Анатолий Лысенко - Хомуня
Не только монахи, но и вся многочисленная семья Вретранга окружила коня, залюбовалась искусной работой. Хурдуда обнимал своих молодых господ, радостно смеялся и беспрестанно повторял:
— Надо же? Никогда бы не поверил, что все это сделано вашими руками. Надо же? Учите и меня своему ремеслу!
Даже Юлиан позабыл о своей степенности, подскочил к Вретрангу, хлопнул его по плечу.
— Воистину золотые сыновья у тебя!
Вретранг расплылся в улыбке.
Братья посмеивались, довольные. Анфаны отошел в сторону, склонил голову набок, залюбовался. Потом нахмурился, громко хлопнул себя ладонью по лбу.
— Глупая моя башка!
Все удивленно посмотрели на старшего сына Вретранга.
— И вы тоже хороши, — набросился Анфаны на Димитрия и Ботара, — не могли подсказать. Сюда же серебряные колокольцы нужны! — Анфаны подбежал и ткнул пальцем в верхнюю часть сапога. — Растяпы мы!
Ботар отступил назад, присмотрелся.
— Нужны колокольцы, — согласился он. — Маленькие, с красной эмалью, на тонкой золотой цепочке. И на попоне такие же. Впереди. По три с каждой стороны. И нашить их надо на красный бархат.
— Сойдет и так, — возразил Сослан, — а вот с конем не знаю, что и делать. Придется князю его отдать. Боюсь, к другой масти не подойдет сбруя, не так смотреться будет.
Сыновья вопросительно уставились на отца.
— Бог с ним, с конем, — махнул рукой Вретранг. — Подарок алдару напрасным не бывает. Пусть думает, что мы его любим. Ведите к Кюрджи оседланного коня. Пускай все видят, на что вы способны.
В калитку громко постучали, и Хурдуда побежал открывать. Заглянув в щель между досками, он обернулся и радостно воскликнул:
— Смотрите, кто пришел!
Хурдуда открыл калитку.
Опираясь на костыли, во двор медленно вошел русич, отец Лука. Обходиться без костылей он уже не мог, каждый шаг стоил ему немалых усилий.
— Бабахан с Сауроном приехали? — спросил он у Хурдуды.
— Нет, святой отец. Не знаю, что и думать, — Хурдуда пожал плечами и опустил голову.
— Не заболел ли? — встревожился отец Лука.
Подошел Вретранг с сыновьями, обнял русича.
— Ну, как ты? — Вретранг заглянул в глаза новому гостю.
— Скриплю потихоньку, — ответил он. — Пора на погост, давно пора. А то заждалась меня Аримаса. Больше тридцати лет прошло, как душа ее в одиночестве бродит. Снилась мне, значит, и в самом деле ждет. Не знаешь, почему Саурон с Бабаханом не приехали?
Вретранг пожал плечами.
— Наверное, что-то произошло у них, — предположил он.
Русич шагнул к сыновьям Вретранга.
— Ну, здравствуйте, добры молодцы.
— И тебе здоровья, отец Лука, — поклонились русичу юноши.
И только тут русич увидел стоявшего в стороне оседланного коня, залюбовался.
— Чей же такой красавец? — спросил он.
— Был наш, теперь Кюрджи отведем. Заказывал сапоги, седло и сбрую. Только что закончили. Решили отдать вместе с конем.
— Эдакому душегубу — такую красу? — удивился русич.
— А нам что, лишь бы золотом платил, — сказал Вретранг.
— Золотом, золотом, — недовольно пробурчал русич, — сколько тебе надо его, золота этого?
— В нем и интерес. Даром только птица гнездо вьет, да и то для себя потому что. А если говорить о золоте, ты же знаешь.
— Знаю, знаю, — перебил его русич. — Почему и прилепился к тебе, что ты лучше свое отдашь, чем чужое своруешь. Чья работа?
Братья указали на Анфаны.
— Да нет, — смутился старший сын Вретранга, — все делали. И Димитрий и Ботар. Друг без друга мы — ничто. А коня — Библо выходил.
— Молодцы, — похвалил русич. — Не был бы калекой, прокатился бы на старости лет. А с Кюрджи не церемоньтесь, сдерите с него как следует. Но помните: богатство пагубно, если им не пользоваться достойным образом. Ни больного не может излечить золотая кровать, ни глупому не на пользу слава и богатство.
Братья рассмеялись.
— А ты как поживаешь, Сослан? — спросил русич. — Невесту себе еще не выбрал?
— Да вот, стою и думаю.
— О невесте?
— Нет, отец Лука. Думаю, не взять ли нам тебя на руки да не посадить ли в седло? — сказал он и повернулся к братьям. — Покатаем игумена?
— Давай! — крикнули хором и подхватили русича на руки.
— Оставьте, оставьте, дети мои, — взмолился русич, — не тот день сегодня, и здоровье не то, чтобы баловством заниматься. Птица с одним крылом не летает.
Братья бережно опустили русича на землю.
— Не слишком ли много монахов у тебя в доме, Вретранг? — спросил русич, увидев посторонних. — Кто такие?
— Бродячие. Покормить надо было.
Русич слегка поклонился доминиканцам и тихо покостылял в мастерскую Анфаны. Вретранг двинулся следом.
Его преподобие отец Юлиан издали наблюдал, как семья Вретранга радушно встречала игумена, и ждал, что нового гостя подведут, наконец, знакомиться с доминиканцами. А когда этого не произошло, и игумен, не обмолвившись словом с католиками, скрылся в мастерской, отец Юлиан обиделся. Его задело, что игумен лишь издали кивнул им, не поинтересовался даже, зачем прибыли в епархию, не нуждаются ли в помощи. Кислая мина исказила и без того длинное худое лицо отца Юлиана, и он долго нерешительно топтался под яблоней в окружении своих спутников.
Во дворе опустело. Анфаны, Димитрий, Ботар и Библо, вооружившись кинжалами, увели коня алдару Кюрджи. Юлиану стало одиноко и грустно. Но взглянув на своих собратьев, жалких, утомленных, отец Юлиан улыбнулся и махнул рукой.
— Всяк обидимый прощай обидящему, — пробормотал он и направился туда, где скрылись игумен и Вретранг. Монахи двинулись следом.
Из мастерской вышел Хурдуда и загородил доминиканцам дорогу. Его преподобие отец Юлиан остановился и протянул благословящую руку для поцелуя. Заметив, что раб не спешит приложиться к ней, Юлиан нахмурился.
— Сюда нельзя, — улыбнулся Хурдуда.
— Отойди в сторону, несчастный раб, — глухо прошипел Юлиан и попытался оттолкнуть Хурдуду. Но раб только шире расставил ноги и не сдвинулся с места. — Мне надо переговорить с игуменом.
— Сюда нельзя, — твердо повторил Хурдуда. — Отец Лука занят. Подождите под яблоней.
Потеснив монахов и Хурдуду, в мастерскую проскользнула Русудан с кувшином вина и тонкими стеклянными рюмками. Едва она скрылась за дверью, появился Вретранг и громко кликнул Сослана.
Сын тотчас выглянул из конюшни.
— Иди сюда, — сказал Вретранг и повернулся к Хурдуде. — А ты ступай к игумену, посиди с ним.
Хурдуда скрылся за дверью, отец Юлиан приосанился, заулыбался.
— Ну и раб у тебя, Вретранг. Он настолько глупый, что не признает служителя церкви. Мне потребовалось переговорить с игуменом, а он…
— Погоди, святой отец, — перебил доминиканца Вретранг и, подождав пока сын подойдет ближе, сказал: — Сослан, отведи святых отцов под яблоню, принеси вина и угости их как следует. Пусть помянут Аримасу, покойную жену игумена.
Сослан поправил на боку кинжал, улыбнулся, взял под руку отца Юлиана, побледневшего от бесцеремонности, и забалагурил, оттаскивая монаха в глубь двора:
— Достопочтимый отец Юлиан, прости меня, грешника, недостойного раба божия, слабого умом Сослана. Я редко бываю в отцовском доме и в городе, больше пропадаю в горах, на пастбищах. А чему научишься у жеребцов, кобылиц и баранов? Только и пользы от них, что не дают застояться телу. Поверь, святой отец, как я несчастен. Овцы и лошади совсем не оставляют времени, чтобы хорошо поразмыслить о боге, о краткой жизни на земле и вечной на небе. Я все чаще и чаще задумываюсь, какую веру предпочитает сам Христос: православную или католическую…
* * *В мастерской русич сидел на небольшой скамье, поставленной у стены, возле которой он когда-то покрыл саваном тело Аримасы. Вплотную к игумену Хурдуда подвинул фынг, круглый жертвенный столик на трех ножках. На столике — хлебные лепешки и высокие стеклянные рюмки, наполненные густым красным вином.
Справа, на кошме, расположился Вретранг, напротив — его дочь и Хурдуда.
Русич взял рюмку, вылил на землю половину ее содержимого и поставил на столик.
— Жаль, что Саурон не приехал помянуть свою мать. Хорошо, хоть вы рядом, не оставляете меня одного. Особено ты, Вретранг. Ведь и тогда, кроме тебя, в городе некому было бы приютить меня с умирающей женой. Не один раз убеждался, что друг верный не изменится и нет меры доброте его, — русич взглянул на Хурдуду и Русудан. — Знайте, дети мои, только благодаря Вретрангу и Бабахану выжили мы с Сауроном. И когда я вижу тебя, Хурдуда, вспоминаю твоего отца, Бабахана, храброго и благородного человека. Ты очень похож на него. А ты, Русудан, чем-то напоминаешь мне Аримасу. Я рад, что сегодня вижу тебя рядом.
Все четверо взяли рюмки и пригубили терпкую влагу. Никто не произнес ни слова, каждый думал о своем.
