Дэвид Чейни - Путь меча
– Ты мне такой нравишься, – сердечно сказал Йоши. Нами закрыла лицо веером:
– Я очень рада.
– Да, на севере все женщины носят волосы свободно, одеваются в удобные платья и выходят, когда хотят. Я к этому уже привык.
Нами нахмурилась:
– Все женщины? Наверное, для деревенских девушек ты настоящий романтический принц. – Нами сравнивала Йоши с героем романа госпожи Мурасаки, принцем Генджи, романтические приключения которого увлекали придворных дам.
Йоши понял, о чем она говорила.
– Ты неправильно меня поняла, – сказал он. – Я так занят делами в академия, что у меня нет времени для дам.
– Тем больше они теряют, – сказала Нами с улыбкой. Йоши предложил прогуляться по залитому солнцем двору. Крепко держа Нами под руку, он вывел ее из дому. Территория была миниатюрным повторением Императорского дворика в Киото. В одной стороне искусственного озера был изогнутый деревянный мостик, на берегу заросли бамбука шевелили ветвями, лебеди плавали среди листьев водяных лилий, вызывая беспокойство лягушек и насекомых, сидевших, плававших и прыгавших с цветка на цветок.
Гуляя по берегу, они вспоминали давнишние веселые времена, и Нами, закрываясь веером, смеялась остротам Йоши. Он действительно мог очаровать! Рядом с ним было так легко позабыть о своих обязанностях. Она чувствовала себя пылкой, молодой, томящейся от любви.
Йоши экспромтом сочинил стихи:
Белые лебеди с длинными шеями
Шевелят воду пруда,
Беспокоя цветы
И пробуждая давнишние
Счастливые воспоминания юности.
Нами была в восторге. Это был романтический герой ее мечтаний.
– Я сочиню ответ, – сказала она.
Лягушка молчит,
Сидя на листе лилии,
Ожидая годами
Возвращения принца,
Который покинул ее так давно.
– Браво, Нами. У тебя живой ум.
– Ты удивлен?
– Да нет. Наверно, уже не следует думать о тебе как о ребенке.
Нами остановилась и повернулась к Йоши, ее лицо было на уровне его груди. Она медленно подняла голову. В ее небольших глазах цвета оникса отражались чувства, которые она никогда не выдавала ранее. Губы у нее были пухлые… чувственные. Она сказала решительно:
– Пора забыть девочку и видеть во мне женщину. Женщину эмоциональную… женщину, которая способна на более глубокие чувства, чем ты представлял себе.
Йоши был ошеломлен. Куда делась недавняя легкая болтовня? Он чувствовал, что волнение Нами передается ему, и инстинктивно привлек ее к себе. Она испугалась и высвободилась. Что она наделала! Это не должно продолжаться, это нечестно и по отношению к Йоши, и по отношению к ней самой. Она позволила себе большую неосторожность, перестав владеть собой. К счастью, она остановилась вовремя. Бедный Йоши! Она завлекала его, и теперь он ничего не понимает. Она постаралась скрыть нараставшую горечь.
– Я думаю, тебе пора повидаться с матерью, – сказала она.
Госпожа Масака сидела за ширмой в темной комнате: ставни, защищавшие от сырого воздуха, были закрыты.
– Йоши? – ее голос был высок и звучал недовольно. – Сколько времени ты здесь?
– Я приехал всего несколько часов тому назад и пришел к вам, как только смог. – Йоши был расстроен тем, как изменился ее голос. Она даже не спросила, как он чувствует себя! Он никогда не сможет понять ее.
– Сколько времени ты пробудешь здесь?
– Я уезжаю сегодня вечером.
– Так скоро? Амида Будда! Я не говорила с тобой почти три года. Женщине хочется поговорить иногда с сыном. – В ее голосе звучала горечь и покорность.
– У вас есть служанки, вы можете разговаривать с ними, – неубедительно возразил Йоши.
– Это не то же самое. Мне хочется побыть с тобой перед смертью.
– Мама, вы будете жить еще многие, годы, – сказал Йоши, он почувствовал угрызения совести. Почему она говорит с такой обидой? Действительно ли он был виноват, уехав из дома? Или она изменилась под влиянием запретов, налагаемых на женщин высшего общества?
– Куда ты теперь убегаешь? – в ее голосе послышались резкие нотки. – Ты все еще тратишь жизнь в поисках трагического конца? Все еще гоняешься за блуждающим огоньком – князем Чикарой?
– Извините, мама. Вы не понимаете меня.
– Ты прав. Я всего лишь больная старая женщина, которая сидит в пустой комнате и думает о своем ребенке. Что я могу знать о жизни? – Она говорила саркастическим тоном. – Я знаю, только что мой единственный сын бросил меня много лет тому назад, а теперь покидает меня, только что появившись… и почему? Ответь мне! Почему?
Йоши вздохнул.
– Если бы я мог, я бы остался, – сказал он.
– А что тебе мешает?
– Вы не понимаете, – сказал он с тоской. – Я люблю вас. Я хотел бы остаться. К сожалению, это невозможно.
– Я понимаю одно: когда мне был нужен мой сын, он покинул меня. – В комнате воцарилась тишина. Йоши не знал, что еще сказать. Госпожа Масака помолчала, потом сделала последнюю попытку заставить его изменить решение.
– Я прошу, я умоляю тебя остаться со мной, – уговаривала она. Когда он не ответил, ее голос понизился до почти неразличимого шепота. – Что может быть важнее, чем любовь матери? – спросила она.
– Долг и честь, – ответил Йоши.
Погрустневший Йоши пришпорил лошадь, направляясь к холмам на север от Фукухары. Стемнело; матовый медный диск солнца на западе опустился в море. Чайки печально кричали, кружа над волнующейся водой в поисках пищи. Стало холодно. На десятках небольших лодок, сгрудившихся вокруг гавани, устраивались на ночь рыбаки.
Часть пятая
Глава 44
Вечером пятнадцатого дня пятого месяца 1180 года тридцатилетний принц Мочихито, сын императора-отшельника Го-Ширакава, находился сдан в своей комнате во дворце Такакура. В то время как многих его друзей пригласили переехать в Фукухару, о Мочихито не подумали… его игнорировали. Это оскорбление не волновало его; дворец Такакура не был затронут пожарами и ураганами, нанесшими такое опустошение в остальных районах Киото, и Мочихито был вполне удовлетворен своей жизнью – фактически жизнью изгнанника, но зато в такой изысканной обстановке. День был на редкость хорош. Вишневые деревья расцвели за несколько дней до этого, и принц – один из лучших флейтистов двора – занимался весь день игрой на самой любимой флейте, сидя под ароматными цветками.
В конце этого приятного дня он сидел у окна и сочинял стихи. Он был не только хорошим музыкантом; он также прекрасно владел каллиграфией и был поэтом; изящество почерка и тонкость стихов стяжали ему славу.
Цветы вишни
Приветствуют приход зеленой весны,
Раскрывая свои сердца
Звукам флейты,
Которая долго молчала.
Он отложил кисточку и полюбовался знаками, так изящно выведенными на бумаге багрового цвета. Стихи несколько опечалили его. Он и сам был похож на цвет вишни, ведь его таланты не получили должной известности в течение всех этих долгих лет его жизни. Он улыбнулся, довольный этим сравнением, и глаза его сузились, превратись в тонкие щелочки, при мысли о том, что скоро мир увидит его расцвет. Он встал и подошел ко входу, откуда он мог смотреть, как густые тени опускались на сады.
Мочихито, второй сын Го-Ширакавы, должен был стать следующим по порядку наследником имперской короны. Он был умен, начитан, был хорошим художником и музыкантом, он обладал всеми качествами, которые мог бы желать отец своему царственному сыну. Однако в юности Мочихито стал предметом неприязни императрицы Кен-шун-мон-ин и был лишен своих законных прав.
При всех его положительных качествах, Мочихито не был сильным человеком. На его гладком и круглом спокойном лице не было следов тревог, которые мучают людей с сильным характером, людей, которые умеют принимать решения.
Звук храмового колокола, раздавшийся над садами дворца Такакура, напомнил ему зимнюю ночь, за несколько месяцев до этого, когда к нему пришел неожиданный посетитель.
Дворцовая территория была покрыта льдом. Ветер пронзительно завывал, поднимая тучи снежинок. Звук тяжелых колес, с треском пробиравшихся по льду за воротами, разбудил Мочихито в тот момент, когда колокола возвестили час вола – два часа ночи.
Принц окаменел от страха. Вдруг это убийцы крались через снежные поля? У него не было ни меча, ни ножа для защиты. Были только две любимые флейты из китайского бамбука, да кисточка и чернильная палочка. Не очень удачное оружие. Он спрятал голову под платье.
С карнизов падали ледяные сосульки, звеня как стекло, пока незнакомец поднимался по наружной лестнице. Принц слышал, как он топал по снегу, стараясь найти место для ноги.
Послышался звук гонга. Мочихито задрожал.
– Простите меня, ваше высочество, тут посетитель, он настаивает на том, чтобы с вами увидеться. Он отказывается открыть лицо и назваться, – сказал слуга, стоявший в дверях.
– Вели ему уйти, – пробормотал Мочихито. Послышался другой голос. Незнакомец неслышно прошел вслед за слугой и стоял в дверях позади него.
