Борис Васильев - Владимир Мономах
— Потеря знамени в битве означает потерю чести, — сказал Мономах Меслиму, когда они вышли вдвоем на околицу Клянска.
— Потерю чести, — как-то уж очень задумчиво повторил Меслим. — И твоей тоже, мой князь.
— Я… — растерянно протянул Мономах. — Я не понял тебя, друг.
— Что означает убийство из-за угла для обычного человека? Подлость, о которой забудут уже через полгода. А что означает такое убийство для князя Мономаха? Подлость, которую никогда не простит тебе будущее Руси, знаменитый мой князь. Так не входи же в будущее с пятном вместо нимба.
— И что, по-твоему, мне делать, Меслим?
— Не убивать Китана издали стрелой, а вызвать его на честный поединок. Это — единственный выход.
— А если хан не примет вызова?
— На глазах у всего половецкого войска, под общим знаменем?
Мономах задумался. Потом сказал:
— И тогда в мою спину вонзится стрела…
— Ну, это невозможно, мой князь, — улыбнулся Меслим. — Тогда Китан лишится высокого звания Великого вождя объединенного половецкого войска.
Помолчали оба. И оба разом вздохнули.
— Его оружие — сабля, — сказал Мономах. — Она существенно легче меча.
— Ты, мой князь, богатырь, — напомнил Меслим. — Тетиву твоего лука не может натянуть никто, кроме тебя. Никто — ни на Святой Руси, ни в половецких становищах. И твой меч сверкает в лучах славы.
— Любое сражение непредсказуемо, друг мой, — помолчав, сказал Мономах. — Кто защитит моих детей и мою жену, если я паду в этой битве?
— Твоя слава, — твердо ответил Меслим. — Твоя слава переживет века.
— Это — утешение, — усмехнулся Мономах.
— Да, это самое благородное из утешений, мой князь, — твердо сказал Меслим.
— Рассуждаете?
Они оглянулись. Перед ними стоял Свирид.
— Мои разведчики первой линии доносят, что появились половцы.
— Много? — спросил Меслим.
— Тьмы тем.
— Сегодня, помнится, тридцать первое августа тысяча девяносто второго года, — сказал Мономах. — Запомним этот день. День спасения Святой Руси!..
4
Единый воевода всех вооруженных сил Руси был потрясен известием побратима. «Тьмы тем», — сказал начальник тайной разведки, а Свирид никогда не преувеличивал. Он всегда называл точную цифру, а это в данном случае означало десятки тысяч конников, вооруженных саблями и луками с достаточным запасом стрел. Никакие рвы не в состоянии удержать эту конную лавину. В лучшем случае — лишь наполнить рвы телами первой линии атакующих, по которым скачущие вослед промчатся далее. Он знал о твердости, даже жестокости хана Китана. Знал…
Что?.. Что сказать князьям и воеводам?.. Правду?.. Она может настолько потрясти их перед боем, что на сам бой уже не хватит духу… Не говорить?.. Но они скоро сами всё увидят. Увидят и растеряются. И выронят… Нет, не мечи — они утеряют способность управлять своими людьми.
Десятки тысяч всадников, несущихся бешеным галопом…
Значит, об этом сообщении разведки вообще говорить не следует. Ни слова единого. Надо говорить совсем о другом. О пути к победе. А первый шаг к победе — сразить хана Китана в личном поединке. Надо сказать об этом на общем совете…
Мономах запнулся в своих мыслях, точно мысли его столкнулись одна с другой. И единый воевода вслух вымолвил:
— Нет!
Убеждать каждого и только наедине. Без гомона, без споров и выкриков. Одного убедить куда легче, чем нескольких. Может, заартачится один Железян.
Время у Мономаха еще было. Разведчики заметили половцев далеко от поля грядущего сражения. Половцам следовало добраться до него, развернуться, изготовиться к бою. Как полагал Мономах, в запасе у него и его войск оставалось еще не менее двух суток. Сутки — на разговор с князьями и воеводами, сутки — на отдых перед боем.
И Мономах успел коротко поговорить с каждым один на один и убедить его в своей правоте. Только упрямому Железяну пришлось повелеть исполнить приказ без всяких разговоров.
Тут опять неожиданно появился Свирид.
— Срочное сообщение моих разведчиков, побратим, — Свирид широко улыбнулся. — К нам идет подкрепление. Теперь ты можешь не беспокоиться за свою спину.
— Не понял, — сердито сказал Мономах. — Шутить сейчас глупо. Какое подкрепление?
— Я не шучу, — Свирид продолжал улыбаться. — К нам идет наместник Ратибор со всеми своими пограничниками. Будет через час-полтора.
— Ратибор с пограничной стражей?
— Да, мой побратим. Кроме того, разведчики выяснили, что ханы Боняк и Тугоркан — подвоеводы у хана Китана.
— Два подвоеводы для половцев хуже, чем один, — усмехнулся Мономах.
— Нам от этого никак не легче, мой князь, — вздохнул Свирид.
— Ошибаешься, — сказал единый воевода. — После гибели хана Китана они будут только мешать друг другу.
— Дай-то Бог, — вздохнул Свирид. — Ну, я помчался к своим ребятам. — Он махнул на прощанье рукой.
Мономах погрузился в свои думы. Значит, есть у него день на размышления о том, как вести бой, и день на отдых…
— Отдыха не будет, мой князь. — За его плечом стоял Меслим.
— Почему не будет?
— Земля гудит, гул нарастает. Я всю ночь слушал землю, и она поведала мне, что половецкие орды хана Китана уже разворачиваются за этой поляной на опушке леса.
— Как так?..
— У тебя есть минуты, чтобы спрятаться в кустах. Когда спрячешься, я с белой тряпкой выйду на переговоры. Ступай, мой князь.
И неторопливо пошел к ощетиненному рвами Клянску. Взял палку с белой тряпицей, замахал ею над головой, громко крича. Кричал он изо всех сил на языке половцев, и из дальних кустов тотчас появились три вооруженных воина.
— Я без оружия!.. — кричал Меслим, размахивая белой тряпкой, — Мономах слышал каждое его слово. — Я прошу высокого хана Китана позволить мне поговорить с ним!..
Затрепетали кусты на опушке, и появился единый хан всего объединенного половецкого войска Китан. Блеснула на солнце его золоченая кольчуга.
— Благодарю, высокий хан Китан!.. — прокричал Меслим.
Что он кричал дальше, Мономах не слышал: поднялся ветерок, заглушивший все шумы со стороны кустарника. Он видел, как Меслим с палкой, на которой трепетала белая тряпица, шагал через луг прямо к хану Китану, как стоявшие по обе стороны Китана воины скрылись в кустах и через некоторое время вновь появились со знаменем объединенного половецкого войска. Знамя это они торжественно водрузили на краю поля и сейчас же ушли. Мономах понял, что Китан согласился на переговоры, которые должны были закончиться предложением поединка — меж ним и ханом Китаном.
Мономах вздохнул с облегчением. Меслим был прав, сказав, что на глазах всего объединенного половецкого войска хан не осмелится отказаться от такого предложения. Отказаться значило потерять лицо.
Что ж. Теперь только от него, единого вождя всех боевых сил Руси, зависело, как сложится судьба родины.
И вот Меслим вернулся. Сказал не глядя:
— Договорился. Бой — до победы. Ступай. — И пошел к окраине Клянска.
Мономах проверил, хорошо ли ходит в ножнах меч, снял с головы шлем, положил его на изгиб локтя и пошел навстречу судьбе.
Он неспешно — ждущий устает быстрее — шагал к победе Святой Руси. Подойдя к Китану почти вплотную, поклонился, и хан, подумав, поклонился тоже. Мономах надел боевой, византийской работы, шлем и выхватил меч из ножен.
Китан атаковал первым, но Мономах отбил выпад длинной сабли. Раздался звон закаленной кованой стали, посыпались искры, и Мономах понял, что его противник ведет бой один на один не впервые в своей жизни. И атаковал сам, нанеся мечом подряд три удара. Китан легко отбил выпад, но Мономах почувствовал, что его меч существенно тяжелее ханской сабли — значит, Китан будет тратить больше сил в обороне, чем Мономах в нападении. Правда, и византийская броня на Мономахе тоже была тяжелее легкой золоченой кольчуги хана и больше стесняла движения…
Глубокое молчание хранили обе стороны, как половцы, так и русы. Да и сама природа затихла, ветерок улегся, и казалось, весь мир слушает в эти минуты звон оружия двух вождей, встретившихся в смертельном поединке.
— Он больше потеет, — задумчиво сказал Меслим. — А пот крадет силу…
— Что ты сказал, ведун? — вежливо спросил Тмутараканский князь Борис.
— Что?
— Ты что-то сказал…
— Я думаю, надо во что бы то ни стало украсть знамя половцев, — Меслим с надеждой заглянул Борису в глаза. — Потеря знамени есть потеря чести, князь! Укради знамя. Потеряй хоть дюжину своих конников, но увези знамя с поля боя!..
— Понял, — князь Борис сосредоточенно кивнул. — За мной, мои удальцы! За знаменем!..
И помчался впереди своих конников.
