Энн Райс - Плач к небесам
– Отвези меня на гору.
Человек отпрянул.
– Сейчас? Прямо сейчас? Это будет лучше сделать днем, когда…
Тонио покачал головой. Достал из кошелька две золотые монеты и вложил их в руку возницы. Улыбнулся жутковатой улыбкой человека, уверенного в своих силах и безразличного ко всему, и сказал:
– Нет. Отвези так высоко, как можешь. Сейчас. На гору.
В пригородах коляска двигалась довольно быстро, однако путь до начала пологого склона, на котором красиво раскинулись под гигантской луной сады и оливковые рощи, оказался довольно длинным. Гул вулкана становился все громче и громче.
Тонио уже чувствовал запах гари. Пепел попадал ему на лицо и проникал в легкие. Он прикрыл рот и зашелся в кашле.
В голубоватой дымке едва виднелись маленькие домишки. Их жители, сидевшие у открытых дверей, поднимались на ноги при виде подрагивающего фонаря коляски и тут же снова опускались, услышав, как возница хлещет лошадь, подгоняя ее.
Подъем становился все круче и труднее. Наконец они достигли точки, выше которой лошадь идти не могла.
Они остановились в рощице оливковых деревьев. Далеко внизу мерцали огни Неаполя, напоминающего огромный полумесяц.
А потом раздался гул, поначалу слабый и рассеянный, но постепенно он усилился настолько, что Тонио в испуге прижался к боку коляски. Гул завершился оглушающим грохотом, и на озарившемся небе стал виден исполинский столб дыма, разделенный ровно пополам сверкающим языком пламени.
Тонио спрыгнул на землю и сказал вознице, чтобы он поспешил вниз. Тот, кажется, запротестовал. Тонио, не слушая его, сделал несколько шагов в сторону, но тут из зарослей, которыми был покрыт каменистый склон, возникли еще две темные фигуры. То были проводники, которые в дневное время помогают людям добраться до конуса вулкана.
Возница был против того, чтобы Тонио шел дальше, и один из проводников, кажется, тоже. Но, предупредив возражения, Тонио заплатил второму из них и, взяв предложенную ему палку, вдел свободную руку в ременную петлю, свисавшую сзади с пояса мужчины. Оказавшись в такой связке с проводником, Тонио последовал за ним в темноту.
Из недр земли снова донесся грохот, сопровождаемый вспышкой света. Стало светло как днем, и среди зарослей деревьев Тонио увидел маленький домик и еще какого-то человека. Тут же воздух наполнился градом мелких камней, со стуком падающих на землю. Один из камней угодил Тонио в плечо, но несильно.
Только что появившийся человек махал руками.
– Выше идти нельзя! – прокричал он, приближаясь к Тонио. При свете луны сквозь оливковые ветви можно было разглядеть его изможденное лицо и вытаращенные, как у чахоточного, глаза. – Идите вниз! Вы разве не видите, что здесь опасно?
– Вперед! – велел Тонио проводнику. Но тот остановился.
Тогда человек показал на огромную развороченную кучу земли, возвышавшуюся перед ним.
– Прошлой ночью здесь была роща, такая же, как эта, – сказал он. – На моих глазах земля вздыбилась, и вот, смотрите, что теперь. Поднимаясь выше, вы играете со смертью.
Он заковылял в сторону, так как в это время снова посыпался град камней, и на сей раз Тонио почувствовал на щеке кровь, хотя не заметил камня, который задел его.
– Иди вперед! – велел он проводнику.
Тот порылся в своих вещах. Потом подтащил Тонио на несколько ярдов вверх по склону. И остановился. Он что-то говорил и жестикулировал, но из-за гула горы Тонио не мог разобрать слов. Он снова крикнул: «Иди!» Но ему стало ясно, что проводник изнурен и напуган и ничто на свете не заставит его продолжать путь. На неаполитанском диалекте он умолял Тонио остановиться. Когда же он высвободил Тонио из ременной петли и тот полез вверх на карачках, цепляясь руками за грязную землю, проводник закричал ему по-итальянски, чтобы быть понятым:
– Синьор, этой ночью гора извергает лаву! Посмотрите, там, наверху. Идти дальше нельзя!
Тонио лег на землю, правой рукой прикрывая глаза, а левой – рот. Сквозь висевшие в воздухе частички пепла он смог увидеть слабое свечение потока, обозначающего линию склона справа от него: это лава текла вниз, исчезая в бесформенных зарослях. Тонио не шевелился и смотрел на огненный поток, не отрывая взгляда. Сверху на него сыпался пепел, а потом снова полетели камни, ударяя его по спине и голове. Он закрыл голову руками.
– Синьор! – истошно завопил проводник.
– Уходи! – прокричал в ответ Тонио.
И, не оглядываясь, чтобы проверить, послушался ли его проводник, на карачках быстро полез вверх по склону, цепляясь для ускорения за корни и опаленные ветви деревьев, врезаясь носками башмаков в мягкое месиво под ногами.
Снова посыпался град камней. Эти взрывы происходили согласно какому-то ритму, но Тонио не мог его определить и даже не пытался. Он просто припадал к земле, закрывая голову и лицо, и поднимался вновь, как только это становилось возможным. Огонь наверху освещал небо даже сквозь густое облако пепла.
Его остановил приступ кашля. Он завязал рот платком и продолжил свой путь, теперь более медленно. Его ладони и колени были сплошь в ссадинах и царапинах, а камни поранили ему лоб и плечо.
Гора опять заговорила. Сначала раздался гул. Он все нарастал и нарастал, пока не завершился ужасающим грохотом. Ночное небо снова полностью озарилось.
И тогда за полумертвыми деревьями, лежавшими впереди, Тонио увидел, что достиг подножия гигантского конуса. Он находился почти на самой вершине Везувия.
Он стал цепляться за землю, а она уходила вниз, и мелкие камешки сыпались ему в рот. Сама земля двигалась, вздымалась кверху! Яростный грохот оглушил его. Дым и пепел вились вокруг столба ослепляющего пламени, при свете которого был виден высокий голый конус, уходящий к небесам. Тонио снова двинулся вперед. Протянул руку к дереву, стоявшему всего в нескольких ярдах выше, как последний, упрямый и измученный часовой, но упал и почувствовал, что его подбросило вверх, в то время как дерево с жутким треском расщепилось пополам.
Повсюду открывались трещины, из которых поднимался кипящий пар. Тонио стал поспешно отползать назад.
В рот набивалась грязь, к ресницам прилипали мертвые листья. Но перед полуослепшими глазами по-прежнему стояла красная вспышка, как при взрыве. Он отчаянно цеплялся за землю, которая поднимала его, перекатывала с боку на бок. Снова раздался грохот, и его затрясло. Но хотя его горло сжималось спазмами крика, хотя руки цеплялись за камни, он не слышал ни одного звука, который исходил бы от него самого, он вообще не чувствовал в себе жизни, ибо стал частью горы и ревущего котла внутри ее.
7
Его лица коснулись теплые лучи солнца.
Дым висел в воздухе мириадами мельчайших частиц. Но где-то далеко пели птицы. И это было не раннее утро. Перевалило за полдень, и он мог определить это и по положению солнца на небе, и по ощущению тепла на лице и руках. Притихшая гора негромко ворчала.
Тонио только что открыл глаза. Долгое время лежал неподвижно, а потом понял, что рядом с ним стоит какой-то человек.
Его силуэт на фоне голубого неба был нечеток, а сам он был настолько изнурен, бледен и так дико таращил глаза, что казался ожившим мертвецом.
В первый момент испугавшись, Тонио тут же разглядел за его спиной прекрасные зеленые склоны, сливавшиеся внизу с плодородной долиной, на которой выделялась мозаика ярких красок и света – Неаполь. Стоящим рядом человеком был всего лишь местный житель, вышедший некоторое время тому назад из своей хижины, чтобы предостеречь Тонио.
Не произнеся ни слова, он протянул руку. Вытащил Тонио из грязи и медленно повел его вниз с горы.
Добравшись до города, Тонио зашел в одну из лучших гостиниц на Моло и снял дорогой номер из нескольких комнат. Послал слугу в лавку за парой чистого белья и смог наконец вымыться.
Искупавшись, он приказал вынести лохань из комнаты и какое-то время стоял перед зеркалом голышом, разглядывая себя. Потом облачился в чистую рубашку, аккуратно расправив кружева у воротника и на манжетах, надел бриджи, чулки и сюртук и вышел на веранду.
На завтрак ему принесли фрукты и шоколад и еще турецкий кофе, который он так любил пить в Венеции.
Он уселся на открытом воздухе, глядя на белый пляж и голубовато-зеленоватое море.
В море было полно рыбацких лодок и судов, направлявшихся в порт.
Прямо под его верандой лежала площадь под названием Ларго, наполненная той суетной и суматошной жизнью, которую он уже привык здесь видеть.
Тонио напряженно размышлял.
Хотя наступил редкий в его жизни момент, когда ему совсем незачем было это делать.
Прошло уже четырнадцать дней с тех пор, как он приехал в Неаполь. А перед этим – еще четырнадцать дней в пути, после того как они покинули убогую комнатенку в Фловиго. И все это время он, вероятно, ни разу не использовал по-настоящему свой разум.
То, что случилось с ним, навалилось на него всей тяжестью. И он никак не мог представить и осмыслить полную картину происходящего. Скорее можно сказать, что разные аспекты случившегося роились вокруг него, как жужжащие мухи, посланницы ада, призванные свести его с ума, и это им почти удалось. Раздираемый ненавистью, снедаемый скорбью по тому мужчине, которым никогда уже не будет, он ополчался против каждого встречного и даже против себя самого, без всякой цели и без надежды, ничего не исправляя и никого не побеждая.
