Сергей Львов - Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле
Август был даже для здешних мест необычно жарок. Ночи томительны. Ручьи обмелели. В колодцах не хватало воды. Трудно стало поливать огороды. Засуха — грозный знак, предвещающий перемены. Вот так и надо толковать его людям. Тогда сама беда принесет пользу заговору!
Каждый из дней, оставшихся до назначенного срока, тянулся бесконечно. Кампанелла вставал рано, весь день был на ногах, ночью долго не мог уснуть: дневные беседы, тревоги, опасения, строки новых стихов, мысли о будущем одолевали его. Любое неосторожное слово, сказанное днем, ночью приобретало очертания грозной опасности. Пустяк, который он забыл сделать днем, вырастал ночью в препятствие неодолимое. Мысль металась. Сон был тревожен и сил не прибавлял. Скорее бы все началось!
Глава XXXIX
Все готово. Ждать недолго. Краткость отмеренного срока и радовала и страшила. Кампанелле вспомнился случай, который произошел с ним в детстве. Это было ранней весной. В горах таял снег, и речка Стильяро наполнилась водой. В Стило молодые парни ходили от дома к дому с радостными криками: «Февраль кончился, март на пороге!» Им подносили вина, угощали вяленым виноградом, сушеными дынями. Перед домами девушек на выданье они задерживались. Долго пели хором. А когда обошли все улицы, почувствовали, что не навеселились, не напелись, не накричались.
— В гору! — крикнул кто-то. И все кинулись за ним. Шли вверх по тропке, потом взбирались по крутому склону, упираясь ногами в каменные выступы, хватаясь руками за высохшую траву. Карабкались. Главное — не оглядываться. Наконец добрались до ровной, усеянной камнями площадки, сели передохнуть. Сильно билось сердце, кровь стучала в висках. Весна и высота кружили головы. Спуститься вниз и разойтись невозможно. На краю площадки лежал камень. Казалось, он прирос к телу горы.
— Столкнем! — предложил заводила. Попробовали перевернуть его, он не поддавался. Налегли все вместе — не качнулся. И вдруг показалось, нет для них ничего важнее, чем своротить камень. Подбадривая друг друга, изо всех сил упираясь ногами, что есть мочи толкая руками, пошевелили, а потом перевернули камень. Из-под него выскочили испуганные ящерицы. Камень, поддаваясь дружному усилию, перевернулся еще раз, на миг замер на краю площадки, а потом покатился по склону. Те, кто толкал особенно рьяно, чуть не упали. Руки уперлись в пустоту. А камень вначале медленно, потом все быстрее и быстрее скатывался вниз, увлекая за собой другие камни. Они срывались со своих мест и катились за ним. Тоже вначале медленно, потом быстрее, быстрее, быстрее. И скоро это был уже грозный камнепад. Камни грохотали, они ломали кусты, валили деревца, оказавшиеся на их пути. Из гнезд на склоне горы с громкими криками вылетали птицы. Грохотало, рушилось, скрипело, трещало.
На винограднике под горой заметались люди. Внизу на колокольне тревожно забил набат. Звонарь заметил каменную лавину. Звонил так, как звонил, когда возникал пожар или виноградникам угрожал град. Кампанелла подумал о дороге, проходящей внизу под горой. Что, если камни обрушатся на нее, когда по ней будут идти или ехать люди? Сбежать вниз, предупредить? Куда там! Каменную лавину не обгонишь. И вдруг грохот стал тише, а потом оборвался. Камни уперлись в скалистый выступ. Он преградил им путь. И скоро у его подножья лежала груда камней. Неподвижная. Будто лежала тут вечно, будто камни эти только что не катились по склону, ломая кусты и деревья, пугая птиц и людей. Виноградари вернулись к своей работе. Колокол перестал звонить. А на вечерней службе священник произнес проповедь о беде, которую господь наш, Иисус Христос, и его Мать, святая дева Мария, отвратили от полей и домов Стило. В сем событии следует видеть не только великую милость Господню, но и предостережение.
Давно это было, а Кампанелла до сих пор помнит чувство, охватившее его, когда он глядел на камнепад, вызванный их руками. Минуту назад казалось, что нет ничего важнее и веселее, чем своротить старый камень и сбросить его под обрыв. И вот уже камень покатился. Не удержишь. И лавину не остановишь. Камень, только что не повиновавшийся их рукам, теперь сам продолжает грозное свое движение. Оно неостановимо…
Глава XL
Некоторое время назад к старому рыбаку Якопо стал приходить молодой странствующий монах, недавно объявившийся в их селении. Рыбак видел от него много добра. Когда Якопо повредил себе руку и боялся, что рука вовсе пропадет, монах лечил его и говорил с ним, как никто и никогда раньше.
Монах знал, откуда — неведомо, как тяжело живется рыбакам: лодка и снасти дороги, уловы не те, что в былые времена, а цены такие — рыбу хоть выбрасывай. Монах соглашался — времена действительно изменились к худшему. Но вечно так продолжаться не может. Вечно так продолжаться не будет! Грядут перемены, и уж для кого-кого, а для бедных рыбаков, пахарей, виноградарей они будут к лучшему. Так и в Писании говорится.
Монах рассказывал о некоем брате Томмазо. Если бы Якопо мог послушать того! Слушаешь, и кажется, ты живешь уже в новом, прекрасном, разумном мире, где бедный больше не беден и незнатный в почете.
Якопо стар, болен, необразован, но и он может внести свою лепту в святое дело. Нужно, чтобы он от рассвета и до заката не спускал глаз с моря и, едва завидит турецкие корабли, зажег костер, а потом послал внука в монастырь. С корзиной рыбы, где будут лежать раковины по числу кораблей. И еще: если к нему когда-нибудь придет человек, передаст привет и спросит, как его больная рука, значит, это друг. Ему нужно помочь: позволить переночевать в своей хижине или отвезти на лодке, куда он попросит. И, наконец, обо всем, о чем они говорили, никому не нужно рассказывать. Якопо пообещал, хотя и подивился такому предупреждению. Какая тайна в том, что он обещал предупредить о турецких кораблях? Это от турок тайна! То, что близятся перемены, тоже не тайна, об этом толкуют все и постоянно. Но он обещал молчать, слово свое сдержит.
Якопо набрал сухих водорослей и мха, стащил в кучу обломки старой лодки и все выброшенное морем, что могло гореть, приготовил смолы, чтобы дым был чернее. Когда дым поднимется вверх, его заметят рыбаки, живущие дальше по берегу, и тоже разожгут костры. Но первым будет он! Якопо всегда славился зоркостью, а к старости она стала и вовсе удивительной. Рыбак поклялся все исполнить. Да и как не поклясться! Предупредить о приближении турецких кораблей — дело благое.
Море было таким, как всегда в эту пору, в августе, — его синева, прозрачная и светлая на рассвете, темнела и густела к полудню. Белые облака неподвижно висели над ним. С юга дул несильный ровный ветер. Терпеливо ждал Якопо появления кораблей. Он ждал их на горизонте, а они внезапно и бесшумно выплыли из-за ближнего мыса. Это были не турецкие корабли. Борта турецких галер невысоко поднимаются над водой, и на них не только паруса, но и весла. А это высокобортные парусники с резными фигурами на носу, с жерлами пушек, высунутыми в темные вырезы бортов. Испанские корабли!
Якопо замер в растерянности. Появление турецких галер не испугало бы рыбака так, как внезапное и потому устрашающее возникновение испанских кораблей. Он не знал, как ему поступить теперь.
И все-таки он решился. Корабли есть корабли! Якопо высек кресалом огонь из кремня, раздул затлевшее огниво, поднес его к мху, сложенному под хворостом. Занялся огонек. Едкий дым ел глаза. Скоро костер запылал. Над ним поднялся черный столб смолистого дыма. Рыбак сосчитал корабли, вытянул из воды корзинку, где билась рыба, вложил в корзину ракушки по числу кораблей, растолкал спавшего внука, сунул ему корзинку в руку, напомнил, куда он должен идти, и, поколебавшись, проговорил: «Скажи там, это не турки, это испанцы! Скажи — испанцы. Беги!»
Он подбросил в костер сушняка и кинул ветошь, пропитанную смолой, — столб дыма стал еще чернее. Скоро на другом мысу, где корабли еще видны не были, тоже поднялся в воздух столб дыма — весть подхвачена! Теперь все побережье узнает — чужие корабли подошли к берегу. Весть дойдет до тех, для кого она предназначена, только не объяснит, что корабли испанские. Об этом станет известно, когда внук доберется до монастыря…
Тут вдруг на борту первого корабля вспухло белое облако, тяжело грохнул гром, в воздухе что-то просвистело. Сильный удар сотряс землю. Около Якопо песок фонтаном взлетел в воздух. По нему, по его костру выстрелило корабельное орудие. Ага, значит, испанцам не понравилось, что он подал сигнал! Мало радости, когда по тебе садят из пушки, но Якопо почувствовал облегчение — раз испанцы недовольны, он поступил правильно.
От корабля отвалила шлюпка. Гребцы изо всех сил налегали на весла. Дожидаться, пока они высадятся, Якопо не стал. Не ждал от них ничего хорошего. Пусть гасят его костер, если хотят. Костры уже полыхают вдоль всего побережья. Всех не загасишь! Уйти далеко он не успел. Его настигла посланная за ним погоня. Испанский офицер жестоко бил рыбака, допытываясь, кто велел ему зажечь костер. Перед смертью Якопо вспомнил старинную поговорку: «Испанцы хуже турок!»
