Александр Чаковский - Победа. Книга 2
– Наверное, слишком много хлебнул, – сухо произнес я, не желая его ни о чем расспрашивать, хотя мне и хотелось узнать, каким образом он, иностранный корреспондент, оказался здесь, так сказать, в самом центре советского военного командования.
Я сделал шаг по направлению к своей «эмке», но Брайт схватил меня за рукав пиджака:
– Стой, Майкл, я ничего не пил. У меня серьезное дело. Я как раз собирался тебя разыскать.
Видно было, что Брайт не просто хочет восстановить наши прежние дружеские отношения, но чем-то всерьез озабочен.
– Говори, я слушаю.
– Здесь?! На ходу? Но у меня серьезный разговор. Мы поедем ко мне. О’кэй?
– Я еду к себе.
– Отлично. Поедем к тебе. Шопингоор, восемь?
– Шопенгауэр, Брайт, Шо-пен-гауэр, – уже не в силах сдержать улыбку, поправил я его.
– Отлично! Поехали. Я – за тобой.
Старшина Гвоздков, увидев, что я вышел, уже подруливал ко мне машину. А Брайт? Он исчез. Наверное, побежал к своему «джипу». Где он только приткнул его без специального пропуска?
– В Потсдам, Алексей Петрович, – сказал я. Звать водителя по имени-отчеству вошло у меня в привычку после того, как мы поговорили с ним, когда я, как ошпаренный, выскочил из пресс-клуба.
– К фрицам на квартиру, товарищ майор? – переспросил Гвоздков. Хотя я и был в штатском, он продолжал обращаться ко мне по званию.
– Туда, – подтвердил я. – Только у моих хозяев есть имена. Хватит всех немцев фрицами называть.
– Так это слово, как бы сказать, общее, что ли. Нацию определяет, – попробовал оправдаться Гвоздков.
– Не нацию, а фашистов, которые на нас напали. Раньше нам было все едино: оккупант-фашист, словом, фриц. А теперь различать надо. Кто фашист, а кто антифашист. Есть разные немцы. Имена у них тоже разные, как у всех людей.
– Это нам и комиссар разъяснял.
Трудно было понять, подтверждает Гвоздков правоту моих слов или упрекает в повторении того, что ему и так хорошо известно.
– Малость поднажмем, Алексей Петрович, – считая разговор о немцах оконченным, сказал я. – Ко мне тут американец один должен приехать.
– Это у которого ртуть в заднице? – с усмешкой спросил старшина. – Видел, как он к вам подходил. Тот?
– Тот самый.
Я хотел приехать раньше Брайта. Противно было думать, что, застав Грету одну, он опять начнет подбивать ее на какой-нибудь бизнес…
Но чтобы обогнать Брайта, нужно было свернуть себе шею. Когда мы подъезжали к дому на Шопенгауэр-штрассе, его «джип» уже стоял у подъезда. Однако Брайт сидел в машине и проникнуть без меня в дом, видимо, не собирался.
Увидев мою «эмку», он выпрыгнул из машины и приветливо помахал.
Я все еще чувствовал к нему неприязнь. Проклятое фото стояло перед моими глазами. Но делать было нечего: в конце концов, я ведь не пытался возражать, когда Брайт заявил, что едет ко мне…
– Пошли? – сказал Брайт не то утвердительно, не то спрашивая моего согласия.
– Ты, кажется, для этого и приехал? – пробурчал я сквозь зубы.
Брайт молча склонился над сиденьем своей машины, на секунду показал зад, туго обтянутый когда-то светло-кремовыми, а теперь грязными брюками, потом выпрямился. В руках он держал тонкий портфель или похожую на большой конверт кожаную папку.
Хотя я виделся с Гретой только вчера, она встретила меня потоком обычных любезностей, через каждые два-три слова вставляя неизбежное «хэрр майор».
– Хэлло, персик! – обратился к ней Брайт. Трудно было придумать слово, которое меньше подходило бы к Грете с ее костлявой фигурой и непропорционально большой грудью.
– О-о, мистер… – польщенно пробормотала Грета и умолкла, видимо не поняв, как назвал ее Брайт. – Кофе? – услужливо спросила она.
– Скажи ей, пусть зальется своей бурдой, – резко сказал Брайт. – Нам некогда.
– Мистер Брайт благодарит вас, фрау Вольф, но он только что пил кофе. – Так я перевел его слова на немецкий. Потом решительно сказал Брайту: – Пойдем!
С обычной своей бесцеремонностью он стал первым подниматься по лестнице в мою комнату.
Когда я вошел, Чарли уже сидел на стуле, вытянув длинные ноги и обеими руками придерживая на коленях свой кожаный конверт.
Я молча сел на кровать и вопросительно посмотрел на американца. Мне снова бросилось в глаза, как устало и неопрятно он выглядел.
– Когда я выезжал из Берлина неполных четыре дня назад, – как бы прочитав мои мысли, сказал Брайт, – на спидометре было семь тысяч четыреста сорок три мили. Сейчас на нем около девяти. Не веришь? Подойди и посмотри.
Очевидно, Брайт ждал, что я начну расспрашивать его, куда он так далеко ездил и каким образом оказался в Карлсхорсте. Видимо, он надеялся, что я забыл его подлый поступок и готов восстановить с ним прежние отношения. Но я решил держать Брайта на расстоянии.
– Зачем я тебе понадобился? Какое у тебя ко мне дело? – сухо спросил я. Всем своим видом я как бы говорил Брайту: если после всего случившегося наша встреча стала возможной, то только потому, что ты упомянул о некоем деле…
Я ожидал, что Брайт сейчас затараторит что-нибудь насчет нашей дружбы, предложит плюнуть на историю с фотографией, напомнит, что мы союзники, и прочее и прочее.
Но вместо этого Брайт очень серьезно спросил:
– Ты помнишь, что я тебе тогда сказал насчет Стюарта?
Да, во время нашей последней встречи Чарли действительно говорил об этом английском журналисте. Кажется, он сказал, будто Стюарт что-то затевает. Тогда я не придал словам Брайта особого значения. Да и что он мог затеять, этот неприятный тип, с которым я повздорил в «Андерграунде»? Напечатать еще одну антисоветскую статейку?
– Ты забыл? – снова спросил Брайт. – Тогда я обещал тебе сообщить, если что-нибудь узнаю. Так вот, сегодня в восемь часов Стюарт устраивает «коктейль-парти». Сегодня!
– Какое мне до этого дело?
– Советую пойти.
– К Стюарту?
– Именно. Он что-то задумал.
– Что именно?
– Не знаю. Что-то против вас. У него есть какие-то сведения. Материалы, что ли. Короче говоря, тебе надо там быть.
– Но меня никто не приглашал!
Чарли достал из кармана рубашки какую-то бумагу и молча протянул ее мне.
Я развернул вчетверо сложенный листок и прочел строки, отпечатанные то ли на машинке, то ли на ротаторе:
ДОРОГОЙ КОЛЛЕГА!
КОРРЕСПОНДЕНТ ГАЗЕТЫ «ДЕЙЛИ РЕКОРДЕР» (ЛОНДОН, ВЕЛИКОБРИТАНИЯ) ВИЛЬЯМ СТЮАРТ БУДЕТ РАД ВАШЕМУ ПРИСУТСТВИЮ НА КОКТЕЙЛЬ-ПАРТИ 22 ИЮЛЯ 1945 ГОДА В 8 ЧАСОВ ВЕЧЕРА, ВО ВРЕМЯ КОТОРОЙ ОН ПРЕДПОЛАГАЕТ ПОДЕЛИТЬСЯ С КОЛЛЕГАМИ ПОЛЕЗНОЙ ДЛЯ НИХ ИНФОРМАЦИЕЙ.
Далее следовал адрес.
– Как видишь, приглашение безымянное, – сказал Брайт. – У меня есть еще одно. Взял в пресс-клубе по дороге в Карлсхорст.
Упоминание о Карлсхорсте снова возбудило мое любопытство.
– Как ты там оказался? – спросил я. – Глядя на тебя, можно подумать, что ты вообще изъездил всю Германию.
– Я был в северо-западной части Германии. Брайт произнес эти слова очень весомо, вкладывая в них некий неизвестный мне смысл.
– Ну и что?
– Тебе известно, что это британская зона оккупации?
– Допустим.
– Ты не спрашиваешь, зачем меня туда понесло?
– Если сочтешь нужным, скажешь сам.
– Сочту.
Брайт покопался в своей папке и достал оттуда листок бумаги. Это была газетная вырезка.
– Тебе приходилось читать такое? Нет? Тогда читай.
Я прочел. В газетной заметке говорилось, что, по слухам, которые можно считать вполне достоверными, в английской зоне оккупации находятся нераспущенные чисти и соединения войск бывшего немецкого вермахта. При этом высказывалась догадка, что английское командование намеревается вооружить эти войска и бросить против «красных», если не удастся другими способами заставить тех уйти из Европы.
Заметка была помечена маем 1945 года. Напечатанная, судя по чернильной пометке, в американской газете, она никогда не попадалась мне на глаза. Но я тут же вспомнил: в одном из международных обозрений, читанных мною то ли в «Правде», то ли в «Известиях», сообщалось, что в английской зоне существуют какие-то нераспущенные германские соединения. Однако мне и в голову не приходило, что англичане собираются обратить их против нас.
Я и сейчас не мог в это поверить. Это было бы просто чудовищно!
– Что скажешь? – спросил Брайт.
– Провокация! – коротко ответил я, возвращая ему вырезку.
– Чья?
– Не знаю. Но смысл ее ясен даже ребенку. Кому-то очень хочется вбить клин между союзниками. Посеять недоверие между нами и в данном случае англичанами.
– Отлично, – с недоброй иронией сказал Брайт. – Но я получил эту вырезку по бильду. Одновременно с редакционным заданием поехать в британскую зону а выяснить, существуют ли там такие немецкие части до сих пор. Если существуют, то представить доказательства в виде фотоснимков.
Слушая Брайта, я спрашивал себя: зачем он все это мне говорит? Какой ему смысл бросать тень на своего английского союзника? Почему он явился с этим делом именно ко мне? Уж не получил ли Брайт задание посвятить в историю с англичанами кого-нибудь из советских журналистов, чтобы раздуть скандал? Опять-таки с какой целью? Во имя торжества правды? Но наивно было бы полагать, что Соединенные Штаты пойдут на открытое разоблачение тайного замысла Англии только истины ради, не преследуя никакой другой цели.
