно сказать просто, доходчиво и ясно, чтобы поняли все, кто пришёл на маёвку, - и русские, и узбеки, и таджики, и киргизы.
Как когда-то, в девятьсот пятом году, говорил ему самому, Степану, доктор Смольников.
- Мы каждый день .вспоминаем девятьсот пятый год, - сказал Соколов, глядя в упор на Хамзу. - Значит, он не прошёл для нас бесследно. Значит, не напрасно гибли прекраснейшие из людей, раз их пример всегда перед нами. Революция не кончилась, если мы с вами спорим о ней... А что касается жертв, то в нашем Туркестане сейчас за один день от голода, болезней и нищеты гибнет столько же людей, сколько погибло на баррикадах Красной Пресни.
- Знания - те же баррикады, - возразил Хамза. - На баррикадах знаний мы даём бой и невежеству.
- Сегодня в твоей школе избили учеников, - подался вперёд Степан, - а завтра убьют тебя... Наши враги, баи и богачи, не остановятся ни перед чем! Они стреляют в нас! А ты будешь защищаться от них только одним просвещением? У них пушки, а у тебя глобус, да?
- Пусть меня убьют, - горячился Хамза, - но мои ученики пойдут дальше меня, а их ученики ещё дальше! Их будет всё больше и больше. Знания и мысль не остановят никакие пушки!
- А почему, Степан-ака, рабочим в девятьсот пятом году не хватило силы, чтобы победить? - спросил пожилой таджик-мастеровой.
- А потому, что мы с вами тогда были плохо знакомы друг с другом. Одни шли на баррикады, а другие смотрели на это как на чужое дело. Вот если б мы пошли все вместе!.. Этого и боятся и здешние русские власти, и ваши мусульманские. Когда все национальности соединятся вместе, их-то уж никакие пушки не остановят...
Вопреки договорённости с полковником Медынским о том, что он, капитан Китаев, личного участия в прекращении беспорядков и подавлении открытых волнений по соображениям конспирации принимать не будет, Китаев всё-таки уговорил полицмейстера назначить его старшим офицером на проведение операции в посёлке Ширин-сай.
Для захвата участников маёвки был выделен смешанный отряд конных туземных полицейских-миршабов, казаков и городовых. За это отвечал недавно присланный из Ташкента жандармский ротмистр Пересветов - личность, по мнению Медынского, ограниченная, но честолюбивая.
К Ширин-саю отряд подошёл ночью, скрытно. В километре от ущелья Пересветов предложил разделиться на две группы.
- Вы зайдёте со стороны посёлка, - предложил Китаеву ротмистр, - а я от реки. И, таким образом, окружение будет полное, как у Ганнибала под Каннами.
- Товарищи! Братья! - поднял Хамза руку. - Один мудрец сказал: знания - это огонь, надо зажечь факел во мраке! Другой мудрец сказал: человек - это сосуд. Его нужно наполнить знаниями, чтобы он нёс их как живительную влагу в пустыне незнания. А третий мудрец сказал: если начнётся битва, факел упадёт в сосуд, огонь погаснет, влага испарится, и снова будет пустыня.
Если берёшь в руки саблю или винтовку, разве ты становишься умнее? Знания бессмертны, их нельзя зарубить или застрелить! Мы должны стать сильнее врага, пусть у него даже будут пушки и бомбы...
- По-твоему получается, - встал рядом с Хамзой Степан Соколов, - что пройдёт каких-нибудь двести лет, и слепые сами по себе станут зрячими... Даже больше того - учёными! И тогда всё будет прекрасно: враги поймут, что они не правы, а пролетарии, неимущие спокойно возьмут власть. Долго же нам придётся ждать!
- Хоть триста лет! - горячо воскликнул Хамза. - Но без крови! Дети не станут сиротами, жёны - вдовами! Ведь если снова начнутся бои, снова погибнут лучшие из лучших!
- Народ и партию уничтожить нельзя, - спокойно произнёс Соколов. - Прошло несколько лет после поражения революции пятого года, а нас уже стало намного больше. И чтобы наши ряды росли и дальше, нужно нацеливать ум и силу народа на реальные дела. А ты обещаешь рабство на три века. Кому это нужно? Простые люди хотят скорее увидеть себя хозяевами на своей земле...
- Значит, по-твоему, я иду против народа? - возмутился Хамза. - Только потому, что не хочу проливать его кровь?
- Каждый, кто хочет видеть свой народ ещё сотни лет в рабстве, становится его врагом, - громко сказал Степан. - Вопрос, мой дорогой Хамза, заключается в том, чтобы понять, за что надо проливать кровь... Если только за то, чтобы получить право на учёбу в школе, - на баррикады идти не нужно. Но за то, чтобы стать хозяином своей судьбы, - миллионы пойдут на смерть и победят.
- Ваше благородие, - подъехал к Китаеву казачий унтер, - а ежели сопротивление окажут магометанцы? Пощекотать сабельками дозволяется?
- Их можно, а русского Соколова не трогать, - буркнул капитан. - Он ещё нужен будет... Да ведь вам в городе всё объяснено, чего спрашиваешь?
- Ребята интересуются, - ухмыльнулся унтер, - барахлишком попользоваться... ежели подвернётся?..
- Пользуйтесь, - мрачно махнул рукой Китаев. - Эй! - крикнул он отъехавшему казаку. - Узбека ещё одного трогать нельзя, Хамзу... тебе покажут...
И вдруг начальник секретного отдела кокандской полиции капитан Китаев поймал себя на мысли о том, что ему именно сегодня почему-то смертельно надоела вся эта возня с Хамзой, Степаном Соколовым, доктором Смольниковым и всеми остальными поднадзорными, ссыльными и прочими предосудительными лицами. Зачем он, начальник секретного отдела, сам напросился на эту операцию? Ведь ещё саданёт из револьвера какой-нибудь сумасшедший пролетарий вроде Соколова... Сидел бы себе в городе в полиции или к полицмейстеру в гости домой пошёл - предложил бы в преферанс сыграть по маленькой... А тем временем здесь честолюбец и карьерист Пересветов и без него всё кончил бы...
