Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь
— Друзья мои, нас пригласили на кровавую свадьбу, — заключил Лесдигьер. — Цель ее — уничтожать гугенотов, которые съедутся по случаю бракосочетания короля Наваррского в Париж. Это всё — королева-мать! Уверен, это ее замысел. Нет, она не Эвменида[27], а скорее Фурия[28]! Нас предупреждали со всех сторон, а мы не послушали. А наш адмирал — тот просто ослеп, и вот поплатился головой.
— Бедный Колиньи, — вздохнул Шомберг, — они все-таки добили его.
— Он стал одной из первых жертв. А сколько их уже и сколько еще будет? Мы попали в Планкты, и нам не помогут ни Гера, ни Посейдон со своим трезубцем[29].
— Не время рассуждать, — произнес Матиньон. — Нам всем сейчас надо выбираться из города, воздух Парижа стал вреден для наших легких.
— Что ты предлагаешь?
— Будем пробираться в Сен-Жерменское предместье, гугенотов там нет, а значит — это верный путь к спасению. На набережную выходить небезопасно, сами слышали — там бесчинствуют орды убийц; надо думать, что и лодок там тоже нет, как о том нас и предупреждал король. Значит, будем выбираться через мост Менял.
— Но как?
— Этого я и сам не знаю, но это единственный выход, ибо все городские ворота закрыты и патрулируются стражей. Нам не помогут ни пароль, ни наши повязки: офицеры и гвардейцы знают всех нас в лицо.
— А что делать мне? — спросил Шомберг. — Я так и буду ходить по городу без оружия?
— Только до тех пор, пока мы не найдем для тебя белый крест и повязку.
— Где же мы их найдем?
— Снимем с любого убитого католика.
— Но я еще не видел ни одного мертвого паписта! Повсюду голые, обезображенные трупы гугенотов!
— Мы прошли всего одну улицу, Шомберг, и скоро ты их увидишь. Если нет, то нам самим придется добыть то, что нам нужно. В противном случае, друзья мои, отсюда не выбраться и нас убьют так же, как и других, если до того времени королю не придет в голову отдать приказ о прекращении убийств.
Едва Матиньон закончил речь, как со стороны улицы Кокийер раздался многочисленный топот бегущих ног и послышались воинственные крики:
— Смерть гугенотам! Бей обманщиков-еретиков! Слава Иисусу! Бей лжецов и негодяев!
— А вот и то, чего нам только недоставало, — воскликнул Лесдигьер. — Клянусь рогом дьявола, что это за нами! Шомберг, вот твоя шпага, кинжал, пистолеты. К бою, господа! Сейчас будет жарко.
— М-да, — протянул Матиньон, — похоже, королю не скоро придет в голову умная мысль.
И они приготовились встретить свору убийц, уже вылетевших с победными криками на перекресток, образованный улицами Кокийер и Прувель.
Глава 5
Как женщина порою мстит
Проводив удалившихся глазами, Антуанетта де Форвиль вернулась к себе. Вдруг к ней подошла служанка.
— Мадам, — взволнованно заговорила она, — я должна вам кое-что сообщить.
Графиня, собиравшаяся уже отдать распоряжение по поводу беспорядка, учиненного непрошеными гостями в ее апартаментах, осеклась на полуслове и удивленно посмотрела на молодую женщину:
— Сообщить? Что же именно?
— Мадам, у вас в гостях только что были гугеноты.
Если бы графине сказали, что Папа Григорий XIII внезапно стал реформатом, она, вероятно, меньше бы удивилась, чем тому, что услышала.
— Гугеноты?! Что ты мелешь? С чего ты взяла?
— Я узнала их! Одного зовут Лесдигьер, он был на службе у королевы Наваррской.
— У королевы Наваррской Жанны Д'Альбре? На службе?.. Гугенот?.. — повторяла госпожа де Форвиль, глядя невидящими глазами и стараясь осмыслить сказанное. Несколько секунд длилось тягостное молчание. Внезапно глаза ее широко раскрылись от ужаса, и она вцепилась руками в собеседницу. — Лесдигьер?! — воскликнула она. — Капитан гвардии маршала Монморанси? Первая шпага королевства!
— Да, мадам. А господин Шомберг, что был у вас ночью — его друг.
Весь смысл дурацкого положения, в которое она попала, только сейчас начал доходить до мадам. В состоянии оторопи она находилась, вероятно, с добрых полминуты, бессмысленно искривленными в нервном смехе губами; потом сильно встряхнула служанку за плечи.
— Но как ты узнала это? Отвечай!
— О мадам, однажды я была в ювелирной лавке… помните, вы посылали меня за сережками, которые заказали у мэтра Ле Дуй?
— Помню, ну и что же?
— В эту лавку как раз и зашла королева Наваррская в сопровождении гугенотов. Она тоже покупала там драгоценности в связи с предстоящей свадьбой…
— Дальше!
— Среди ее придворных были господа Лесдигьер и Шомберг. Я обратила внимание на первого, потому что он очень красив и строен, и он так посмотрел на меня, что мне тут же захотелось очертя голову броситься в его объятия. Все время, что они там были, я не сводила с него глаз, и потому хорошо запомнила его лицо и голос.
— Голос?
— Да, он громко разговаривал с друзьями; они обсуждали драгоценности, которые выбирала королева.
— Ты говоришь, что узнала его? Но почему в таком случае не узнала его я, ведь мы тоже встречались?
— Здесь может быть только одно объяснение, — проговорила служанка, тяжело вздохнув. — Он не запал к вам в душу так, как мне, К тому же здесь он все время старался оставаться в тени, вы заметили это?
— Но зачем же тогда ты его выдаешь? — спросила графиня, все еще не желавшая верить в очевидное и старавшаяся найти оправдание собственному неосторожному поступку.
— Потому что он не обращал на меня внимания, всецело занятый королевой, на которую смотрел влюбленными глазами.
— И это оскорбило тебя?
— Да, мадам, моя гордость была уязвлена. С тех пор я стала ненавидеть его, но никогда не мечтала о мщении, потому что он был для меня недосягаем. И вот сегодня, в эту ночь… я вновь встретилась с ним.
— Да ты не женщина, а злобная фурия! — совсем другими глазами посмотрела на молодую ревнивицу графиня де Форвиль. — Как ты могла вообразить, что он, сиятельный вельможа, увлечется тобой, простой служанкой, которую видит впервые в жизни? Ужели ты способна представить себе, что ради тебя он бросит королеву? Это же безумие!
— Сама не знаю… но я влюбилась тогда с первого взгляда, впервые в жизни…
— И сразу же возомнила невесть что! Ну, это дело прошлое. Теперь ответь мне, Жавотта, как же ты узнала его, если лицо его все время оставалось в тени? Да и откуда ты могла его видеть?
— Из своей комнаты, дверь была приоткрыта. Я улучила момент, когда на лицо его упал свет из окна, и сразу же узнала.
— Почему же ты сразу не сказала, негодная?
— Посудите сами, мадам, — ответила Жавотта, — могла ли я сказать вам тогда, когда они были здесь? Да они тотчас убили бы вас, ведь вы сразу же подняли бы шум…
Графиня кивнула, признавая справедливость доводов служанки.
— Так, так, — медленно проговорила она, и глаза сузились и запылали гневом, — выходит, они приходили сюда, чтобы выручить из беды друга?
— Да, мадам.
— И думают, что сумели обвести вокруг пальца! — сухо и отрывисто рассмеялась она. — Плохо же они меня знают, господа кальвинисты. Я отомщу им за унижение, а заодно и за погром, что они учинили!
Она выбежала на улицу и принялась громко кричать, зовя на помощь. Однако никто не откликнулся, хотя вооруженные группы католиков и расхаживали поблизости. И только когда она догадалась крикнуть «Убивают католиков!», к ней сразу же примчался со стороны Монмартра небольшой отряд вооруженных горожан из народного ополчения. Иные держали в руках шпаги, но то были просто наемные убийцы — искатели приключений и легкой наживы. Едва графиня рассказала им о том, что из ее дома только что вышли три гугенота, ограбившие и избившие ее, и сообщила, что двое имели опознавательные знаки, как вся свора убийц, потрясая оружием и вопя «Смерть гугенотам!», бросилась в том направлении, куда указала графиня.
Настигнув протестантов, они сразу же вступили в бой. Силы были неравными, потому что противник был вооружен аркебузами, и наши друзья поняли это, когда увидели дула ружей, с двух сторон направленные на них. Теперь надо было постоянно передвигаться с места на место, чтобы аркебузиры не смогли прицелиться. Еще лучше было подставить под пулю спину врага, поэтому они старались не убивать противников, а, пользуясь ими как живыми щитами, приближаться к стрелкам, чтобы поразить сначала их. А те — то целясь, то вновь поднимая головы и осыпая гугенотов проклятиями, никак не могли произвести выстрел, ибо в этой куче тел, которая вертелась перед глазами, наверняка можно было попасть в своих.
Но один сумел все-таки выстрелить, и пуля угодила Шомбергу в бедро. Он вскрикнул; его ладонь, которую он протянул к пораженной ноге, моментально окрасилась кровью.
