Далия Трускиновская - Сыск во время чумы
Когда выезжали, догнал Никодимка.
– Вспомнил, ваши милости, вспомнил! – вопил он.
– И что ты такое вспомнил? – спросил с высоты седла Архаров.
– Чунаться – значит Богу молиться!
Архаров и Левушка переглянулись.
– Сдается, Марфа либо бредила, либо просила тебя по ней панихиду отслужить, – сказал Левушка.
– Ага, панихиду за рябой оклюгой.
– Доподлинно, Стоду чунаться значит Богу молиться! – настаивал Никодимка, рысцой сопровождая всадников. – Хозяйка так шутить изволила, царствие небесное ее непорочной душеньке!
– Аминь, и убирайся с глаз моих, пока я тебя не зашиб! – прикрикнул на него Архаров. Левушка же фыркнул – Марфина непорочность показалась ему несколько преувеличенной.
К Зарядью ехали знакомой дорогой – по набережной, под Кремлем. По пути Левушка предавался толмаческим домыслам.
– Не масы, а мазы, то бишь мазурики, – рассуждал он. – Может, оберегаться от кого-то надобно?
Архаров же молчал. Он внутренне готовился к беседе с мортусами. Нужно было так повернуть дело, чтобы у них не возникло соблазна соврать. Для оплаты их услуг деньги имелись – но кто поручится, что мортусы, закоренелые злодеи, скажут правду? Один только Федька, по мнению Архарова, злодеем не было – так поди его укарауль!
На бастионе обнаружились лишь гарнизонные караульные – фуры с раннего утра были отправлены за мрачной добычей.
Архаров, воспользовавшись случаем, принялся расспрашивать о Федьке. Догадка подтвердилась – парень угодил в застенок, убив в пьяной драке дальнего родственника.
– На свадьбе, что ли? – догадался Архаров.
Сержант уж собрался ему ответить, но тут с валганга спустился однорукий инвалид.
– Иван Андреевич, опять он тут крутится! И чего позабыл?
– Простите, господин капитан-поручик, – сказал Архарову сержант и принял позу бравого вояки, собравшегося звать противника на поединок. – Вот я его, негодника! Надоел уже – сил нет! Два только дня не видали – заявился! Все высматривает, вынюхивает! Гнали – отходит, да недалеко.
– А кто таков?
– А знать бы! Кабы на войне, так ясное дело – лазутчик. Свои себя так не ведут. Может, кому из моих злодеев весточку принес. Пойти, обложить его…
– Постойте, господин сержант, дозвольте нам, – предложил Архаров, но это скорее было приказанием.
Левушка удивился, но промолчал.
– Нет, ваша милость, сейчас же я к нему с бастиона выйду…
– Выйду к нему я. Будьте, сударь, тут, не оставляйте поста! Где он замечен?
– А, надо полагать, от Певчих улиц подходит. Антипов, поди, покажи господину капитан-поручику.
Выехав с бастиона, Архаров получил более точные указания. Тот, кого он собирался как можно строже отогнать, временно спрятался.
– Вон, вон куда он побежать мог, – солдат Антипов показал на улицу, начинавшуюся от бастионного фаса. – Только там его не поймать, спрячется. Там, судари мои, такое делается – полк кавалерии спрятать можно бесследно! Домишки маленькие, переулки заковыристые, грязь непроходимая, шагу не ступи – под ногами дети вместе с курами, утками и поросятами!
Архаров подивился тому, что в двух шагах от Кремля творится такое безобразие, и опять помянул любезным словом беглого обер-полицмейстера Юшкова.
Но тут он был неправ – упадок Зарядья начался задолго до появления Юшкова. Это место имело давнюю (в его понимании – древнюю) историю. Сто лет назад оно, в силу близости к Кремлю, было обжито и боярами, и послами, и видными торговыми людьми, невзирая на болотистую почву. Строили тут и каменные дома, и высокие храмы, был и свой большой монастырь – Знаменский. Но государь Петр Алексеич изволил перенести столицу в Санкт-Петербург. К тому времени в Зарядье, правда, бояр почти не осталось, а жили главным образом церковнослужители и служилые люди – стольники, окольничьи, стряпчие. Молодежь служилых родов была взята в новую столицу, старики доживали свое в деревянных домишках. Правда, по старой памяти, иной московский житель побогаче ставил тут свои хоромы, но на местах возвышенных. А простой зарядский житель хором не ставил – пользуясь близостью к Красной площадим, к торговым рядам, простой житель, даже духовного звания, заводил блинню, харчевню, цирюльню. Имели они дурную репутацию – Архаров верно угадал, что тут должны быть в каких-либо подвалах потайные кабаки, отчаянно нарушающие государственную монополию на спиртное. Но имелись в Зарядье и особняки вроде того, в который с заднего двора нелегкая затащила Левушку.
Сейчас, впрочем, предстояло углубиться как раз в трущобы.
– Он! Он, сукин сын! – вдруг завопил солдат, тыча пальцем в сторону крупа архаровской лошади. – Он! Имайте злодея!
Левушка по природной шустрости первым развернул коня и увидел вдали человека, на которого показывал солдат. Человек был одет по-простецки, разносчиком, в круглой русской шляпе, в сером фартуке поверх длинного кафтана. И точно – большого доверия не внушал. Выглянул – и исчез.
– Стой! – закричал Левушка, посылая коня вперед, и поскакал в створ улочки.
Архаров последовал за ним и догнал его у хилого домишки.
– Во двор заскочил, – сказал Левушка. – Сдается, он вооружен.
– С чего бы вдруг?
– А лоток бросил и рукой за пазухой шарил.
– Так и мы не с голыми руками, – Архаров достал пистолет. – Погоди, надолго он там не останется, коли ворота были нараспашку – дом выморочный, чумной.
– Уйдет огородами, – предположил Левушка. – А мы здешних переулков не знаем.
– Погоди, Тучков, а не наш ли это знакомец? – вдруг догадался Архаров.
– Какой знакомец, Николаша?
– А тот, за кем ты гонялся, пока на привидение не налетел. Тоже лоток при себе таскал и сапоги через плечо!
– Ах, черт бы его побрал! – воскликнул Левушка. – Так он же нам и надобен!
– Погоди, остынь! – Архаров поймал повод Левушкиного коня и удержал приятеля от немедленного конного штурма чумного дворишки. – Тихо, отъезжем… отъезжаем, говорю…
– С другой бы стороны заехать, да кабы знать… – шепотом затосковал Левушка.
– Молчи… авось высунется…
Они отъехали к бастиону и спрятались под прикрытием угла, образованного схождением двух фасов. Трава и кусты, которыми поросла крутая земляная стена, позволяли им наблюдать за створом улицы.
– Упустили, Николаша, вот те крест, упустили, – причитал Левушка. – Едем к Варварским воротам!
– Это для чего?
– Он где-то там живет.
– Перестань дурить. Коли и живет – как ты его искать собираешься? Ни имени, ни прозвания не знаешь!
– У нищих спросим! Они должны были приметить!
– Не будь дураком, Тучков. Ничего тебе нищие не скажут. Потому что ты для них чужой, да еще офицер из Петербурга, а этот злодей – свой.
Некоторое время наблюдали молча.
– Николаша!
– Что?
– А ну как в том домишке и спрятан сундук с деньгами?
– Тогда бы он как раз не туда, а в другую сторону побежал… стой, молчи…
Зрение у Архарова было хорошее, не попорченное чтением, вот он и увидел, что загадочный разносчик осторожно выглядывает из-за угла.
– Тучков, огибай бастион сзади, вдоль горжи, делай круг, спроси там у солдат, как в эту улицу с другого конца въехать. Заезжай, прячься в том самом дворе, жди… пошел, да не вскачь, тихо…
И, когда Левушка отъехал на дюжину шагов, Архаров пробормотал вполне внятно: «дурак…»
Левушка, конечно же, едва скрывшись из очей Архарова, тут же пустил своего вороного Ваську в галоп. На бастион он влетел вихрем, едва не сбив с ног сержанта, и так настоятельно требовал указаний пути, что насилу и догадались, чего этот юный подпоручик хочет. Но ему объяснили, где и через сколько шагов поворачивать, указали для приметы часовенку, и он помчался выполнять архаровский приказ.
Проскакав галопом по улочке, он въехал во двор, сильно замусоренный, в середине которого имелся давно потухший костер, достал пистолет, положил его перед собой на конскую шею и стал нетерпеливо ждать.
За то время, что он трепетал, жаждая стычки и перестрелки, можно было раз двадцать «Отче наш» прочитать. Наконец Левушка понял, что дело неладно и что странный разносчик, очевидно, никогда в этот двор больше не забежит, а, всадив кинжал Архарову в живот (тут Левушке живо представился большой кривой бебут темного металла, с тусклым волнообразным узором по лезвию, из тех, что привезли с турецкой войны знакомые офицеры), уходит закоулками, унося с собой тайну трех меченых рублей.
Придя в ужас от нарисовавшейся картины – лучший друг Архаров, лежащий в пыли и крови у конских ног и зажимающий рукой смертельную рану, – Левушка выехал со двора и поскакал разыскивать тело.
И он его обнаружил.
Прежде всего он увидел коня без всадника. Конь стоял спокойно, никуда не убегал. А затем – мужскую фигуру возле коня, почти им скрытую, и размерами – совершенно не архаровскую.
Левушка, выставив перед собой пистолет, чтобы выстрелить в самую последнюю секунду, мчался мстить за друга, когда услышал отчаянный крик:
