Иван Клула - Екатерина Медичи
Вся королевская семья торжественно поклялась исполнять положения этого мирного договора. 15 августа вместе со всем двором король отправился в Собор Парижской Богоматери на мессу и вечерню. Затем он поужинал в Парижской ратуше. Ночью были убраны виселицы и сняли чучела адмирала и других протестантских предводителей, повешенные на Гревской площади и Мокфоконе. Радостный народ толпой повалил на улицы и площади, где именем короля провозглашался мир и забвение прошлого.
После того как было найдено мирное решение проблем, военные страсти несколько смягчились. Снова можно было думать о праздниках. Сезон начался 3 октября – в прошлые годы этот роковой день приносил траур и сражения; но на этот раз в особняке Гизов в Париже состоялся великолепный прием по случаю брака молодого герцога Генриха и Екатерины Клевской, вдовы принца Порциана, гугенота. Екатерина Медичи тоже там присутствовала до полуночи. Дом был великолепно украшен золотыми и серебряными вазами, принадлежавшими кардиналу Лотарингскому. [201]
Закончится ли 1570 год, как и этот брак, союзом воды и огня, братством католиков и протестантов? Испания и Святой Престол в лице их представителей при дворе опасались этого и были чрезвычайно возмущены. Счастливая королева Екатерина радовалась: она помирилась со своими врагами, освободилась от необходимости личной мести, забыла об усталости военных походов и теперь, наконец, могла обеспечить Французской короне роль, достойную ее величия в международном плане. [202]
Глава V. Урожай корон и слез
Недавняя война со всей очевидностью показала, что Франция была использована в качестве поля битвы соперничающих европейских идеологий: в последовавшей за ней бурной дипломатической деятельности столкновение католиков и протестантов приняло новую форму – форму борьбы за брачные союзы. У Екатерины были весьма прозаические заботы – обеспечить самую лучшую партию для своих детей, и поэтому ее практически не смущали религиозные убеждения второй стороны. Но у ее партнеров задача была иной – через браки они боролись за свое собственное дело – католицизма или протестантизма.
После долгих увиливаний Филипп II Испанский согласился больше не препятствовать браку Карла IX с младшей дочерью императора, обеспечив себе старшую после смерти Елизаветы Валуа. Он считал, что, оставаясь шурином молодого короля, ему будет легче удерживать Францию в лагере католических держав. Это же соображение побудило его не мешать Екатерине начать переговоры в Португалии по поводу брака Маргариты Валуа и короля Себастьяна.
Эти брачные маневры вызывали крайнее беспокойство протестантов. Как только мир был заключен, они решили их опередить, предложив весьма заманчивые партии: руку Генриха Наваррского Маргарите Валуа и руку королевы Елизаветы Английской герцогу Анжуйскому. Это было первое официальное предложение, сделанное Екатерине.
Ослепленная таким предложением Екатерина потребовала, чтобы оно было подтверждено ее послу Ламотту-Фенелону. Тот обеспечил себе помощь фаворита Елизаветы Лестера. Разодетая и улыбающаяся королева приняла посла. [203] Она заметила, что уже далеко не молода. Если бы не ее обязанность обеспечить наследников, ей было бы стыдно выходить замуж, потому что женихов привлекает скорее ее королевство, а не она сама. Посол ответил, что герцог Анжуйский сумеет полюбить ее так, как она сама того желает.
Но дело еще не было решено. Несмотря на все выгоды такого брака, герцог вдруг начал сопротивляться: у него вызывали отвращение кокетство и вольности Елизаветы с ее предыдущими фаворитами. Екатерине очень не хотелось терять целое королевство из-за физического отвращения своего сына, и она попыталась как-нибудь решить проблему. Она намекнула, что Елизавета может удочерить одну из своих родственниц, сделав ее наследницей, на которой женится герцог Анжуйский. Если не подходит ее второй сын, она выдвинула кандидатуру самого младшего – герцога Алансонского – шестнадцатилетнего юноши маленького роста и смуглолицего. Его бы устроил брак с королевой, лишь бы отказаться от партии, предложенной Екатериной – жениться на дочери Августа Саксонского. Так закончился первый акт этой матримониальной комедии. Но вскоре главные действующие лица снова выйдут на сцену.
Очень важно было также решить судьбу принцессы Маргариты. Ее можно было использовать, чтобы обеспечить связи с католическими или, если надо, с протестантскими государствами. Нежная, умная, красивая и изящная принцесса Маргарита вскружила немало голов при дворе; не только Гизу, разумеется, но (как она будет хвастаться позже и что вполне вероятно) и своим родным братьям – королю, герцогу Анжуйскому и даже самому младшему из братьев, герцогу Алансонскому.
Папа Пий V был предупрежден о секретной статье Сен-Жерменского мирного договора, которая предусматривала брак Маргариты и гугенота Генриха Наваррского. Чтобы отвести опасность, он использовал все свое влияние при переговорах о браке принцессы и юного короля Португалии дона Себастьяна. Филипп II тоже, казалось, поддерживал этот проект. Но посланные ко двору в Лиссабон испанец [204] Луис де Торрес от Папской палаты, потом де Маликорн вернулись с неблагоприятным ответом. Женить короля было делом щекотливым: он был несколько странным, всегда носил на поясе одну из книг святого Фомы Аквинского и его везде сопровождали два монаха-театинца [12]. Если кто-нибудь решит к нему подойти, «он тотчас же начинает перебегать с места на место, не останавливаясь, чтобы преследователи утомились и оставили, наконец, его одного с его театинцами». Тщетно посол в Испании де Фуркво пытался успокоить Екатерину: «Все, что о нем говорили Вашему Величеству, не соответствует истине. Его волосы подобны золотым нитям, он здоров и крепок, и даже если он не слишком интересуется женщинами, как говорят, то это только укрепит его здоровье и он будет прекрасным мужем». Но его окружение вело себя слишком сдержанно. Сен-Жерменский мирный договор был расценен как унизительная капитуляция по отношению к гугенотам. Прежде чем взять на себя какие-либо обязательства, советники короля Португалии решили выяснить, как будут разворачиваться события во Франции. Некоторые из их замечаний были чересчур дерзкими: так, они заявили, что тетка принцессы, Маргарита Французская, несколько лет ждала, пока не вышла замуж за герцога Савойского, и что дочь Екатерины тоже вполне могла бы подождать!
Обескураженные и раздраженные таким поведением, Карл IX и его мать отчаялись добиться положительного результата в этих переговорах. В ноябре 1570 года они подыскали другую партию для девушки: Генриха Наваррского. Протонотарий [13]Франческо Браманте, посланный Пием V, чтобы выразить официальный протест против мирного договора, заключенного с еретиками, с ужасом констатировал, что кардинал Бурбонский изо всех сил склонял к [205] этому браку, который должен был принести очевидную выгоду его племяннику-еретику. Но король и его мать намекали нунцию Франжипани на некий план, который они составили против гугенотов и тайно его претворяли в жизнь. Ходили слухи, что милости, оказанные протестантам, и добрый прием, оказанный принцессе Конде, были всего лишь ловушкой, чтобы привлечь ко двору адмирала де Колиньи и юных принцев и схватить всех троих. В середине ноября 1570 года архиепископ Санса Никола де Пеллеве доверительно сообщил протонотарию, что мир был заключен только для того, чтобы выставить рейтар за пределы королевства и уничтожить протестантских главарей с помощью железа, яда или убить руками их сторонников, подкупленных для этой цели. Таким образом можно было надеяться, что все эти выродки перебьют друг друга в три дня.
Этот разговор состоялся в Мезьере, на границе с Империей, куда французский двор переехал по случаю свадьбы Карла IX и Елизаветы Австрийской, дочерью императора Максимилиана II. Сначала в этом маленьком городе, а потом в Париже были запланированы великолепные приемы. Будущую королеву, прибывшую в сопровождении архиепископа Трирского и целой толпы знатных немецких вельмож, встречали в Седане братья короля. 25 ноября она прибыла в Мезьер в своем золоченом экипаже с белой и алой обивкой, в который были впряжены четыре гнедых венгерских рысака. Королева-мать встречала свою невестку – очаровательную светловолосую принцессу шестнадцати лет. В честь ее приезда Екатерина в день свадьбы отказалась от своих траурных печальных одеяний, надев «светские шелка». Сама королева-мать и ее дочери Клод и Маргарита руководили церемонией одевания новобрачной: сначала платье из серебряной ткани, расшитое жемчугом, потом широкая накидка из фиолетового бархата, усеянная цветами лилий, венчала все закрытая корона, украшенная бриллиантами, рубинами и изумрудами. Перед свадьбой король пытался обмануть свое нетерпение, охотясь в нормандских лесах на оленей как раз недалеко от того места, которое он [206] выбрал для строительства дворца, впоследствии названного им Шарлеваль. Этому нелюдимому, длинному и худому юноше шел двадцатый год. Он обрадовался, увидев свою юную супругу, и был с ней очень любезен. Но он никак не мог соперничать в галантности и обходительности со своим братом Анжу. Незадолго до этих событий ревнивый Карл увидел в ушах брата серьги с огромными подвесками, каких не носили даже африканские мавры, и приказал пробить шилом уши пятидесяти дворянам, сопровождавшим его на охоту – даже тому, которому было чуть ли не семьдесят лет, и заставил их носить серьги. А потом вдруг приказал снять все эти драгоценные безделушки. Пытаясь скрыть от своей невестки все эти ревнивые выходки и грубости, Екатерина, поспешно договорившись с королем, решила заняться воспитанием Елизаветы и научить ее французским манерам с помощью переводчицы юной королевы Маргариты де Ла Марк, правящей графини Аренбергской.
