Палестинский роман - Уилсон Джонатан

— Он в больнице в Иерусалиме. Уже несколько недель там. — Это произнес Аттил — он стоял поблизости. — Его ранили в прошлом месяце в Абу-Торе.

Джойс старалась сохранять самообладание, хотя ей хотелось кричать.

— Как называется больница? Где она находится?

— Будь оно проклято, — сказал Липман, не обращаясь ни к кому конкретно. — Держи свои деньги.

Он полез было в карман, но Аттил запротестовал:

— Не надо.

— Нет, надо.

У Джойс кружилась голова.

— Отвезите меня туда, — сказала она. «Если вам от меня что-то нужно, я готова с вами сотрудничать, только отвезите меня к Роберту», — хотела она добавить, но сдержалась.

— Что за черт? — Аттил отпустил Липмана, и тот опять потянулся за кошельком — отдать проспоренную пятерку.

— Хорошо, — сказал Аттил, словно услышал тайные мысли Джойс. — Я отвезу вас в больницу.

Они ехали на «форде» Аттила. Липман отпустил ее без возражений, он даже рад был от нее избавиться. Она сидела, закрыв глаза, откинувшись на кожаную спинку сиденья.

Время от времени Аттил поглядывал на нее. Притворяется ли, что спит, чтобы с ним не разговаривать? Возможно. В любом случае, пусть ее. В том, как она реагировала на новости о Роберте Кирше, не было ни капли фальши.

Джойс проснулась, когда они свернули к Иерусалиму и дорога пошла в гору.

— У вас есть сигарета? — спросила она.

Аттил полез в карман гимнастерки, вытащил турецкую пачку с гаремной девушкой на картинке, сам закурил, затем передал Джойс пачку вместе со спичками.

— Знаете, до войны я ни разу не видел, чтобы женщина курила, — а теперь все дымят.

Джойс сделала глубокую затяжку. Она была не в силах поддерживать разговор. Все, что ей было нужно, — поскорее попасть к Роберту.

Дорога зигзагами шла в гору, двигатель громко фырчал, пока Аттил выруливал на поворотах, а вокруг — выжженное пространство: валуны, колючки, голая земля, лишь изредка вдали виднелась роща кипарисов и домишки, словно выросшие из скал. Небо, ярко-голубое над Рамле, в предместьях Иерусалима было пергаментно-белым. На такой высоте дневное пекло было бы еще терпимым, если бы не хамсин, который только называется ветром, а на самом деле — волны жаркого воздуха и клубы желтой пыли.

Аттил вытер пот со лба.

— Вы давно знакомы с Робертом Киршем?

Он задал этот вопрос как бы между прочим, но оба знали, что он спрашивает не из чистого любопытства и что это только первый из множества вопросов, которых не избежать.

— Мы познакомились в начале лета, вскоре после того как приехали, — ответила Джойс.

Она сделала глубокую затяжку. Такое чувство, что «начало лета» было вечность назад. Вот Марк едет на велосипеде, осторожно придерживая еще сырые холсты, она в смятении, но виду не подает, и вдруг — не успела она оценить бесконечную прелесть нового жилища, хотя, конечно, учитывая ее душевное состояние, красота эта служила слабым утешением — человек с ножом в сердце вваливается к ним в сад. Потом был Роберт Кирш. Но она не могла всего этого объяснить Аттилу, да и зачем?

— А майор Липман — ваш новый знакомый?

— Верно.

— У вас много друзей в армии и полиции.

— Как и у вас, — парировала Джойс.

Аттил улыбнулся.

Джойс смотрела прямо перед собой на голые склоны — ни дать ни взять скелеты гор, с которых содрали всю зелень. Молочные реки с кисельными берегами? Надо же придумать такое? Фрумкин! Питер Фрумкин знал про Роберта и ничего ей не сказал. «Неудивительно», — бросил он, когда она пожаловалась, что Роберта не видно, не слышно. Будь в комнате тогда посветлее, она бы догадалась по его лицу. Фрумкин знал, что Роберт ранен, весь Иерусалим об этом знал, только она пребывала в неведении, потому что отсиживалась в Яффе либо развозила винтовки для Фрумкина. Надо же быть такой идиоткой! А Роберт остался без ноги, бедный одинокий мальчик, который и мухи не обидит. Но кто в него стрелял? Она почувствовала, как внутри поднялась волна и вот-вот снесет хлипкую дамбу.

— Остановите! Остановите, пожалуйста, — взмолилась Джойс.

— Здесь нельзя останавливаться, слишком опасно. Мы на повороте.

Лицо Джойс стало белым, как ее платье.

— Тогда помедленнее.

Аттил сбавил скорость. Джойс высунулась из окна: каменный мир поплыл у нее перед глазами, ее вырвало.

Через полкилометра начался участок ровной прямой дороги, и Аттил остановил машину. Он перегнулся через сиденье, взял с пола вещевой мешок, достал из него флягу с водой:

— Держите.

Белое платье Джойс было заляпано рвотой. Она поднесла флягу к губам.

— Много сразу не надо, — предупредил Аттил. — Понемножку. Возможно, у вас легкое обезвоживание. Здесь нужно все время пить.

— Спасибо.

— На таком серпантине кого хочешь укачает.

— Мне уже лучше.

Аттил опять пошарил под задним сиденьем и достал сухую тряпку. Джойс взяла ее, свернула, запрятав внутрь масляное пятно, смочила водой из фляжки и принялась оттирать платье, но мелкие коричневые пятна оттереть не удалось.

— Мне уже лучше, — повторила она.

— У меня такое ощущение, что вы мне хотели что-то сказать.

Джойс продолжала водить тряпкой по платью.

— Возможно, — ответила она. — Но сейчас забыла что.

Больница напоминала сонное царство, как обычно бывает в конце дня. Во время шабата в коридорах оставалось несколько человек дежурных, но Джойс показалось, что и сюда проникла удушающая белизна, накрыв всех сонной волной. Она кинулась к справочной, а чувство было такое, словно пробирается в толще воды. Средних лет женщина, ярко-рыжая, с веснушчатым лицом, что-то писала в регистрационном журнале.

— Я ищу Роберта Кирша. Капитана Роберта Кирша.

— Подождите минуточку. Мне надо закончить с этими людьми.

Джойс оглянулась. На скамейке сидела чета ортодоксальных евреев. Женщина плакала, уткнувшись лицом в сюртук мужа, тот пытался ее успокоить.

— Пожалуйста, присядьте.

Джойс не выдержала и минуты, вскочила и принялась ходить по больнице, расспрашивая о Роберте всех, кто попадался ей на глаза. Аттил ходил за ней следом и извинялся перед озадаченными медсестрами — Джойс, не дослушав ответа, шла дальше.

Она свернула в тускло освещенный коридор, в дальнем его конце кучкой стояли врачи и медсестры. Когда она подошла к ним ближе, из палаты в коридор выкатили узкую койку. У одной медсестры в глазах стояли слезы. Тело на койке было накрыто простыней и занимало чуть больше половины матраса.

— Извините за беспокойство, — сказала Джойс. — Я ищу Роберта Кирша.

Один из врачей обернулся к ней, глянул сердито, досадуя, что его прервали. И продолжал разговор с медсестрой:

— Хорошо. Разумеется, я с ними поговорю. Где они? В холле?

Потом повернулся к Джойс, смерил Аттила быстрым взглядом.

— Что вы хотите?

Джойс повторила вопрос.

— Его здесь нет. Доктор Бассан его вчера выписал. Отправил домой.

— Домой? Куда домой? В Англию?

Врач пожал плечами:

— Ну, туда, где он живет.

Пришел санитар, чтобы отвезти тело.

Джойс вглядывалась в коридорную мглу, как будто оттуда вот-вот появится Роберт и пойдет ей навстречу.

Санитар меж тем толкал койку на колесиках.

— Сколько лет? — поинтересовался Аттил.

— Девять, — ответил врач. — Девочка. — И воздел вверх руки — жест безысходности.

33

Автобус, в котором ехали Кирш и Майян, подался к обочине, пропуская бронированный автомобиль. В открытом кузове сидело полдюжины индийских солдат, направляющихся в лагерь в Рош-Пинне. Их привезли в Палестину как подкрепление на случай новых волнений. Кирш наклонился к окну, чтобы поглядеть на них. У солдат были каменные лица. В Наблусе у автобуса лопнула шина, и они смогли продолжить путешествие только на рассвете. Ночь Кирш провел плохо: затекала нога, он старался держаться прямо, но то и дело задремывал, склонив голову Майян на плечо. Вспоминал увиденное по пути: костры, горящие вдоль дороги, крики. В дороге он гнал от себя все тревоги, но, когда он наконец задремал, ему привиделся мятеж, который он не сумел предотвратить. Он не знал, сколько прошло времени, кажется, он опять умудрился заснуть. Однако Майян. в легком голубом платье, выглядела такой же бодрой, как когда они садились в автобус в Иерусалиме. На коленях у нее лежала широкополая соломенная шляпа с красной лентой. Палочку, выданную в больнице, Кирш положил на пол, под сиденье.