Рангея Рагхав - Гибель великого города
Вени вопросительно подняла на него глаза.
— Она хотела обмануть и меня и поэта. Она задумала убежать, украв драгоценности и деньги. Но ты, Вени, меня спасла! Ты высвободила меня из этой отравленной западни. Я был одинок, меня утомила жизнь. И тогда на моем пути встала эта египетская красавица. Я сделал ее госпожой, осыпал золотом, и она возгордилась этим, — ей показалось, что она победила мое сердце и своими прелестями завоюет весь мир. Но я не любил ее Вени! В душе я смеялся над ней. Она не обладала истинно женским сердцем, она была всего лишь рабыней, жадной до чужого золота. Но и став госпожой всех моих богатств Нилуфар не подарила мне свою любовь…
Манибандх замолчал. Он казался удрученным, и всякий удивился бы, увидев его сейчас.
— Высокочтимый! У вас горе? — поразилась Вени. — Ведь вы подобны льву…
Манибандх поднялся и в волнении начал расхаживать по комнате. Неожиданно остановившись у ложа Вени, он сказал:
— Я сам не знаю, чего хочу!..
Взяв купца за руку, Вени усадила его на ложе и ласково сказала:
— Чего может хотеть человек… — Она закинула назад свои волосы, — кроме любви, высокочтимый? Без любви человеку трудно нести бремя жизни.
Их лица были рядом. Властный взгляд Манибандха был устремлен в ее глаза. Вени потупила взор, легкая тень стыдливости пробежала по ее щекам. Это взволновало Манибандха.
— Вени, ты земной рай! — восторженно заговорил он. — Ты не стремишься к богатству. Отныне я ненавижу свои сокровища. Это золото жжет глаза, как языки пламени. Я никогда не мог насытить свою жажду богатства. Прежде я владел золотом, теперь оно подчинило меня себе. Оно хочет пожрать меня. Мне нет спасения! Вени, поддержи меня! Скажи: «Манибандх, остановись, остановись!»
Он замолчал. Томная и расслабленная, сидела перед ним Вени. Грудь ее поднималась с каждым вздохом. Манибандх потянул Вени за руку. От жаркого прикосновения у нее застучало в висках, на лице отразился трепет страсти. Взгляды их встретились, они потянулись друг к другу и не могли больше противиться очарованию близости. Казалось, само небо стало опускаться вниз, а земля вздымалась ему навстречу. Горячее дыхание Манибандха коснулось губ Вени…
В это мгновение кто-то громко чихнул. Послышался язвительный смешок. Вени отпрянула назад. Когда женщину застают в такое мгновение, ей хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Манибандх выпустил руку танцовщицы и привстал, обезумев от ярости. Брови его грозно сошлись. Кто осмелился на эту неслыханную дерзость? Олицетворением испепеляющего гнева, образом самой смерти двинулся высокочтимый к дверям.
— Эй, раб! — взревел он.
— Да, господин! — ответил мгновенно появившийся слуга.
— Ты сейчас чихнул?
— Нет, великий господин! Смею ли я…
Начались розыски. Манибандх не мог успокоиться.
Снова окликнул раба.
— Ты видел? — спросил Манибандх у него.
— Кого, господин?
Только Нилуфар могла решиться на подобное. Но назвать при Вени ненавистное ей имя?! Да и как могла оказаться здесь рабыня?
— Того, кто чихнул… — неуверенно сказал Манибандх.
— Нет, великий господин.
— Хорошо, иди!
Раб вышел, едва сдерживаясь от смеха, — это он чихнул. По приказу Манибандха, весь дворец тщательно обыскали, а управитель Акшай вновь обшарил каморки рабов. Придя к Хэке, он завел с ней обычный разговор. «Никто не узнает», — уговаривал он ее. Но Хэка просила его поскорее уйти, так как должен был явиться Апап. «Лишний раз не стоит встречаться с черным дьяволом», — решил управитель и пошел дальше.
Воспоминание о Нилуфар приводило Манибандха в бешенство.
Теперь он знал, что египтянка прячется в потайных местах, и горько сожалел, что когда-то рассказал ей о них. Только он и Нилуфар знали эти ходы. И высокочтимый сам отправился на поиски.
Один из рабов видел, как господин удалился в свои покои. Он пошел вслед за ним, но в комнате, к удивлению своему, никого не обнаружил. Тогда слуга в недоумении сел у дверей и принялся ожидать хозяина. Прошло много времени. Вдруг снаружи послышался властный голос. Раб вышел. Его изумлению не было границ: он увидел Манибандха! Потом он долго размышлял обо всем этом, но так и не мог ничего понять…
Ни о чем не подозревавшая Нилуфар сидела, зарывшись в солому. Прибежала Хэка и присела у двери. Вскоре появился Акшай. Взяв с Хэки обещание прийти к нему ночью, он торопливо ушел.
— Ты знаешь, почему он приходил? — спросила Хэка.
— Нет! — ответила Цилуфар.
— Все снова ищут тебя.
Египтянка вздрогнула.
— Но и на этот раз не найдут.
В голосе Хэки звучала насмешка, словно для нее это происшествие было лишь забавой.
— А знаешь, почему они тебя ищут?
— Почему?
Слушая рассказ Хэки, Нилуфар не могла удержаться от смеха.
— Сегодня Манибандх непременно обыщет во дворце все тайные ходы, — задумчиво сказала она. — Но что он там найдет? Пыль?
Хэка молчала.
— Теперь я здесь не останусь!
— Почему?
— Мне нельзя оставаться!
— Это все, что ты могла придумать? — буркнула Хэка.
— Нет, не все!
— Что же еще?
— Сегодня я опять пойду на праздник.
— На праздник?! — воскликнула Хэка. — А если тебя увидит Манибандх? Он сдерет с тебя кожу!
— Но я так люблю праздники! Мне будет очень тоскливо, Хэка!
— Хорошо, госпожа, — недовольно сказала Хэка. — Делай, как тебе хочется!
Из уголка ее глаза выкатилась слезинка — одна маленькая слезинка. Нилуфар смотрела на нее с удивлением.
— Ты плачешь?
— Разве тебя убедишь? Он может приказать живьем зарыть тебя в землю или натравить на тебя охотничьих собак…
От этой мысли у обеих мурашки забегали по телу.
— Думаешь, я ухожу потому, что не хочу быть с тобой? — тихо сказала Нилуфар.
Ответа не было.
— Ты не слушаешь меня?
— О чем ты говоришь? — спросила Хэка.
— Ведь Апап страдает из-за тебя…
— Я не понимаю твоих слов.
— Чтобы спасти меня, ты ходишь к Акшаю, и это огорчает Апапа. Если я не уйду, он возненавидит меня, потому что я мешаю вашему счастью.
Хэка сказала решительно:
— Я напомню Апапу, что я ему не жена. Если Акшай пожалуется высокочтимому, тот может любого из нас продать на невольничьем рынке. Я принадлежу господину. Пусть Апап посмеет меня упрекнуть, я напомню ему, что он раб. Ему ли быть таким гордым!
Нилуфар опустила голову.
— Ты помнишь, как поступил Апап, когда господин отдал меня Акшаю? Куда девалась тогда вся его сила? Нилуфар! Если бы ты не стала госпожой, то, клянусь, не было бы между нами подобных споров. Мы бы жили спокойно, как все рабы, и не роптали на жизнь.
Нилуфар молчала. Потом вдруг заявила:
— Все же на праздник я непременно пойду.
— А я пойду к Манибандху! — насмешливо ответила Хэка.
Нилуфар улыбнулась.
— Ну что ты сердишься? Я ведь не сошла с ума. Меня никто не узнает в мужской одежде.
— Сегодня я почему-то боюсь за тебя!
— Видно, ты полюбила меня больше, чем своего Апапа!
— Не говори так, Нилуфар!
— Что, любовь делить не следует? — пошутила Нилуфар и со вздохом добавила: — Хэка! Будь у меня такой возлюбленный, как Апап, разве я не была бы счастлива?!
Хэка пристально взглянула на нее.
— Ты же сама в детстве говорила: «Хэка, ты будешь принадлежать зверю, а Нилуфар станет госпожой». Помнишь того звездочета?
Нилуфар вдруг расплакалась. Хэка прижала своей груди, из глаз ее тоже катились слезы.
…Вечерело. По краям неба затаились тени, чтобы при первых шагах ночи выскользнуть из своей засады. К храму Ахираджа стекались толпы людей.
Праздник Ахиражда был священным для всех стран долины Инда. Он совершался ежегодно в седьмой день светлой половины месяца шравана. Прошлогодние жертвенные дары не умилостивили великого бога. Голод терзал его, и великий бог дал волю гневу, сотрясая и ломая все в своем подземном царстве. «Чтобы он не вырвался наружу, надо вновь принести ему обильную жертву», — решили жрецы Мохенджо-Даро.
«Почему богиню Махамаи не умилостивило такое пышное и богатое жертвоприношение?» — с тревогой спрашивали друг друга жители Мохенджо-Даро. Земля опять сотрясалась от гнева, гнев ее был еще ужаснее. Самые мудрые люди города долго совещались с верховным жрецом и решили, что только жертвоприношение царю змей искупит все грехи. Паломников из других стран терзав страх: то ли пришел конец света, то ли боги гневаются на них! Бог огня Птах всегда спасал египетский народ от землетрясений. Но ведь в Мохенджо-Даро никогда не было подобных бедствий!
И горожане обратились к жрецу. Не угрожают ли им великие бедствия? Может быть, в городе появился ужасный грешник, которого боги не могут простить? Кто он? Не высокочтимый Манибандх ли? Но грех не может исходить от мужчины, первопричина всякого греха — женщина. Как бы грешил мужчина, если бы не было женщины? Значит, виной всему его полунагая египетская певица. Это она нарушила танец в честь великой богини Махамаи.
