Николай Задорнов - Симода
– Посол Путятин приказал нам идти на американский пароход, – дружелюбно сказал Посьет.
– О-о, Путятин! О-о! – пролепетал Мисима Тацуноске, делая вид, что изумлен, что не знал ничего подобного, первый раз слышит, что Путятин здесь, но не отступал.
Американская шлюпка врезалась в песок. Матросы в картузах без козырьков сразу спрыгнули с обоих бортов на берег и стали бесцеремонно расталкивать самураев, а матросы в круглых шляпах с синими воротниками на белых рубахах, держа весла стоймя, смотрели с крайней степенью любопытства, делавшей их всех похожими друг на друга.
Офицер в голубом мундире с золотым поясом, при кортике и палаше, подошел к Посьету.
– Поздравляю вас, капитан, и ваших офицеров с прибытием! Капитан Мак-Клуни рад, ждет вас с нетерпением, так же как вас ждут все офицеры и весь экипаж корабля Соединенных Штатов «Поухатан». Пожалуйста, капитан, прошу вас, господа, и прикажите садиться вашим людям.
– Кам, кам... – любезно заговорили американские матросы, приглашая дианских в свою шлюпку.
– Ну, будет, будет тебе! – молвил Сизов еще упрямо наседавшему на него «шурину».
Остальные японцы не мешали. Теперь они смотрели молча и с любопытством, а Эйноскэ кланялся. Когда обе шлюпки пошли, переводчик махнул рукой, словно от души пожелал счастливого пути и успеха. Эйноскэ и Тацуноске заулыбались, как будто только пошутили. Спектакль прекрасно удался. Главный японский посол Кавадзи прав. Он все устроил так, что старались задержать, препятствовать, но чтобы русские могли бы встретиться с американцами. Япония только сделала вид, что недовольна этим. Ни тени не надает на благородную совесть Кавадзи и князя Тсутсуя. Они поступили вежливо. Путятин, конечно, понял. И Посьет не сердился!
Каждый из русских матросов подсел в баркасе вторым у весла. Сосед мельком присматривался к гиганту Сизову, а тот, как в деревне принято, старался сделать вид, что не обращает внимания, а только работает.
Глава 19
ЗВЕЗДНЫЙ ФЛАГ
Приближался борт «Поухатана», черный и блестящий, как гвардейское голенище. Огромный пароход накренился – такое множество людей столпилось и налегло на борт. Скосилась тучная труба среди рей и паутины веревок. По вантам и реям, как украшения из живых гирлянд, до салинга и чуть не до топа мачт всюду висят матросы, держась рукой за снасти и устойчиво упираясь в дерево хотя бы одной ногой. Чувствовалось, что судьба экипажа погибшего корабля «Диана» сильно занимает и тревожит экипаж «Поухатана» и что появление путятинцев – сенсация.
Офицер отдает команду. Весла подняты стоймя, и шлюпка полукругом все тише подходит к трапу. Гребцы как синие изваяния. Многие с бородами. Слышится слабый плеск воды.
Крепят концы два американца. Видны их бороды, торчащие из-под черных фуражек без козырьков, которые стягивают голову серыми околышами, как узкими стальными обручами.
Капитан Посьет переступает длинной ногой на трап и поднимается на палубу.
Вздернув огромную рыжую бороду и раскинув руки, его, как старого знакомца, встречает Мак-Клуни, капитан этого великолепного парохода. Улыбка у Мак-Клуни несколько свирепая, торчат хваткие большие зубы с желтизной, ладонь огромная, как лопата, жмет руку гостя, из-под белесых бровей жмурятся маленькие карие глаза.
– Рад видеть вас, капитан Посьет. С прибытием! Милости просим! Поздравляю вас! Очень рад! Спасибо! Здравствуйте, господа! Милости просим...
– Очень рад! Благодарю вас, капитан Мак-Клуни. Очень рад! Позвольте представить...
Все стали пожимать друг другу руки, вглядываясь в лица.
– Как было в Макао? Вы помните? Ха-ха-ха-ха... – загрохотал Мак-Клуни, слегка обнимая Посьета и как бы обращая его внимание, что все расступились.
Энергично подошел пожилой джентльмен в галстуке, в сюртуке без эполет. Генри Адамс пожал руку Константину Николаевичу.
– У царя все такие? – спросил он, поздоровавшись с огромным Можайским и обращаясь к Посьету, как к старому знакомому. – Поздравляю вас, господа! Милости прошу ко мне. Идемте, капитан... Идемте, господа!
Неясно, с чем поздравлял Генри Адамс. Кажется, с благополучным исходом, что пережили катастрофу и прибыли на «Поухатан». «Или же имеет в виду камчатскую победу?» – со вспыхнувшей гордостью подумал Сибирцев.
Генри Адамс полноват, с клочковатой бородой на большом несвежем лице, косички нестриженых волос торчат из-под околыша. Он показался Алеше уставшим и словно едва оторвался от рабочего стола. Он произносил сухие английские слова без интонаций, но приветливо. Глаза открытые, светлый взгляд их, как показалось Алеше, тоже чем-то заглушён, посол озабочен.
Адамс тронул локоть Сибирцева, как бы замечая его симпатию и прося чувствовать себя непринужденно. Посол оказывался любезным, как француз, умел придавать значение оттенкам, как Мак-Клуни, и не связывать себя формальностями.
Бородатый капитан бросил беглый и меткий взор на лица четырех русских офицеров, словно желая видеть что-то скрытое. Взор был сильный, и впечатлительному Алексею вспомнились описания рабовладельцев из Южных Штатов.
Лица молодых людей не выдавали никакого огорчения. В Японии их действия могут выглядеть значительными! Русский флаг молод на этом океане, как и американский.
– Ужасное, небывалое кораблекрушение! – сказал Мак-Клуни.
По речам всех без исключения японских чиновников, с которыми приходилось об этом говорить, чувствовалось глубокое уважение к Путятину и его людям.
Газеты Лондона, Шанхая и Гонконга писали о сражении на Камчатке. В английском парламенте этому придано значение, сделан запрос, от правительства потребованы объяснения.
– Экипаж просит матросов «Дианы» подняться на палубу и быть гостями, – сказал старший офицер «Поухатана».
– Пожалуйста, Александр Александрович, передайте приглашение людям, – обратился Константин Николаевич к Колокольцову.
Мак-Клуни поднял раскрытую ладонь. Плотная масса американских матросов дисциплинированно расступилась, и Мак-Клуни провел всех по палубе через живой коридор в парусине, как Чермное море[25].
В посольском салоне все располагались на кожаных диванах и креслах.
– Где же адмирал Евфимий Путятин? – подчеркивая, что задает главный вопрос, осведомился Адамс. – Ах, здесь? Путятин здесь! Господа! Я немедленно посылаю приглашение его превосходительству.
Под рукой у посла визитные карточки, отрывной блокнот и перья.
– Лейтенант Пегрэйм...
У стола появился высокий черноволосый американец с голубыми глазами и в голубом мундире.
– Доставьте приглашение его превосходительству, – сказал Адамс. Он вложил письмо и визитную карточку в конверты с американскими морскими орлами и подал лейтенанту. – Возьмите с собой свежие газеты, пожалуйста.
– Серьезная победа на Камчатке, – держа руки на круглом столе с бархатной скатертью и обрезая сигару, говорил Шиллингу молоденький американский лейтенант. – Убит адмирал Прайс... Поврежден пароход и линейный корабль.
Шиллингу хотелось отблагодарить и сказать что-то любезное про Америку, про ее большое сердце, ее желание счастья и процветания всем народам, но подозвал Посьет, чтобы посоветоваться.
Мак-Клуни посылал также приглашения на обед капитану Лесовскому и всем офицерам. В Гёкусэнди ехали трое американских лейтенантов. Мак-Клуни велел, чтобы в храм доставили два мешка хлеба, морские бисквиты и бочку солонины.
– А где же ваш офицер, который ночью схватился на абордаж с «Поухатаном»? – спросил Пегрэйм.
– Он уже закинул нам на борт крючья веревочной лестницы... – сказал кто-то из лейтенантов.
– Где он, господа? – спросил Адамс.
– Да, где же он? – переспросил Мак-Клуни.
– Кто это, господа? – спросил Посьет, обращаясь к своим офицерам.
– Это Петр Иванович Елкин, – ответил Колокольцов.
– Так едемте за ним!
– Вот лейтенант Пегрэйм разговаривал с ним у борта.
– Вы говорили?
– Да.
Шиллинг пожал плечами в недоумении и тихо сказал Алеше:
– Удивляюсь, как он мог разговаривать, не зная ни одного языка!
– Почему не приехал лейтенант Елкин?
– У Елкина нечего на себя надеть, и он отказался ехать, – сказал Сибирцев по-русски.
Посьет перевел, и американцы громко засмеялись.
– Возьмите для него вес, что нужно, – под новые взрывы смеха сказал Мак-Клуни. – Отважным все прощается...
Капитан кивнул головой, как бы показывая, что все будет улажено.
Американские матросы тесно обступили поднявшихся на палубу дианцев. У них синие глаза и смуглые от загара лица. На некоторых видны ссадины и, кажется, раны, – значит, порядочная схватка все-таки ночью произошла...
Американцы столпились молчаливо, но с крайней степенью любопытства и восторга. Лица лезли из-за лиц, всюду масса синих, голубых и черных глаз и разноцветных бород.
Вдруг откуда-то сверху, как с неба, раздался громовой бас кого-то, – может быть, проповедника из святых квакерских потомков, ушедшего в плаванье:
