Анатолий Лысенко - Хомуня
На только что убранных, но еще не вспаханных полях, на лужайках по правому, примыкающему к городу, берегу Инджик-су, и даже за городскими стенами запестрели шатры, запахло дымом, жареным мясом, пряностями. Все три и без того кривые узкие улицы до непроходимости стеснила разноликая громкоголосая, многоязычная, текущая круговоротом толпа. К каменным заборам жилых кварталов, тесно застроенных одно- и двухэтажными домами, крытыми тонкими плитками песчаника и красно-коричневой черепицей, скученно прижались торговцы с лотками фруктов, пышных лепешек, овечьего сыра, мяса, с большими кувшинами белого и красного вина. В проулках прямо на земле выставили свои товары оружейники, гончары, кузнецы, ткачи, портняжки, чувячники, сапожники. Молодые ремесленники громко зазывали покупателей, расхваливали товар. Те, что постарше, наоборот, презрительно посматривали на приезжих, тихо переговаривались между собой.
Одетые в легкую бронь стражники алдара, князя Кюрджи, жестокого и хитрого властелина, с секирами и длинными кинжалами, медленно прохаживались по улицам, разнимали дерущихся, добивали тяжело раненных, на глазах у всех снимали с них и делили между собой одежду и драгоценности, если таковые находили у пострадавших, и, оставляя кровавые следы, выволакивали голые трупы на окраину кладбища, хоронили в старых, давно заброшенных склепах и пещерах.
У южной стены города, недалеко от Абхазских ворот, между древним языческим капищем и христианской церквушкой, на ровной, будто отшлифованной, базальтовой плите уселся Шила Бадур, обладатель волшебных ивовых прутьев и священного белого петуха, маг и предсказатель, тощий, с редкой, но длинной седой бородой и густыми бровями. Ослепительно белые одежды его широкими волнами рассыпались по камню, почти полностью прикрыли большую плиту — осталось место лишь для священного петуха, привязанного за ногу веревкой, и пучка ивовых прутьев.
Шила Бадур не спеша вытащил из небольшой котомки кусочки пожелтевшего сыра и черствого хлеба, бережно разложил их на камне рядом с волшебными прутьями, достал медный, чуть примятый, кувшин с узким горлышком, заткнутым хорошо подогнанной деревяшкой, открыл его и окропил хлеб водой.
Шумная, разношерстная толпа в ту же минуту плотным кольцом обступила предсказателя, беззастенчиво рассматривая его скудный обед, загадочные ивовые прутья, холеные руки Шила Бадура с тонкими длинными пальцами, равнодушно-спокойное лицо с крепким орлиным носом и черными умными глазами.
Среди людей, окруживших мага и предсказателя, были и молчаливые горские князья, и нетерпеливые ремесленники в коротких, засаленных куртках, и осторожные, не привыкшие к людскому столпотворению пастухи в мохнатых бараньих шапках, и нарядные женщины в пестрых, плотно облегающих платьях, украшенных шитьем, позолоченными разрезными бубенчиками с узорами из красной и синей эмали. У многих на груди и на поясе блестели начищенные застежки, медные бляшки с небольшими овальными вставками из ярко-голубого стекла и ляпис лазури.
Особняком, не смешиваясь с толпой, стояли пятеро доминиканских монахов во главе с худым и высоким, с редкими жирными волосами, торчавшими из-под клобука, его преподобием отцом Юлианом. Монахи выглядели усталыми, изможденными. Их мантии, когда-то строгие и внушительные, шитые из тонкого венецианского сукна, были порваны и теперь, туго подпоясанные серыми пеньковыми веревками, жалкими отрепьями висели на узких костистых бедрах. Все пятеро молча смотрели на Шила Бадура и поминутно сглатывали слюну.
Протиснувшись сквозь толпу, рядом с монахами остановились Вретранг — коренастый, широкий в плечах, с седеющей бородой, и младший его сын, Николай, — долговязый юнец с большими, распахнутыми глазами и темным пушком на верхней губе. Оба одеты в светлые короткополые легкие кафтаны с ромбовидными костяными застежками, в темно-серые салбары и легкие чувяки из сыромятной кожи.
Шила Бадур, не обращая внимания на любопытных, взял ивовый прут, наколол им кусочек сыра и отправил в рот. Жевал он не спеша, сосредоточенно, изредка запивая водой.
Толпа постепенно умолкла, будто не хотела мешать трапезе мага и прорицателя.
Но вот Иелие, богатый, известный во всех городах и селениях купец из страны Лазов, растолкав локтями людей, рассмеялся и громко воскликнул:
— Приветствую тебя, Шила Вадур!
Предсказатель лишь на секунду поднял глаза на купца, раскрасневшегося от обилия выпитого вина, и, не удостоив его ответом, продолжал есть.
Купец сделал вид, что не заметил равнодушия предсказателя.
— Пойдем ко мне в шатер, Шила Бадур, я накормлю тебя молодой бараниной.
Шила Бадур обеими руками взял кувшин, досыта попил воды, сложил в котомку остатки своего обеда, подобрал крошки, высыпал их петуху и негромко произнес:
— Несчастен человек, который поедает животных. Рано или поздно боги перестанут защищать его от злых демонов.
Купец усмехнулся, нарочито закатил вверх глаза, перекрестился.
— Я признаю только одного бога — Иисуса Христа. И приехал в этот святой город для встречи с посланником всевышнего, его преосвященством епископом Феодором.
— Посланник твоего бога — есть ничто. И едет на пустое место, ибо все, что должен был совершить он, то сделал ты, Иелие. Ты, торговец, имеющий много золота, скота, тканей, разъезжая по всей стране, своею волею назначил священнослужителей там, где опустели церкви, — Шила Бадур насмешливо взглянул на купца. — Что же остается епископу, посланнику твоего бога? И что это за бог, если его покидают люди, а новых пастырей назначает не слуга, облеченный доверием и властью, а торговец, имеющий деньги?
Купец слушал Шила Бадура, удивленно раскрыв рот: все, о чем говорил прорицатель, было правдой. Иелие и в самом деле сам назначал пресвитеров, платил им деньги. Оттого не только святые отцы, но прихожане каждый раз встречали его как своего благодетеля. Под защитой церкви, в закоморах, хранились его товары, и сам он без охраны переезжал из села в село, из города в город.
Иелие почувствовал, что люди, которых он только что усиленно расталкивал локтями, сами отстранились от него, один на один оставили с прорицателем.
— Все, что священно, — то неподкупно и неподвластно торговцу. Если есть у тебя, Иелие, золотой динар, то брось его моему петуху — и ты убедишься в истине.
Иелие вытащил из кармана кошель, достал золотой динар и кинул его под ноги священной птице, настороженно взирающей на могучего телом купца. Монета, звякнув о камень, откатилась к одеждам прорицателя. Петух нехотя подошел к блестевшему на солнце кружочку, наклонился, повернул набок голову, чтобы рассмотреть лучше, и равнодушно отошел в сторону.
Толпа затаила дыхание. У доминиканских монахов жадно загорелись глаза. Шила Бадур щелкнул тонкими пальцами — петух встрепенулся, прыгнул на плечо прорицателя, потянулся головой к его уху, будто прошептал что-то, и слетел обратно.
— Вот видишь, Иелие, священный петух не принял твоего золота. Подойди ближе и забери динар обратно, — сказал прорицатель. Собрав в левую руку ивовые прутья, он молча начал по одному раскладывать их перед собой.
Купец, опасаясь насмешек, не стал забирать золотую монету. Подумав, спросил:
— Что же, по-твоему, есть бог?
— Посмотри вверх, а потом опусти голову — и узнаешь.
Купец рассмеялся.
— Там пустое небо. А под ногами у меня только пыль и камни.
Прорицатель нахмурился и воздел вверх руки с зажатыми в них ивовыми прутьями.
— Смотрите, люди! — воскликнул он. — Этот человек имеет глаза — и не видит солнца. У него есть ноги — и он не чувствует земли!
Толпа возбужденно загудела.
— Ты, слепец, Иелие. Так знай и расскажи всем: на свете только три великих божества — солнце, земля и вода. Человек не может изобразить богов ни в камне, ни на бумаге, ни на ткани. Боги равнодушны к идолам, засоряющим землю, — Шила Бадур опустил руки, снова начал раскладывать перед собой ивовые прутья. Потом посмотрел на купца. — Бог, Иелие, — ни женщина, ни мужчина. Он бог. Потому и неподкупен. Сними с себя, Иелие, золотые кольца и браслеты, не носи больше украшений, тем более, что ты — не женщина, не блудница, ищущая похоти. Пусть постелью тебе служит земля, пищей — фрукты, овощи, сыр и грубый хлеб. И тогда боги явятся тебе воочию. И ты поймешь, что бог — это не идол, а живое существо. Бессмертное, как и человек. Разумное, совершенное, не приемлющее ничего дурного — какие и есть солнце, земля и вода. Пока земля, которую ты безжалостно топчешь, обогретая солнцем и напоенная влагой, будет рожать травы и злаки, человек будет жить. Кроме богов, Иелие, существуют священные деревья и рощи, камни и горы, птицы и животные. Есть и демоны, Иелие. Они живут рядом с людьми, едят и спят вместе с ними, посылают им сны и знамения, надзирают за их делами. Если ты, Иелие, остаток жизни проведешь рядом со мной, то многое узнаешь о божествах и полюбишь их.
