Александр Майборода - Святополк Окаянный
— Это хорошо, — бесстрастно сказал Владимир. — А теперь пошли посмотрим, что ты привез.
Будый был поражен, с каким равнодушием и спокойствием Владимир воспринял весть об измене Святополка. Тем не менее, зная нрав Великого князя, он был уверен, что тот привезенное известие не оставит без внимания.
Обоз на дворе уместился с трудом. Отдельной толпой, как испуганные утки, жались к забору присланные для продажи в Царьград рабы: светловолосые мужчины и женщины. Их тела и лица были жутко грязны.
Ключница с дюжими дворовыми слугами стояла в стороне и с интересом посматривала на возы, ожидая разрешения приступить к разгрузке обоза.
На высоком крыльце пестрым цветником хихикала стайка девок: княжеские дочери и их служанки. Внизу, около крыльца, толпились свободные от дел княжеские дружинники.
Все жаждали увидеть привезенную дань, однако подходить ближе к возам кто-либо опасался. Всему свое время. У возов стояли дружинники с суровыми неприступными лицами. В их руках были короткие копья. И всех, кто слишком близко приближался к возам, они безжалостно били тупыми концами своих копий. Пока Великий князь не осмотрит привезенную дань, никто не может приближаться к возам.
Владимир неторопливо подошел к ближайшему возу и подал знак.
— Открывайте.
Ключница и двое слуг поторопились подойти к возам. Они быстро развязали веревки, опоясывающие воз, затем сняли полог. На возу обнаружились небольшие берестяные кадки. Ключница лично открыла одну из них. В кадочке янтарно светился мед.
Владимир ковырнул пальцем мед и приподнял его. За пальцем потянулась тонкая, как струна, золотая струйка.
Владимир поднес палец к носу, понюхал, посмотрел на свет, затем лизнул. Пока он оценивал качество меда, во дворе стояла мертвая тишина. От напряжения скулы воеводы Будого побелели.
Владимир подумал немного, и проговорил:
— А мед добрый.
Над двором пронесся вздох облегчения, и все сразу радостно заговорили.
Владимир проверил еще пару возов, — кроме меда на них были обычные припасы, которыми был богат новгородский край: шкуры зверей, лен, воск.
Рабов он не стал осматривать. Молодые женщины могли бы его заинтересовать, но слишком неприглядный был у них вид.
Осмотрев добро в открытых возах, Владимир не стал смотреть остальные, сухо приказав ключнице:
— Прими!
Ключница слегка поклонилась и вернулась к первому возу. К ней подбежал писец с гусиным пером за ухом, свитком пергамента в руке и глиняной чернильницей на тонкой шелковой тесемке на шее. Он ловко развернул пергамент, и они начали переписывать все, что находилось на возах.
Тем временем Будый почтительно попросил Владимира подойти еще к одному возу. Этот воз охраняли особенно тщательно четыре дружинника. По команде воеводы с воза сняли полог, и под ним обнаружился огромный деревянный сундук, обитый коваными железными лентами. На ящике висел крепкий замок.
Будый, порывшись за пазухой, вынул оттуда ключ, висевший на крепком шнурке. Вставил его с силой в замочную скважину, и дужка выскочила из замка.
Сундук оказался хитрым, у него открывалась не верхняя крышка, а боковая. Внутри сундука оказались еще два сундука. Один поменьше, другой побольше.
И для этих сундуков оказались ключи у воеводы. Он снял замки с сундуков и открыл крышки. Владимир увидел в одном сундуке золотые монеты и золотые украшения. В другом — рубленые куски серебра.
Владимир знал, что здесь должно было быть две тысячи гривен. Половину этих денег Владимир должен был отдать своим дружинникам.
По указанию Владимира воевода Добрыня при нем пересчитал золото и серебро. Убедившись, что золота и серебра столько, сколько и должно было быть, Владимир приказал закрыть сундуки.
Добрыня закрыл сундуки на замок и ключи отдал Владимиру, который повесил их на шею.
После этого Добрыня поманил своих дружинников и к нему подошли четверо крепких воинов и начали вытаскивать сундуки. Им предстояло перенести сундуки в княжескую сокровищницу, где князь еще раз лично все пересчитает в присутствии обоих воевод. Золото любит счет.
И так как часть этого богатства принадлежала дружинникам, то они с сундуками обращались особенно аккуратно, и даже сказать, любовно.
К вечеру все добро, привезенное из Новгорода, было пересчитано и сложено по своим местам. Получив доклад об этом, довольный Владимир объявил, что по случаю прибытия обоза с данью устраивает пир.
Глава 31
После разговора с Векшей Микула ехал в раздумье. Когда он уезжал от Асмуса, то ему казалось, что весь мир лежит перед ним, как на ладони. Вернувшись в мир, он тут же увидит смысл жизни, начнет совершать великие дела.
Конечно, он не случайно оказался на поле около деревни. Микула хотел увидеть деревню, знакомых людей, и может даже, остаться тут жить. Но что он увидел? Он увидел других людей. Они по облику были те же, но их души как будто подменили. Их взгляд стал робким. Они о Микуле забыли, как будто он никогда здесь и не жил. Разумеется, Микула догадался, что Векша узнал его. Но его расстроило, что тот не захотел показать этого. Почему? У Микулы на этот вопрос был ответ: потому что ему нечего делать среди этих людей, которые давно стали рабами, и не столько телом, сколько душой. А Микула не раб, и нет ничего общего, что связывало бы его с этими подобиями людей. Даже та, которую он любил, пропала. И что ему делать в этой деревне, вообще в этом мире, спрашивал вновь Микула себя и начинал сомневаться. Не лучше ли ему было остаться в хижине и охранять пещеру с богами? По крайней мере в этом был какой-то смысл. А так...
Его конь медленно брел по дороге. Голова Микулы размеренно покачивалась в такт поступи коня. Время клонилось к вечеру. Где-то в лесу робко начинали свою песню соловьи. В лесу Микула привык к птичьему пению, потому, погруженный в свои думы, на соловьев совсем не обращал внимания. Не обращал внимания и на встречавшихся прохожих и проезжих. Их было немного. Но еще меньше было попутчиков. Впереди только маячил силуэт подводы. Возчик также не торопился и ехал медленно. Микула бы давно его нагнал, но, догнав подводу, он рисковал вступить в разговор со скучающим возчиком, а ему сейчас этого как раз и не хотелось. Поэтому он сдерживал коня, который и так едва не засыпал на ходу.
Также Микула не обратил внимания и на нескольких всадников в доспехах и вооружении, ехавших навстречу. Они ехали по дороге кучкой и весело разговаривали. Над лесом разносились взрывы хохота.
Увидев одинокого всадника, они остановились и о чем-то начали совещаться, кидая в сторону Микулы насмешливые взгляды. Через некоторое время послышался очередной взрыв хохота. Затем всадники выстроились в один ряд, так что перегородили всю дорогу, и медленно поехали по дороге.
Теперь Микуле не заметить их было невозможно. Наконец, они сблизились на расстояние нескольких шагов и остановились напротив.
Микула оценил их. Их было пятеро. Широкие плечи. Сытые лица. Наглые и насмешливые глаза. Черные стальные доспехи. Руки на рукоятках мечей. Судя по знакам на накидках, это были дружинники киевского князя.
Настроение у Микулы было вполне миролюбивое. Но они перегородили дорогу и, чтобы разминуться с ними, надо было ступить в грязь на обочине. Очевидно, они ожидали, что одинокий всадник не отважится связаться с несколькими закаленными в битвах дружинниками, а потому так и сделает. Это был бы благоразумный поступок для любого, даже очень смелого воина. Но продираться через придорожные кусты, а потом слушать насмешки дружинников Микуле показалось занятием унизительным, поэтому он и не подумал уступить дорогу.
Так они смотрели некоторое время друг на друга, затем не выдержал самый толстый из дружинников, с широким, корявым лицом. Он тронул пятками бока своего коня и тот, сделав пару шагов вперед, вплотную уперся головой в морду коня Микулы. Кони недовольно зафырчали.
Толстяк зло крикнул:
— Ну-ка, смерд, убирайся с моей дороги!
Микула усмехнулся:
— Разве я тебе мешаю проехать? Но если мешаю, то в таком случае, посторонись и дай мне проехать, а потом езжай куда хочешь.
Толстяк с покрасневшим лицом схватился за меч и потащил его из ножен.
— Никто не смеет загораживать дорогу боярину Блуду! — задыхаясь от злобы, крикнул он.
— Блуд? Первый раз о таком слышу, — подчеркнуто удивленно воскликнул Микула. Разумеется, на самом деле это имя он мгновенно вспомнил. Именно этот боярин, по словам Векши, насильничал над Яриной. Именно этот боярин поработил деревню. Теперь уже и Микула не хотел разъехаться с ним миром. Но нельзя было ввязываться первым в драку, княжеский суд не справедлив, князь, конечно, будет защищать своего дружинника. Но если дружинник первым полезет в драку, то он сам и будет виноват. Каждый свободный человек имеет право защищаться. А Микула свободный человек!
