Роберт Фаббри - Веспасиан. Трибун Рима
– Они теперь уже далеко, – сказал Веспасиан. – Местность им знакома, и у нас нет ни малейшей надежды догнать их.
Корбулон посмотрел на юношу так, будто готов был разорвать этого зеленого выскочку за такую дерзость на клочки, но осекся, осознав справедливость замечания.
– Полагаю, ты прав, – с горечью признал он. – Отправлю кавалерию просто объехать дозором лагерь. Бессмысленно подвергать риску хороших солдат, пусть даже и галлов, потому как скоро они могут нам пригодиться. А теперь давай займемся пленным. Я хочу немедленно допросить его. Вызови опциона Фабия, будет переводить.
Веспасиан, Галл, опцион Фабий и двое караульных вытянулись, когда Корбулон вошел в преторий. Раненый фракиец стонал на полу. Он слишком ослабел от потери крови, чтобы понадобилось его связывать. Рану смазали варом и наскоро перебинтовали, чтобы остановить кровотечение. Жизнь это ему спасти не могло, но давало достаточно времени для допроса.
– Фабий, спроси, куда побежали предатели, – приказал Корбулон. – И следуют ли за нами по горам их дружки.
Опустившись рядом с пленником на колени, опцион произнес несколько коротких фраз на напевном фракийском языке.
Пленник открыл глаза и, не скрывая изумления, посмотрел на Фабия. Потом, узнав, кто перед ним, плюнул опциону в лицо.
– Эй, грязный ублюдок! – Фабий ударил лежащего по губам, разбив их в кровь.
– Постой, опцион, я скажу, когда надо будет сделать ему больно! – рявкнул командующий. – Пока он нужен мне живым. Спроси снова.
На этот раз Фабий говорил громче, предусмотрительно держась подальше. Фракиец не шевелился, его распухшие, окровавленные губы разошлись в мрачной улыбке. Потом он отвернулся.
Веспасиан видел бесцельность затеи. Этот человек знал, что обречен и ничего не выиграет, если заговорит. Напротив, чем сильнее он сопротивляется, тем больше вероятность, что враги выйдут из себя и избавят его от дальнейших мучений.
– Я сыт по горло! – прошипел Корбулон и поставил левую ногу на раненое плечо фракийца. – Давай же, мерзкая дрянь, говори!
И он надавил на едва подлеченную рану. Пленник издал гортанный крик, из-под повязки проступила кровь.
– Ну, грязный дикарь, куда вы бежали?
Фракиец поглядел на склоняющегося над ним молодого римского офицера глазами, полными ненависти. Вскинув голову, он громко и сердито стал выкрикивать что-то на своем чудном наречии. Усилие оказалось чрезмерным для раненого, и после нескольких фраз варвар издал натужный вздох, голова его поникла, но безжизненный взгляд по-прежнему был направлен на Корбулона.
– Дерьмо! Фабий, что он сказал? – прорычал римлянин.
– Я точно не знаю, командир, – сконфуженно ответил опцион.
– Как это, точно не знаешь? Ты ведь говоришь на их поганом языке, разве нет?
– Да, сэр, но мне знаком язык одрисов, бессов и других племен севера и запада.
– Ну, а этот из целетов. Разве это не одно и то же?
– Так-то оно так, командир, отличия не велики. Но этот человек говорил на наречии, которого мне никогда прежде не приходилось слышать.
– Но в полученном мной приказе значится, что проводники взяты из целетов. Если ты уверен, что он не из них, то где тогда настоящие наши проводники и откуда взялся этот малый?
– Думаю, он из восточной части страны, что за рекой Гебр.
– Не может быть, – вскинулся Корбулон. – Восточные племена верны Риму.
– Были верны, командир, когда ты уезжал отсюда, – тихо заметил Веспасиан. – Но что, если это уже не так?
Корбулон задумался над такой возможностью, и лицо его помрачнело.
– Это означает, что за рекой находится одно или несколько мятежных племен, и если мы пойдем на восток, за Гебр, то окажемся в самой их гуще. А если двинемся на северо-запад, они последуют за нами по пятам.
– Именно, – с безрадостной улыбкой отозвался Веспасиан. – А отступление в Македонию будет прямым нарушением приказа. Выбор за тобой, командир.
Корбулон посмотрел на молодого трибуна и понял, что тот прав. У них нет иного выбора, как пробиваться к расположенному на северо-западе лагерю Поппея, без проводников. И все это время предстоит оглядываться через плечо – не показался ли шлейф пыли от военного отряда фракийцев, готового обрушиться на не нюхавших крови римских новобранцев с тыла.
– Вот дерьмо! – прошептал он.
Глава 20
Легионеров, которым посчастливилось немного поспать, подняли еще до рассвета. Наскоро перекусив черствым хлебом, сыром и оливками, солдаты принялись паковать ранцы и приторачивать их к Т-образным шестам. Когда солнце встало над горизонтом, окрасив багрянцем нижнюю кромку проплывающих в высоте облаков, буцинаторы дали сигнал сворачивать лагерь. Две сотни палаток исчезли как одна. Лагерные слуги свернули их и навьючили на мулов, везущих пожитки каждого из контуберниев – отделения из восьми легионеров. С целью увеличить скорость марша Корбулон отдал приказ разломать и бросить две большие запряженные волами повозки. Основную часть запасного вооружения, одежды, мешки с зерном и прочие припасы погрузили на заводных кавалерийских лошадей и маленькие, влекомые мулами тележки, которые везли запасные рационы каждой центурии, а также палатку центуриона и прочий его багаж. Остальное подлежало уничтожению. Волов увели с собой – они пригодятся как запас мяса, а избавленные от гужа, не будут сдерживать колонну.
Туман, окутывавший крутые склоны предгорий Родопов, почти полностью рассеялся к концу первого часа дня. К этому времени вернулись легкие кавалеристы, посланные в разведку еще до рассвета. Они доложили, что в окрестностях все спокойно, и сразу получили приказ отправляться в дозор снова с целью высматривать засады и высматривать врага, готового напасть на уязвимую походную колонну.
Корбулон отдал приказ выступать. Корницен извлек из своего корну – С-образного инструмента из серебра и рога, завивавшегося вокруг руки трубача и заканчивающегося широким раструбом у него над головой, – раскатистый звук. Сигниферы – носители штандартов, наклонили увешанные фалерами древки, давая сигнал «Вперед». Дневной переход начался.
Четыре турмы вспомогательной галльской конницы, по тридцать всадников в каждой, шли в голове. Веспасиан в обществе Магна, старавшегося держаться неприметно, вел первую когорту. Следом шла вторая когорта трибуна Галла. Далее размещались инженеры, потом лекари с повозками, на которых во время марша везли больных и раненых. За ними двигался обоз: тридцать заводных кавалерийских лошадей; двести вьючных мулов контуберниев – каждого вел лагерный слуга; двадцать четыре повозки, по одной на пехотную центурию и кавалерийскую турму, лучников, инженеров и офицеров. Замыкали строй остальные четыре турмы галлов. Колонна растянулась на две трети мили.
За час римляне проделали немного более двух миль в направлении строго на северо-запад. К югу лес редел, сменяясь скудными горными пастбищами, прерываемыми тут и там оврагами или кущами хилых сосен. Незаметно было ни единого признака человеческого жилья, ни обитаемого, ни заброшенного. Единственными живыми существами были два орла, парившие над колонной. Легко рассекая воздух на своих распростертых крыльях, птицы описывали круги, будто надзирая за безопасностью марширующих внизу людей, поместивших на свои штандарты их изображения. Зрелище вызвало у новобранцев крик радости. Легионеры махали орлам пилумами, называя птиц своими хранителями. Офицеры не возражали и даже сами присоединились к ликованию, зная, что добрые предзнаменования укрепляют боевой дух.
– Видишь, Веспасиан? – воскликнул Корбулон, подъехавший ближе со своей позиции во главе колонны. – Боги с нами, Юпитер и Юнона оберегают своих детей от гнева ничтожных фракийских божков.
Молодой человек улыбнулся. Не будучи суеверным, он тоже взбодрился при появлении в воздухе крылатых символов Рима.
– Будем надеяться, они согласятся сопровождать нас всю дорогу до места, командир. Солдаты будут идти охотнее, имея таких проводников.
– Воистину так, трибун. Эти птицы куда лучше шайки неотесанных голодранцев, не так ли?
– Согласен, командир. – Едва успел он ответить, как низкий, громогласный рев корну объявил привал.
– Клянусь фуриями, кто посмел дать приказ остановиться? – взревел Корбулон, хорошее настроение которого как рукой сняло. – Трибун, за мной!
Веспасиан галопом поскакал за командиром к голове колонны.
– Что все это значит? Кто приказал? – ярился Корбулон.
– Я, командир, – ответил Секст Мавриций, префект галльской конницы. – Один из разведчиков нашел нечто, на что тебе стоит взглянуть.
– Где он? Будет лучше, если его находка стоит моего внимания.
Слегка напуганный кавалерист выступил вперед.
– Я счел это важным, командир. – Сильный акцент выдавал принадлежность конника к фессалийцам.
– Так, и о чем речь?
– Вот там, в овраге, командир, – сказал он, указывая на юг, где шагах в двухстах покрытая скудной травой лужайка была рассечена надвое узкой ложбиной, как будто если могучий титан пропахал ее своим топором в темные времена до появления человека.
